I'm a slave for you (СИ) - Страница 104
Джеки улыбнулась, вспомнив уютную комнатку, что ждала ее в Малфой Мэноре. Ей нравилось общество домовиков, нравились ночные перешептывания с Гермионой, павлины, снующие по саду, цветы, испускающие дивные ароматы. Все это нравилось ей куда больше, куда сильнее, чем свобода, что сброшена на нее точно камень, в котором выдолблено это убежище.
Пуффендуйка немного смутилась от того, что Теодор плохо помнит то время, что они вместе провели в поместье Темного Лорда. Возможно, алкоголь стер половину воспоминаний из его загруженной мыслями о свободе головы. Разве можно винить юношу в этом?
– Нет, он взял меня с собой. Ты забыл?… – обиженно спросила Джеки, продолжая улыбаться.
Легкая улыбка искривила его губы, как только зеленые глаза Теодора встретили светящиеся радостью очи Джеки. Затем, точно слова дошли до его ушей не сразу, улыбка исчезла, словно тень, растворенная солнцем. Слизеринец непонимающе глядел перед собой, пальцами сжимая тлеющую сигарету. Он никак не мог поверить услышанной подробности… Мысли вновь кружились в его голове, начиная свой безумный танец. Они перемешивались, сменяли друг друга, звуча все громче и яростней.
«Все сходится. Гермиона не стала вновь Гермионой потому, что это была и не она», – вдруг подумал Нотт, вспоминая тот день. Он так радовался обществу гриффиндорки, так рад был тому, что она наконец не пыталась затмить его своим интеллектом, и все это оказалось ложью… А самое страшное было в том, что никто не пытался обмануть Теодора. Он сам обманулся в своих глупых пьяных мыслях, приняв одну грязнокровую рабыню за другую.
Воздух потяжелел в легких, смешиваясь с едким сигаретным дымом. Теодор неуверенно поглядел на Джеки, что стояла к нему спиной. Пуффендуйка мирно рассматривала рассвет, наслаждаясь красотой здешних мест. Девушка отрешенно глядела на солнечные блики, что играют с иглами деревьев, медленно опускаются на промерзшую за ночь землю. Пуффендуйка все думала о маленьком домике на окраине Лондона, об отце, что возможно все еще ждет ее там.
Она понятия не имела, что всего пара слов, слетевших с ее губ, помогли Теодору составить диагноз ее заболевания. Нотт опустил глаза к земле, надеясь, что пара правильно заданных вопросов и детальный осмотр – помогут ему понять, что слизеринец ошибается в своих догадках…
– Твоя слабость… Сопровождается чем-то еще? – неуверенно спросил Тео, надеясь на отрицательный ответ.
Пуффендуйка осторожно повернулась назад, уперевшись взглядом в грудь Теодора. Она медленно вздымалась и вновь возвращалась на место. Юноша давно научился скрывать свои истинные эмоции. В конце концов, столь долгое служение Темному Лорду кого угодно превратит в профессионального актера. Либо актер, либо труп, либо сумасшедший фанатик, здесь другого выбора не дано…
– Да. Иногда голова болит, и есть не могу совсем, – пролепетала Джеки, смущенно глядя пред собой.
Теодор замер, точно ледяная статуя. Он до последнего думал, что все это лишь глупые совпадения, что тогда на балу он был не с Джеки, а с Гермионой… Но сейчас все стало на свои места. Нотт, не слишком просвещенный в делах любовных, не знал защитного заклинания. Он не смог избавить Джеки от возможной беременности, и вот результат его беспечного отношения к девушке. Вот почему она так смотрит на него, вот почему так болезненно бледна…
Холод мгновенно сковал легкие Теодора. Он понял, что если вся эта история всплывет, ему не миновать презрения доброй половины сообщников… Но весь его план же может рухнуть! Из-за одной глупой ошибки, из-за лишнего бокала вина, выпитого в неподходящее время. Вместо крови по венам полилась горячая жижа, что заставила Нотта вздрогнуть, точно его грудь проткнуло копье. Расчетливый и холодный слизеринец понял, что Джеки – его проблема.
Что же могло помешать ему просто убить ее там, на холодном пустыре? Конечно же – ничего. Лишь восходящее солнце будет свидетелем страшного злодеяния. Даже если Гермиона и хватится подруги, Теодор скажет, что не следит за ней и понятия не имеет, где шастает своевольная девчонка. Слизеринец аккуратно, стараясь не испугать бедную глупышку, опустил руку в карман. Он дотронулся до волшебной палочки и, собравшись с силами, сжал ее в потеющей ладони.
