Икар - Страница 13
Джону МакКрэкену тут же пришел на память тот роковой день, когда коварные быстрины Карони подхватили старую куриару и швырнули с той страшной горки, где его самый близкий друг в результате сломал позвоночник.
Он тогда испытал точно такое же чувство бессилия и беспомощности.
Ощутил себя игрушкой в руках судьбы.
Ощутил свое ничтожество перед лицом разбушевавшейся стихии.
В тот раз была вода.
А сейчас на эту роль претендовал ветер.
Однако в конце пути ждал все тот же камень.
– Что происходит? – крикнул он.
– Ничего! – Вот и весь тебе ответ.
– Как это ничего? У меня все кости громыхают.
– Скоро пройдет!
«Скоро» тянулось битый час, пока они не перевалили на другую сторону ближайших гор и противоположные ветры вроде бы поутихли, а на глаза стали попадаться первые проплешины в лесной чаще – предвестники Великой Саванны, раскинувшейся впереди.
Джимми Эйнджел поспешил найти подходящее место для приземления, хотя трава цвета соломы, вымахавшая чуть ли не на метр, мешала разглядеть неровности почвы, и, когда наконец сумел посадить самолет и заглушить мотор, так и продолжал сидеть, обмякнув в кресле и не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
Джон МакКрэкен спрыгнул на землю и подошел к пилоту. При виде его бледного исказившегося лица шотландец встревожился.
– Что с вами? – спросил он.
– Вымотался, – признался Эйнджел. – Этот полет был все равно что воздушный бой, только у меня никогда не было такого долгого боя. Руки словно омертвели.
– Почему нас так подбрасывало?
– Кому сказать, так ведь не поверит… – ответил Король Неба, пытаясь изобразить бодрую улыбку. – Даже в Андах я не встречал такой турбулентности. Должно быть, ветер еще не решил, откуда ему дуть. – Он тяжело вздохнул. – Помогите-ка мне вылезти!
Руки у него так и застыли – со скрюченными пальцами, и он почти в течение получаса сжимал и разжимал их, чтобы они отошли. Тем временем шотландец приготовил кое-что поесть и заправил самолет горючим – так же, как (он не раз наблюдал) это проделывал его спутник.
Спустя некоторое время, уже устроившись в тени куста, американец показал рукой на странную гору, высившуюся километрах в тридцати: в верхней части она была совершенно плоской, словно ее обрезали ножом.
– Что это такое? – поинтересовался он.
– Тепуй, – ответил его спутник. – Их здесь полным-полно. Говорят, это самые древние геологические образования планеты. Они вдруг возникли, когда их вытолкнуло снизу в результате какой-то необычной геологической конвульсии, и каждая вершина сохранила формы жизни, которые тысячелетиями оставались в стороне от эволюции. Вот на одном из таких тепуев и находится «затерянный мир» Конан Дойла.
– Вы что, хотите сказать, что там, наверху, до сих пор бродят динозавры? – изумился американец.
– Нет! Вовсе нет, – успокоил его собеседник. – Однако могу поспорить, что там наверняка существуют эндемики, которые больше нигде не сохранились.
– Надо же!.. – восхитился летчик. – Впрочем, по мне, пусть там и остаются. Я не собираюсь лезть наверх, чтобы на них поглядеть.
Ответа не последовало, поскольку шотландец с несомненным аппетитом впился зубами в сочную ногу пекари, поджаренную на медленном огне: она была чем-то вроде прощального подарка Эвиласио Моралеса Рыжего.
Оружие они держали под рукой и все время поглядывали на заросли, начинавшиеся в трехстах метрах.
То была не просто льянос, а земля индейцев-людоедов: дикий и неисследованный край, в котором вооруженные индейцы вайка – «те, кто убивают» – могли появиться где угодно.
Не было такого случая, чтобы «цивилизованный» человек отважился проникнуть в глубь сурового горного края и вернулся бы оттуда живым. Пройдет еще не один год, прежде чем венесуэльское правительство заинтересуется тем, как живут – или выживают – туземные племена в отдаленных районах страны, слишком обширной для ее немногочисленного населения.
