ИМАГО (Phasis imago) - Страница 6

Мечты обычно плохо согласуются с реальностью. И чем неприятнее реальность и слаще мечты, тем хуже согласуются.

Артему остро захотелось как-нибудь покончить со всем этим – сигануть в треугольную прореху между бортами слипшихся Листов, наговорить дерзостей незнакомцам… Наесться веселящих ягод, наконец – они только по ягодке веселят, а слопай горсть – просто не проснешься.

Однако он точно знал, что ничего подобного делать не будет. Он будет искать. Пусть это бессмысленно и бесперспективно, но это единственное, что позволит ему не сойти с ума в ближайшие годы.

– Хорошо, – учитель ва Хисгин поднялся на ноги; вынужден был встать и Артем.

– Я услышал тебя, а Тиом. Теперь ступай, а мне нужно подумать.

Артем растерялся; в душе он лелеял надежду, что ва Хисгин хлопнет себя по лбу и звучным своим баритоном воскликнет: "Ну, конечно, история о…" и назовет то, о чем история. О железной птице, затерянной на старом Листе, например. Шансов на это было немного, это Артем тоже сознавал. Но чтобы вот так, коротко перемолвиться – и до свиданья? Спасибо, хоть обещал подумать…

Тем не менее Артем как мог сердечно поблагодарил учителя своего друга Дасти, отвесил поклон и покинул полость.

Снаружи было ярко и весело – на соседней поляне что-то происходило, оттуда доносились смех и пение и чьи-то азартные выкрики. Туда Артем и направился – вероятнее всего, Дасти имено там, и именно его присутствием объясняется веселье.

Артем угадал: Дасти при посильной помощи слушателей распевал скабрезные частушки, подыгрывая себе на гитаре. Закончив очередную и переждав взрыв хохота он делал паузу, не прекращая играть и позволяя спеть куплетец кому-либо из присутствующих. Тан тоже был здесь; подпевать он не порывался, но охотно смеялся вместе со всеми. Артем присел на край колодины рядом с Таном; тот покосился на приятеля и снова переключился на частушки.

Веселился народ минут двадцать. Артем тоже иногда улыбался очередному загибу народного творчества, но целиком сосредоточиться на веселье не получалось, мысли поневоле возвращались к разговору с учителем Хисгиным – такому долгожданному и такому в итоге короткому и скомканному. Умом Артем понимал, что никакой разговор ни с кем в Поднебесье не способен кардинально изменить его положение. Счастье, что его вообще выслушали и поняли. Однако иррациональное свойство людской психики надеяться на лучшее, пусть оно и несбыточно, успело дать плоды: Артем разочаровался и был на грани того, чтобы опустить руки. Не навсегда – всего лишь на какое-то время. Уж свою-то натуру Артем успел изучить, а врать самому себе – занятие бессмысленное.

Он может на какое-то время впасть в депрессию. Но пребывать в депрессии бесконечно – не вариант.

Тан рядом устал смеяться. Последние несколько куплетов, когда певцы и слушатели совсем уж раздухарились и окончательно позабыли о приличиях, Тан утыкался лицом в плечо Артему и оттуда глухо всхлипывал, потому что просто хохотать в голос больше уже не мог.

Спасли его четверо дюжих парней, как раз вышедших к поляне. Каждый тащил по нескольку бурдюков – понятно с чем. Увидев эту четверку, Дасти завершил очередной куплет замысловатой каденцией, положил гитару на траву рядом с собой и весело заорал:

– Пощады! Влаги!

– Влаги сказочнику! – с готовностью подхватили окружающие и один из подошедших парней ловко перебросил соседу Дасти булькающий бурдюк с веселящим. Тан отлип от Артема, вытер слезы и с интересом воззрился на процесс вскрытия бурдюка – сосед Дасти не спеша распускал узелки на горловине.

– Ой, не могу, – простонал Тан, промакивая слезы рукавом. – Сто раз же слышал эти частушки, а все равно чуть не помер от смеха.

Он взглянул на Артема внимательнее.

– А ты чего такой кислый? С учителем поговорил?

– Поговорил.

– И..?

– Он меня выслушал и обещал подумать.

– Ну, так Дасти тебе это сразу предрек! – пожал плечами Тан. – ва Хисгин знаешь сколько песен и историй помнит – у-у-у!!! Попробуй вот так, с ходу, сообрази – в какой может идти речь о вещах древних?

