Иллюзион - Страница 2
— Искусство! — восклицал Роланд.
Это было понятно: телевизор тоже искусство, и те бестселлеры, которые Мортону приходилось читать на дежурствах, и головокружительные сальто-мортале автомобильных гонок, и мало ли еще всякого будоражащего. Но все стоило денег, все делало деньги, и ясно было, что чем больше денег, тем выше искусство. И за скульптурами он признавал немало достоинств, если уж дохленькая богиня оценивалась в два миллиона. Не понимал только, чего на нее смотреть часами, когда точно известна стоимость? Но ведь смотрят. Теряют время и деньги. Сам видел очереди возле музея. Не может же быть, чтобы так много было сумасшедших в одном городе.
— А та богиня что, как настоящая? — допытывался Мортон, и сам морщился от такого сравнения: за два миллиона он мог бы купить целый батальон живых богинь.
— Она сама красота! — вдохновенно говорил Роланд.
— Лучше манекенщицы Бетти?
— Это же искусство! — снова как заклинание повторял Роланд. И Мортону начинало казаться, что все так называемые "любители искусства" похожи на говорящих попугаев: только повторяют слова, считая их высшей мудростью, и не понимают смысла.
— Ладно, сам увижу, — сказал Мортон.
Улица перед музеем искусств была полна народа. Огромные рекламные щиты, вывешенные на фасаде серого здания, с нагловатостью опытных зазывал расхваливали достоинства экспонатов, собранных, как сообщалось, со всего света. Были тут драгоценности фараонов, короны самых расточительных монархов, редчайшие скульптуры не отличающихся целомудрием храмов Востока и отличающихся бесцеремонностью храмов Запада. А главный экспонат мраморное изваяние голой богини, стоившее два миллиона, — был изображен на таком большом щите, что становилось не по себе: ну как упадет!..
Управляющий музеем, невысокий лысеющий господин с холодными глазами и тренированно-гостеприимными жестами, не понравился Мортону. Про таких он говорил, что они брали уроки у сатаны, встречающего грешников в аду. Но полицейскому не приходится выбирать клиентов. Мортон постарался изобразить на лице такую же приветливо-гадливую улыбку и сразу попытался "взять быка за рога", потребовав объяснений. Но управляющий объяснять ничего не стал, сказал только, что эту ночь им всем придется провести в музее: им в засаде, ему в своем кабинете, — и предложил пока пройтись по залу, посмотреть экспозицию.
— Сберечь ценнейшие экспонаты — дело нашей чести, — высокопарно сказал он. — Ваши старания не останутся незамеченными.
— И неоплаченными, — подсказал Мортон, любивший ясность в таких делах.
— Разумеется.
— Тогда о'кэй! Пошли, Роланд.
В зале было не протолкнуться. Скульптуры находились в глубоких нишах и очень эффектно вырисовывались на фоне черного бархата. Свет на них падал из каких-то незаметных щелей, но света совсем не было видно, и казалось, что скульптуры светятся сами по себе. Но что больше всего поразило Мортона, так это отсутствие охраны. Даже возле зваменитой богини не стояли полицейские. Мортон долго смотрел на богиню, заходя с той и с другой стороны, и никак не мог понять, что в ней такого драгоценного? Вся в пятнах от старости и небольшая — по колено нормальному полицейскому, — она не производила на Мортона никакого впечатления. Попадись такая игрушка где-нибудь при обыске, отбросил бы, даже не поинтересовавшись. Давно замечал Мортон, что люди, которые с жиру бесятся, нарочно выдумывают ценности и, может, оттого не беднеют. И теперь, снова удостоверившись в этой истине, он подумал, что не так живет. Вот бы разрекламировать какие-нибудь старые ботинки, заявить, будто в них первый гангстер Боб Дай совершил свое последнее преступление. Главное, погромче кричать, убедить, и тогда ботинкам цены не будет. Только какие же нужны деньги, чтобы переорать всех лжецов, желающих разбогатеть?
— Ты чего?
— Чего?
— Чего, говорю, рот разинул? Не заглядывайся, тут у них особая система охраны. Сунешься, а тебя лучом лазерным по башке…
Длинный Роланд стоял перед Мортоном, на голову возвышаясь над ним, и говорил громко, чтобы, все вокруг слышали, чтобы не мечтали зазря. И все стоявшие рядом заинтересованно повернулись к нему.