Часто можно слышать, что «к югу от Ориноко комары жалят копьями, а птицы какают стрелами» – к этому выражению прибегают венесуэльцы, когда речь заходит о неосвоенных территориях, от которых лучше держаться подальше.
Поэтому они оба старались держать ухо востро: вдруг какое подозрительное движение в зарослях? – поскольку вайка вполне могли проследить за полетом шумной «металлической птицы» и из любопытства решить попробовать, каковы пришельцы «на вкус».
Спустя полчаса черные грозные тучи, появившиеся на горизонте, заволокли вершину тепуя, и вскоре хлынул частый и теплый дождь. Джимми Эйнджел, нахмурившись, наклонился, взял горсть земли и тщательно ее размял.
– Не нравится мне это, – проговорил он. – Совсем не нравится. Если тучи выльют всю воду, которую принесли, здесь образуется болото, с которого будет трудно взлететь.
– Все-таки хреновое это занятие – летать! – воскликнул шотландец. – И что же вы предлагаете? Идти на грозу?
Король Неба покачал головой.
– Обойти ее, – ответил он. – Свернуть на север – авось удастся найти место для приземления, прежде чем стемнеет.
– А если не найдем?
Собеседник улыбнулся и подмигнул, вставая, а потом направился прямо к самолету.
– Выход всегда есть, – сказал он. – Плавать умеете?
– Вполне прилично.
– Вот и нырнем в реку!
Они возобновили полет, на полной скорости удирая от темных туч, которые, словно армия захватчиков, завладевали небесами. Оба промокли от крупных капель, которые вдобавок больно били по лицу, и летели на небольшой высоте почти два часа, пока острый глаз пилота не высмотрел темную реку, а посередине нее – узкий песчаный остров, и как будто сухой.
Он едва выступал над поверхностью воды и имел не больше ста пятидесяти метров в длину и пятнадцати в ширину. Джимми Эйнджел в очередной раз продемонстрировал, что его не зря прозвали Королем Неба. Мягко скользнув вниз, чуть ли не задевая кроны деревьев, он с изяществом олуши[36] приземлился в самом начале песчаного языка, прокатился по нему и остановился в каких-нибудь десяти метрах от конца импровизированной посадочной полосы.
Спрыгнув на землю и увидев, в каком положении оказался «Бристоль-Пипер», Джон МакКрэкен в растерянности спросил:
– И как вы думаете отсюда выбраться?
– Пока не знаю. – Ответ пилота только усилил его тревогу. – Но если в верховьях прошел дождь, уровень воды поднимется, подхватив самолет, и тогда нам не придется беспокоиться о взлете. – Американец вновь ему подмигнул, пожимая плечами. – А если завтра самолет останется на том же месте, тогда и будем решать проблему.
– Вы всегда так действуете?
Джимми Эйнджел, который растянулся на песке и собирался закурить свою замусоленную трубку, направил на него пристальный взгляд.
– А как вы хотите, чтобы я действовал? – поинтересовался он. – Возможно, наступит такой день, когда в большинстве городов мира построят посадочные полосы – с заправками, как для автомобилей. – Он прищелкнул языком, вероятно желая показать, что сам не верит, что так будет. – Но в наше время, – добавил он, – всякий раз, когда поднимаешься в воздух, ты должен ясно осознавать, что, может статься, не сумеешь приземлиться, а если приземлишься, возможно, тебе больше не удастся подняться. Таковы правила игры, и либо ты их принимаешь, либо сидишь дома.
– И вы их приняли?
– Всей душой и без колебаний! Во время мира и во время войны; в хорошую погоду и в ненастье; в горах, сельве или пустыне… – Он весело улыбнулся. – Помню, однажды полковник Лоуренс[37] бросил нас на турок, когда уже начиналась песчаная буря. Бог мой! В жизни не глотал столько пыли. – Он с отвращением сплюнул. – Целую неделю все, что я брал в рот, отдавало землей.
– Вы лично знакомы с полковником Лоуренсом? – удивился шотландец.
– Я пять месяцев служил под его началом.
– И какой он?
– Со странностями… – ответил летчик. – Вроде мужик мужиком, однако часто казалось, что одной пары яиц ему слишком мало. Чуть кто-то зазевался – а полковник уже поставил его на карачки «лицом к Мекке».