Тут Тан опомнился и осекся, но окружающие, к счастью, к их разговору не прислушивались – веселящее интересовало их не в пример сильнее, а тем, кто пел и смеялся, еще и отдышаться требовалось. Да и сидел Артем с самого краю, далеко от эпицентра, которым, разумеется, являлся сказочник с гитарой.

Еще минут десять-пятнадцать компания переводила дух, утирала пот, прикладывалась к веселящему, смеялась и зубоскалила. Когда один из бурдюков дошел до Тана с Артемом, приложились и они.

А потом на поляне вдруг стало тихо. Сразу и надолго. Артем сначала не мог сообразить – почему? Большинство присутствующих смотрели куда-то ему за спину.

Тан, сидящий рядом, тоже обернулся. Только после этого догадался обернуться и Артем.

Метрах в пятнадцати, под крайними деревьями стояли двое – оба приземистые, коренастые; сначала показалось, что они невысокого роста, но нет, вряд ли они были сильно ниже самого Артема. Зато шире чуть ли не в полтора раза. Из-за этой диспропорции, наверное, они и показались невысокими.

Оба кутались в глухие черные плащи почти что до самых ступней. Плащи одинаково оттопыривались слева – похоже, под ними крепыши носили мечи.

И, машинально отметил Артем, оба глядели прямо на него. Сейчас – в глаза, а несколькими секундами ранее, вероятно в спину или затылок.

У Артема непроизвольно взмокли ладони.

Молчание висело над поляной, только откуда-то издалека доносились мерные удары камня о камень, да тоненько зудела какая-то мелкая комариная сволочь.

Испугаться Артем успел, а вот осмыслить свой испуг – нет. Оба незнакомца вдруг синхронно развернулись и исчезли за пеленой листвы.

По поляне практически сразу прокатилась волна облегченных вздохов.

Артема отпустило: он нервно потер потные ладони друг о друга и поежился – длинно, с дрожью. Тан, переглянувшись с Дасти, внезапно вскочил, схватил Артема за что попало (попало за шиворот и верх правого рукава) и резво увлек в сторону, противоположную той, где только что стояли незнакомцы в плащах.

– Тихо-тихо, – сквозь зубы успокаивал Тан, хотя Артем и не думал упираться. – Пойдем…

С поляны они убрались в несколько секунд; ветки и листва принялись несильно хлестать Артема по лицу и он невольно зажмурился. За спиной еле слышно шелестело – кто-то спешил за ними следом.

Потом под ногами возникла пустота и Артем, вытаращив глаза и едва не откусив себе язык, ухнул в полуметровую яму.

– Вашу ж мать… – прохрипел он по-русски, лежа на боку.

Когда зрение подстроилось под полутьму, Артем понял, что лежит в недавно обжитой полости, рядом с выходом, а над ним стоят Тан и Дасти. Причем, сказочник – без гитары.

Едва Артем осознал это, Тан сунулся к выходу и выглянул из-под шкуры наружу.

– Что там? – сварливо поинтересовался Дасти.

– Да никого, – отозвался Тан почти спокойно. – Зря ты всполошился, по-моему.

– Лучше всполошиться зря… – буркнул Дасти и прошел вглубь полости.

– а Тиом, ты намерен и дальше валяться в прихожей? Заходи давай!

Артем встал на четвереньки, потом на ноги. Поворочал во рту прикушенным языком и потер ушибленный бок. И только после этого вошел собственно в полость.

Она была низковата, приходилось пригибать голову, но людям Поднебесья не нужны высокие помещения: в полостях обычно или сидят, или лежат, спят. В баскетбол тут никто не играет.

Присев к еще светлому, не потемневшему от времени сосновому столу, Артем справился:

– Может быть, кто-нибудь объяснит мне – что произошло? Что за бега с препятствиями и последующими прятками?

Дасти уселся рядом на такой же светлый и пока не скрипучий табурет.

– Видел двоих в черном?

– Ну, видел, – ответил Артем, подавляя желание передернуть плечами.

– Знаешь кто это был?

– Кто?

– Хранители.

Дасти поморщился (Артем это скорее угадал, чем рассмотрел, глаза еще не вполне подстроились под полумрак):