Император и молот - Страница 10

Проблему создавал лазарет. Исполненный заботы о благополучии тех, кто служил ему преданно, Бруно распорядился отвести на центральном дворе место для коек полевого лазарета, в который непрерывно поступал тоненький поток раненных в стычках с местными жителями и более интенсивный поток тех, у кого нога попала под камень или рука запуталась в переплетении канатов. Только в самой крепости в изобилии имелась чистая вода – в колодце, уходящем глубоко в скалу. Именно в питьевой воде пострадавшие нуждались больше всего. Теперь, однако, из-за пожара и паники ручеек раненых превратился в целый водопад. Люди, обгоревшие в пожаре, с переломами из-за падений, идиоты, которые поранились собственным оружием. Надо отменить приказ, по которому всех пострадавших отправляют в крепость, решил Бруно. Пусть подождут на прилегающей равнине до утра. Они уже начали мешать рабочим. Вон в том углу группа людей с носилками идет совершенно не в ту сторону. Бруно открыл было рот, чтобы окликнуть их, потом передумал, угрюмо велел Тассо заняться этими придурками, а сам повернулся к подоспевшему Агилульфу и прорычал ему распоряжение – всех пострадавших, кто еще не нашел себе койку, убрать и больше никого не пускать.

Вернувшись к наблюдению за двором, Бруно увидел группу людей, проталкивающихся через ворота. Люди в ней отличались выражением, написанным на их лицах. Это был не страх, а ликование и торжество. Едва они вошли, как в воротах показался верный Эркенберт, он шел пешком, оставив мула у подошвы горы.

– Что вы там нашли? – спросил Бруно.

– Крысу, – ответил их вожак, один из братьев Ордена. Глаза его поблескивали в красном зареве. Вольфрам, узнал Бруно, добрый воин из святого Эхтернаха. – Она выбежала из крепости и попала прямо в руки Дитриху.

– Из крепости? Но ваш пост с западной стороны, там нет ворот.

– Нет ворот, о которых мы знаем, herra. Но этот мальчишка как мышонок выбежал к западному ущелью. Он не спускался по стене, мы бы его заметили. Он мчался сломя голову, только пятки сверкали.

– Я подцепил его древком копья, – добавил грузный Дитрих. – Он сломал ногу и пытался завизжать, но я зажал ему рот. Он не смог предупредить тех, кто все еще внутри.

– И взгляни-ка сюда, herra, – продолжал сержант Вольфрам с сияющим от удовольствия и предвкушения лицом. – Взгляни, что крысеныш нес в свою норку.

Он развернул узелок у ног императора. Из него высыпались кубки, тарелки и массивный подсвечник. Золото заблестело в свете догорающего на равнине пожара.

Бруно нагнулся, поднял одно из блюд, ощутил его несомненную тяжесть. На нем что-то выгравировано. Трудно прочитать. Не буква ли «N», написанная плохим почерком?

– Что ты можешь из этого заключить? – спросил Бруно, передавая блюдо Эркенберту.

– Немногое, – ответил дьякон. – Но это не из имущества какого-нибудь сельского барона. Больше похоже на блюдо для облаток в соборе у Римского папы. Боюсь, нам придется спросить у мальчика.

Взгляды обратились на пленника. Совсем юный, с искаженным от боли лицом, одна нога поджата, чтобы не касаться ею земли. Смуглый, в плохой одежде. Из местных. После зрелища разбитого змея и его мертвого летуна Бруно наполовину ожидал увидеть еще одного проклятого англичанина.

– Пытались допросить его?

Вольфрам кивнул:

– Мы его не понимаем. Он нас тоже.

– Я найду переводчика, – сказал Эркенберт. – А потом мы сделаем то, что необходимо. Уведите его за ворота.

– Еще одно, – сказал Бруно. – Я знаю, что ты не будешь слишком добрым. И ни перед чем не остановишься ради того, что я должен от него узнать. Но вот мой совет. Никогда не начинай с легкой пытки, которую потом будешь усиливать. Мужество приходит во время сопротивления. С самого начала сделай ему очень больно, больнее, чем он сможет выдержать. Потом предложи ему, как от этого избавиться.

– Как только я найду местного священника для перевода, – обещал Эркенберт.