— Вот если выключить лазер, тогда другое дело. Но где выключатель? Это самая главная их тайна…
— Нету его, — сказал стоявший рядом сухощавый человек с быстро бегающими глазками.
— Чего нету?
— Выключателя. И лазера тоже. Ничего нету.
— Может, и скульптур нету? — сыронизировал Роланд.
Говоривший посмотрел на скульптуру в нише, подумал, пожевав губами.
— Я знаю только, что тут нечисто.
— А кто ты такой?
— Никто. Чую просто. Я всегда чую.
— Ну и что же ты чуешь? — заинтересованно спросил Роланд.
Человек осмотрел его с ног до головы.
— Чую, что не зря вы тут слоняетесь.
— Тебе бы репортером работать.
— А я и есть репортер.
Роланд захохотал, подергал носом.
— Раз газета заинтересовалась искусством, значит, и верно, чем-то пахнет.
— Точно, — сразу ответил репортер. — Раз полиция заинтересовалась искусством, значит, чем-то пахнет.
Толпа все прибывала, возбужденно гудела. Слышались голоса: «газетчики», «полиция»… Слова эти действовали на людей, как позывные телевизора. Мортон понял, что если они еще немного так «побеседуют» в толпе, то любопытные до утра не разойдутся и ночное бдение в музее будет пустой тратой времени. Дернув Роланда за рукав, он демонстративно пошел к выходу.
Пришлось обогнуть целый квартал, чтобы выйти к музею с другой стороны.
— Вот уж верно: дурная голова ногам покоя не дает, — ворчал Мортон.
— Зато мы кое-что узнали, — оправдывался Роланд.
— Что мы узнали?
— Что тут газетчики крутятся.
— Они везде крутятся.
— Просто искусство слишком скучно для них. Нужна изрядная доля перца, чтобы они сбежались.
— Сбежались потому, что кто-то пустил слух об ограблении.
— Только слух? Чего ж тогда мы тут?
— Мы для того, чтобы охранять священный принцип частной собственности, — по-школьному продекламировал Мортон.
— Не-ет! — Роланд уверенно покачал головой. — Что-то назревает. Все чего-то ждут.
— Это называется — массовый психоз.
— Не-ет. Все что-то знают.
— И мы знаем.
— И мы знаем, — повторил Роланд. — Когда все знают — это уже реклама. А на рекламу кто-то должен был потратиться.
— Ты подозреваешь?..
— Никого я не подозреваю. Знаю только, что кому-то это надо. Твой "массовый психоз" выгоден не гангстерам. Может, газетчикам?
В глухом переулке они разыскали служебный вход музея, вошли в маленькую дверь. Сторож, сидевший за дверью, без слов пропустил их, словно знал в лицо.
— Сегодня что, всех пускают? — не удержался Роланд.
— Кого надо, того пускают, — угрюмо ответил сторож.
— А кого надо?
— Это наше дело.
— Смотри, как бы это не стало нашим делом.
— Ваше дело маленькое: стой, где велят, беги, куда велят, лови, кого велят…
— Не слишком ли ты разговорчив для сторожа?..
Узкий гулкий коридор вывел их в коридор пошире, где справа и слева были двери. На одной висела табличка: "Управляющий музеем". Они вошли и увидели газетчика, с которым недавно спорили в экспозиционном зале. Он сидел сбоку у большого стола и потягивал что-то из высокого черного стакана.
— Не хотите ли для бодрости? — предложил он, доставая из-под стола бутылку. — Ночь длинна. Кто знает, сколько придется ждать?
Мортон и Роланд переглянулись.
— Ты собираешься просидеть тут всю ночь?
— Не один я, придут и другие.
— Что же вы собираетесь ждать?
— Все, что будет.
— А что будет?
— Вот это я и хочу узнать.
— Ты уверен, что узнаешь именно сегодня?
— Не то чтобы уверен, скорей предчувствую.
— Что тебе известно? — резко спросил Мортон.
— Такой вопрос! — рассмеялся репортер. — У прессы свои тайны.
— Но ведь что-то известно?
— Ничего особенного. Слово чести.
— Что-то подозрительно много сегодня говорят о чести. — Мортон похлопал Роланда по руке. — Пошли. Если бы он что-то знал, об этом было бы в газетах.