Иисус, которого я не знал - Страница 63

Работая над книгой: «Библия для студента», несколько лет я был погружен в Ветхий Завет. Практически ничего не читая, кроме Ветхого Завета, я усвоил нечто вроде точки зрения ортодоксального еврея. Ветхий Завет подчеркивает огромную пропасть между Богом и человечеством. Бог велик, всемогущ, трансцендентен, и человек рискует, идя даже на ограниченный контакт с ним. Инструкции о поклонении, изложенные в такой книге, как Исход, напоминают мне инструкции по обращению с радиоактивными веществами. Принесите чистых ягнят в храм. Не прикасайтесь к Ковчегу. Всегда сначала подождите, пока дым окутает его; если вы посмотрите на Ковчег, вы умрете. Никому нельзя заходить в Святое–святых, кроме первосвященника в единственный в году отведенный для этого день. В этот день, Йом–Кипур, обвяжите ему веревкой лодыжку и привяжите к нему колокольчик, так чтобы, если он случайно умрет внутри, его тело можно было вытащить. Ученики Иисуса выросли в этой среде, никогда не произнося имени Бога, исполняя сложный ритуал очищения, следуя указаниям закона Моисея. Как и для многих религий того времени, для них было само собой разумеющимся то, что обряд должен включать в себя жертву. Что–то должно было умереть. Их Бог запретил человеческие жертвы, и поэтому В праздничный день город наполнялся блеянием и ревом четверти миллиона животных, предназначенных для жертвоприношения. Звуки и запахи жертвоприношения были острым чувственным напоминанием об огромной пропасти между Богом и людьми.

Я так долго работал с Ветхим Заветом, что когда в один прекрасный день я обратился к книге Деяний, контраст поразил меня. Теперь последователи Господа, в большинстве своем добропорядочные евреи, собирались в частных домах, пели гимны, обращались к Богу, интимно называя его Авва. Куда делся страх, торжественная процедура, через которую должен был пройти каждый, кто отваживался прикоснуться к великому таинству! Никто не приносил животных для жертвоприношения; смерть не входила в обряд, не считая торжественного момента, когда они преломляли хлеб и пили вино, размышляя над той единственной вечной жертвой, которую принес Иисус.

Таким образом, Иисус внес основательные изменения в наше видение Бога. Самое главное заключается в том, что он приблизил к нам Бога. Для евреев, которые знали далекого, бесстрастного Бога, Иисус принес весть о том, что Бог заботится о траве на поле, кормит воробьев, следит, чтобы ни один волос не упал ни с чьей головы. Для евреев, которые даже не осмеливались произносить Имя, Иисус принес шокирующую интимность арамейского слова Авва. Это было слово, используемое в семейном кругу, звукоподражательное слово вроде «папа», первое слово, которое произносит большинство детей. До Иисуса никому не приходило в голову обратиться с таким словом к Яхве, Всемогущему Господу Вселенной. После него это стало стандартным обращением даже в общинах, говорящих по–гречески; подражая Иисусу, они заимствовали иностранное слово, чтобы выразить их близость с Отцом.

Когда Иисус висел на кресте, произошло событие, которое, по–видимому, и утвердило новую форму близости к Богу для молодой церкви. Марк пишет, что как только Иисус испустил последний вздох, «и завеса в храме раздалась надвое, сверху донизу». Эта массивная завеса служила в качестве стены, отгораживающей Святое–святых в храме, где присутствовал Бог. Как позднее заметил автор Послания к Евреям, разошедшаяся завеса свидетельствовала, вне всякого сомнения, о том, что было связано со смертью Иисуса. Никогда больше не потребуется таинств. Ни одному первосвященнику не нужно будет дрожать перед тем, как войти в святое место.

Мы, живущие в современном мире, провели столько времени в этой новой близости с Богом, что нам кажется это естественным. Мы поем Богу хоралы и обращаемся к нему в повседневных молитвах. Для нас мысль о таинстве кажется примитивной. Мы слишком легко забываем о том, чего стоило Иисусу добиться для всех нас — обыкновенных людей, даже не священников — непосредственного доступа к Божественной сущности. Мы знаем Бога как Авву, любящего отца, только благодаря Иисусу.