Пойманный мальчишка вертел головой из стороны в сторону. Он уже увидел то, что ему было нужно. А что же ему делать теперь? Должен ли он умереть как Маркабру и его воины? Он не знал.

На сотню ярдов ниже, в толпе изгнанных инвалидов и санитаров, Свирелька и его помощники боролись со своей нелегкой ношей – с Граалем, к срединному шесту которого был крепко привязан Шеф; он раскинулся на выступающих в стороны ступеньках, за которые держались носильщики, а его легко опознаваемое лицо с одним глазом было прикрыто тряпкой, словно у обгоревшего или умершего человека. Ришье семенил позади них, посерев от страха, но крепко сжимая в руках сверток со своими драгоценными книгами. Ему довелось пройти в двадцати футах от земного воплощения дьявола, от самого императора. Слава Богу, истинному Богу, чья власть над Землей была узурпирована лживым дьяволом христиан, что все внимание Бруно отвлек несчастный Маури. Что теперь будет с Маури… увы, это еще раз продемонстрирует силу Князя мира сего, которому даже истинный Бог не всегда может противостоять в своем незаконно отнятом царстве.

Когда они устремились вниз по склону горы, их подстегнул раздавшийся сзади отчаянный крик. Пастушки смогли узнать этот голос, даже искаженный болью.

– Так мы потеряли Маури, – закончил Ришье. Горестный крик вырвался у одной из женщин в собравшейся толпе поселян – должно быть, у матери мальчика. Ансельм не произнес ни слова, по-прежнему неуверенно посматривал на самую драгоценную реликвию их секты, стоявшую открытой для взглядов непосвященных и язычников. «По-видимому, он наконец-то стал осознавать, что после выноса Грааля из крепости его проблемы только начинаются», – мрачно подумал Шеф. Он потихоньку отошел в сторону, испытывая знакомую боль в мускулах ног после езды на лошади, которую ему удалось украсть.

– Кого вы потеряли? – спросил Шеф, глядя на Квикку, стоявшего во главе отряда людей Пути. – Мы видели, как кто-то упал.

– Мы потеряли двоих. Толман жив, но расшибся.

– Двоих? Мы видели только одного падающего.

– Это был Убба, – вмешался Стеффи. – Мы не знаем, что с ним произошло, но, прежде чем Толман выпил отвар мака, чтобы уснуть, он успел рассказать, что было очень трудно поджигать и кидать факелы, ничего не задев, ведь змей все время раскачивался и все такое. Видно, Убба поджег сам себя. После этого у него не было шансов.

– А тот, другой, как его звали? Хелми? Сирота Хелми, невысокий бледный мальчик.

– Он возвращался вполне благополучно, но летел слишком быстро. Он врезался в скалы ниже нашей площадки. Змей рассыпался, и Хелми упал с высоты футов двести. Мы не смогли найти тело.

На Шефа начала наваливаться депрессия вместе с усталостью и запоздалым потрясением от всех страхов, которые он слишком долго подавлял в себе. Он пришел, чтобы спасти Свандис, и он ее спас – но от чего? Эти люди и не собирались ее убивать. Если бы он не пришел за ней, они бы ее просто отпустили. Спасая одну, он убил двоих. Это только из своих людей. Что же до градуаля, или Грааля, или как там его величают, может быть, Маури и умер за него с радостью, но вряд ли эту жертву оправдывала старая деревянная лесенка, которую он все еще держал в руках. Шеф равнодушно перебросил ее Ансельму, тот машинально поймал ее, а потом выпятился, словно держал в руках гадюку. Его пытались также подкупить с помощью секрета греческого огня, но что он в конце концов узнал? Что от селитры огонь горит ярче и что пламя можно окрашивать в разные цвета. Это не имеет с греческим огнем ничего общего.

– Толман не так уж плох, – начал Квикка, увидев выражение его лица. – Просто он приземлился немножечко слишком жестко, закувыркался по камням. Мы его усыпили маком, пусть выздоравливает. – Квикка помялся. – Но все-таки он летал, государь. Даже над сушей и вдобавок ночью. Без всяких дурацких перьев и прочего.

Шеф кивнул. Это было как-никак достижение.

– Что мы теперь будем делать? – продолжал Квикка.

– Сейчас скажу. – Шеф оглядел кольцо слушателей, людей Пути и еретиков, смешавшихся на крошечной главной площади горного селения.