Иль Фарг. Невестка Эмира (перед рассветом) - Страница 3
У. Соболева. «Невеста для Хана»
Сволочь. Из-за квартиры. Трезвый вроде и доволен. Улыбается. Вышел в засаленной майке и мятых шортах. Из квартиры несет рыбой, пивом и чем-то жареным. Почему-то захотелось, чтоб его сожительница была дома. Никогда взгляд отчима не нравился. Казалось, он мне под одежду забирается и по телу мерзко шарит.
– Маруся как раз в командировке. Проходи. У меня колбаска, сырок имеются. Голодная?
Я вошла и к стене прижалась, не решилась на кухню пройти. Отчим оживился. На пузе из-под шорт пупок выглядывает и редкие волосинки. Затошнило слегка от гадливости.
– Павел Антонович…
– Ну что ты вечно так официально. Я для тебя всегда могу быть папой.
От этого слова его голосом передернуло.
– Я… ненадолго. Я попросить хотела. Мне деньги срочно нужны. Мама…она в СИЗО сейчас. Ударила одного мажора…он ко мне приставал. В общем, там заплатить надо. Деньги большие. Мне бы квартиру продать …
Приподнял небольшие бровки-запятые.
– Что значит – продать?
– Деньги нужны. Срочно. Я потом вам верну вашу долю. Честно. Я работать пошла.
Осмотрел меня с ног до головы и причмокнул языком. Скорее, невольно.
– Нууу, зачем продавать? У меня есть кое-какие сбережения. Мы можем договориться, цыпленок. Будь поласковей с папочкой, и я решу все твои проблемы. Давно надо было ко мне прийти. Я бы и обласкал, и обогрел.
Протянул лапу и хотел за грудь схватить, но я увернулась и оттолкнула его так, что пузо между майкой и шортами затряслось, как холодец. Лицо отчима побагровело от злости.
– Сучкааа мелкая. На хер пойдешь из квартиры моей. Голая. Манатки все тоже мои. Ничего там твоего нет. И мать твоя вот у меня где! – показал кулак, – Я ее засажу так, что она лет десять там просидит! Побои, снятые, в суд принесу, и ни один адвокат не отмажет! Она и меня когда-то… и матом, и сковородкой! Сучка бешеная, вот кто она!
Только сейчас рассмотрела под глазом Павла большой синяк.
– Заходил к ней недавно. По-доброму хотел, по старой дружбе. Цветы даже принес. Так она меня…гадина!
Я уже бежала вниз по лестнице, сломя голову. Выскочила во двор. Втянула полной грудью майский воздух. Негде мне денег взять. Не смогу я маме помочь. И отчим, когда одна буду, все что угодно придумает и без квартиры оставит.
Вернулась обратно к отделению и села на скамейку. Не уйду, пока с мамой увидеться не дадут. Глаза от слез опухли. Не вижу почти ничего.
– Чего плачешь, красавица?
Подняла голову и увидела его. Наверное, это была сама судьба. Рамиль спас меня. А я… а я влюбилась в него с первого взгляда. В таких влюбляются безоговорочно и сразу. В его бархатные глаза, в его черные кудри и накачанное тело.
Он оплатил за маму проклятые пять тысяч, а я была готова ради него на что угодно. Рамиль ибн Бей. Двадцати двухлетний студент юрфака. Высокий, статный и красивый, как бог. НЕ мужчина, а мечта. Когда я его увидела, у меня сердце остановилось, а когда он предложил мне помочь и вот так просто отсчитал из своего кошелька пять тысяч, у меня ноги подкосились.
Я слышала его разговор со следаком и слышала, как тот лебезил и пресмыкался перед ним. Потом, когда Рамиль уже ждал меня внизу, а я оформляла какие-то бумаги перед освобождением мамы, я услыхала, о чем говорили Рыбин и Коновалов. Прокурор и следователь.
– Это сын арабского эмира Али Ахмада Мухаммада ибн Бея. Согласно киваешь и со всем соглашаешься, у нас почти весь город его отцу принадлежит.
Все было как в сказке. После ужасной жизни впроголодь, после того, как мы вместе с мамой боролись за каждый вздох моей сестры, у меня появился свет в окошке. Мой Рамиль. Сказочный принц…
Но ведь сказки придумали люди… а чаще всего эти самые сказки были написаны когда-то, как самые нелепые бредни или ужасы.
Но я была слишком счастлива, чтобы думать о чем-то или о ком-то кроме Рамиля. Я мечтала о нем, я бредила им, я хотела его до трясучки во всем теле, но мой принц был честным и правильным. Он пришел к моей матери и попросил моей руки.