Любящий, Оставаясь наедине с самим собой, я мог бы свыкнуться с совершено другим представлением о Боге. Мой Бог был бы статичным, неизменным; я бы не воспринимал Бога как «приходящего» и «уходящего». Мой Бог контролировал бы все происходящее своей силой, легко и уверенно опровергая оппозицию. Когда один мусульманский мальчик сказал психиатру Роберту Коулсу: «Аллах сказал бы миру, каждому из нас: „Бог велик, очень велик”… Он бы каждого заставил верить в себя, а если бы кто–нибудь отказался, его бы постигла смерть — вот, что бы было, если бы Аллах пришел сюда».

Как бы то ни было, благодаря Иисусу я вынужден привести в порядок свои представления о Боге. (Может быть, в этом суть его миссии?) Иисус открывает для нас Бога, который пришел, чтобы найти нас, Бога, который оставляет место нашей свободе даже тогда, когда это стоит жизни его сыну, Бога, который уязвим. Помимо всего прочего, Иисус открывает Бога, который есть любовь.

Если мы будем откровенными с самими собой, принял ли бы кто–нибудь из нас представление о Боге, который любит и стремится быть любимым? Людей, выросших в традициях христианства, возможно, не постигнет шок от вести, которую принес Иисус, но, в действительности, любовь никогда не была естественным способом описания того, что происходит между человеческими существами и их Богом. В Коране по отношению к Богу ни разу не употребляется слово любовь. Аристотель по этому поводу прямо утверждал: «Со стороны любого человека было бы эксцентрично утверждать, что он любит Зевса» — или что Зевс любил людей. Явно противореча этому, христианская Библия утверждает: «Бог есть любовь», и приводит любовь в качестве основной причины, по которой Иисус сошел на землю: «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него».

Как писал Серен Кьеркегор: «Птица на ветке, лилия на лугу, олень в лесу, рыба в море и множество радостных людей поют: Бог есть любовь! Но между всеми этими сопрано, словно постоянная басовая партия, звучит de profundis голос тех, кто принесен в жертву: Бог есть любовь».

Истории, рассказанные самим Иисусом о любви, выражают почти отчаяние. В пятнадцатой главе Евангелия от Луки говорится о женщине, которая ищет всю ночь, пока не найдет ценную монету, и о пастухе, который ищет во мраке, пока не найдет единственную овцу, отбившуюся от стада. Каждая притча сопрягается со сценой воздаяния, с небесами, ликующими, услышав весть о каждом новом грешнике, вернувшемся домой. В конце концов, создавая эмоциональную кульминацию, Иисус рассказывает историю о блудном сыне, о кутиле, который отвергает любовь своего отца и растрачивает свое наследство в далекой стране.

Священник Генри Ноувен много часов провел в Эрмитаже в российском городе Санкт–Петербурге, размышляя перед великой картиной Рембрандта «Возвращение блудного сына». Глядя на картину, Ноувен приобрел новое понимание притчи: тайна заключается в том, что сам Иисус стал ради нас чем–то вроде блудного сына. «Он покинул дом своего Отца небесного, пришел в чужую страну, отдал все, что имел, и вернулся через распятие в дом своего Отца». Все это он сделал не как непокорный сын, а следуя воле своего Отца, посланный вернуть домой всех потерявшихся сыновей Господа… Иисус — это блудный сын щедрого Отца, который раздал все, что Отец ему доверил, чтобы я мог стать как Он, и вернуться вместе с ним в дом его Отца».

Трудноразрешимая проблема заключается в том, что Библия, начиная с третьей главы книги Бытия и заканчивая двадцать второй главой Откровения Иоанна Богослова, рассказывает историю Бога, отчаянно пытающегося вернуть свою семью. Бог сделал решительный шаг к примирению, послав Сына в долгое путешествие на планету Земля. Последняя сцена Библии, так же, как и притча о блудном сыне, заканчивается ликованием, семья снова воссоединилась.

В другом месте Евангелия показывают то, насколько далеко зашел Бог в своем желании осуществить этот план спасения любовью.