Мамочка, моя любимая мамочка, как же легко мы все купились на эту красивую картинку, как ты радовалась за меня, как собирала мне сумку в дорогу и как покупала за сданные в ломбард кольца свадебное платье, потому что негоже от зятя на платье деньги брать.
Моя глупая и добрая мамочка… и я тоже глупая.
Мы расписались в ЗАГСе. Свадьба была красивая. Я о такой и не мечтала. Много гостей, ресторан.
***
Я хотел трахаться, хотел загнать свой член в узкую дырку между ягодиц своей лучшей сучки, а точнее, одной из своих шлюх-содержанок, которую держал вместе с четырьмя остальными в одной из купленных фешенебельных квартир на последнем этаже небоскреба. Приезжал туда, когда мошонка наполнялась спермой, и я точно знал, что не смогу кончить ни с кем другим.
У меня специфические пристрастия в сексе. У меня нет обычных любовниц, случайных подружек или проституток на одну ночь.
Оксана. Она из Украины. Эскортница, которую я выкупил в дешевом борделе в Египте и привез в Эмираты. Лично для себя. Лично для удовлетворения моей похоти.
Я содержал ее и остальных уже более трех лет.
Только Оксана, Окси, как я ее называл, могла удовлетворить мои чудовищные потребности. Чудовищные, потому что…много лет назад из меня сделали не мужчину, а урода, и я не мог кончить как обычный, нормальный человек. Я давно перестал считать себя человеком. Все человеческое из меня выжгли мои враги. Те, кому я поклялся отомстить на крови своих близких. Когда еще был никем…когда еще не знал, чей я племянник и куда увезут меня после того, как…
Мой член превратили в испещрённый жгутами-шрамами шланг, с узлами и выпирающими болезненными буграми. И я помнил, как ОНИ это сделали. Помнил слишком хорошо, так хорошо, что видел это почти каждую ночь во сне.
– Сделаем его евнухом, отрежем член этого пацана! – орал русский командир и заливал глотку водкой с горла бутылки.
– Не надо, Зимин. Мы не они. Мы не звери!
– Звери! Ты видел, что их боевики сделали с нашими заложниками? Что сделали с детьми?
– Но это же подросток, Вован! Это же совсем пацан! Он плачет от боли и ужаса! Давай его отпустим. Разве мы воюем с детьми?
– Вырастет и станет таким же! Они с рождения террористы! Они сожгли живьем женщин и детей! Он из их аула! Может, среди них была его родня! Давай, Серый! Держи ублюдка, я прижгу ему яйца! Оставлю его без хозяйства, чтобы не плодил подобных себе. Это гуманно. Стерилизация диких зверей! Чтоб не размножались! Ладно…отрезать не будем. Слегка поджарим. Если у тебя слабые нервы, Колян, свали и не отсвечивай!
И они жгли мой член. Я орал, терял сознание от боли, а они жгли, корежили мое естество, превращая в месиво из волдырей и ран. Им показалось, что этого мало, и теперь нужно стерилизовать меня, но им помешали. Поэтому стерилизовать до конца не вышло.
Потом…я буду долго орать прежде, чем помочиться, а мочился я неделями с кровью. Потом…потом я поклянусь самому аду, что найду даже псину, живущую в доме ублюдка-палача, и сниму с нее кожу живьем. Потому что они сожгли мой аул. Сожгли мою старшую сестру, изнасиловали младшую, убили племянников и двоюродных братьев. Потому что они оставили деревню, полную трупов. Деревню, которая не имела ни малейшего отношения к терроризму.
Спустя время я обнаружу, что эрекция доставляет мне адскую боль, а оргазм…только оргазм приносит облегчение, но достичь его настолько сложно, что кажется, мой член нужно стереть в мясо, чтобы он наконец-то мог прыснуть спермой, и я наконец-то перестал корчиться от боли. Возбуждение всегда было сопряжено с адскими страданиями. Чем сильнее каменеет член, тем яростнее болят узлы, тем сильнее ноют шрамы и нервные окончания.
Утоляла мою похоть до конца только Окси.
Остальные не выдерживали. Они рыдали и бежали из моей постели, они орали только от одного вида моего изуродованного члена, лишенного одного яйца и разбухшего от шрамов до огромных размеров. И этот размер я вгонял во все их отверстия, чтобы кончить, там должно быть узко и сухо, чтоб мне было тесно. Мне не нужна была их смазка и их оргазмы. По крайней мере физически это не имело никакого значения, и даже мешало моему удовольствию.