Пуффендуйка так наивна, так беззащитна в своей бесконечной глупости… Она и крикнуть не успеет прежде, чем Теодор произнесет короткое, но смертоносное заклятье. Нотт знал, что не ответит за свое преступление, и чувство безнаказанности уже начало давить на него, подобно тяжелому грузу. Слизеринец попытался улыбнуться, изобразить дружелюбность и спокойствие, смотря на Джеки, но не смог сделать это искренне. Юноша надеялся, что сможет найти другой выход. В конце концов, убить ребенка – не проблема для него.
«Джеки же даже не знает, что именно с ней случилось». Теодор понимал, что так будет лучше для них обоих. Пуффендуйка сможет сохранить собственную жизнь, не мешая жить Теодору… Разве это не честный обмен? Нотт попытался вспомнить тот вечер, когда он сделал с девушкой то, что сделал…
Она сама пошла с ним, сама помогла ему любить ее в той темной комнатке. Никто не заставлял глупую девчонку раздвигать перед ним ноги, упрашивать и кричать от накатывающего удовольствия… Легкая улыбка пробежала по губам слизеринца. Его самолюбие кормила мысль о том, что девушка может быть влюблена в него, словно сумасшедшая. Скорее всего – так оно и есть…
Вспомнить все те взгляды, обращенные к нему с немой мольбой, ее губы, что тянутся к его так отчаянно… Теодору внезапно стало неловко от таких мыслей. Он находил Джеки милой девушкой, беззащитной, словно котенок перед коршуном. Таким как она – не место в столь жестоком мире. Пальцы Нотта разжались, и он выпустил палочку из рук, вновь уронив ее в карман. Нотт понял, что не хочет убивать глупую наивную пуффендуйку, знал, что сможет найти иной способ избавиться от доказательства его вины перед ней.
«Ты можешь обвинить Драко в том, что это его ребенок», – осторожно шепнуло что-то внутри. Однако, от подобной мысли пришлось очень быстро отказаться… Озлобленных людей одолевает слепая ненависть к чистокровным волшебникам, но они обязательно заметят, что волосы новорожденного будут гораздо темнее, чем у Джеки и у Драко. Нотт знал это. Чувствовал. В его семье подобное случалось часто, почти на каждом шагу… Так будет и в этот раз.
Ему внезапно стало даже жаль Джеки. Неразделенная любовь – это всегда больно, и вдвойне больнее, если тебе дали надежду на что-то большее. Юноша вспомнил осторожный поцелуй в Малфой Мэноре, долгие разговоры у него дома, вечер, проведенный у Темного Лорда…
Разве ему было плохо тогда? Разве чувствовал он смущение или раздражение в обществе застенчивой рабыни? Нет. Ему нравился тот восторженный взгляд Джеки, в котором читалось слепое поклонение своему собеседнику. С ней он чувствовал себя таким значимым волшебником, таким великим человеком… Рядом с глупой девчонкой Теодор мог ощущать себя королем, одаренным человеком. Когда рядом стоит Гермиона, Нотт превращается в безмолвную тень, в лишнего собеседника.
– Пойдем обратно. Я дам тебе лекарство, чтобы живот больше не болел. Ты только не заходи в свою комнату, чтобы не разбудить Гермиону, хорошо? – сказал Нотт, сладко улыбаясь.
– Да, хорошо, – улыбнулась Джеки в ответ.
Девушка пошла за Теодором, не подозревая о том, что он собирается с ней сделать, какими средствами он будет «лечить» ее недомогание. Джеки не суждено было узнать о том, что случилось с ней в тот день, но вскоре после злосчастного рассвета пуффендуйка смогла понять, что сотворила с ней любовь, как расправилась с нею слепая вера в человека столь тщеславного, столь жестокого и злого… Теодор Нотт – стал ее кошмаром на долгие годы.
========== 43 - Не мертв. ==========
Боль. Она волнами разливалась по телу, заставляя каждую клеточку организма жалобно стонать, прося пощады. Холод больше не казался Драко чем-то обыденным, привычным и приятным. Сейчас он обжигал его бледную кожу, словно самый горячий на свете огонь, что способен за считанные секунды разделаться с изможденной плотью. Тяжелые веки не желали подниматься, опасаясь, что глаза встретят яркий дневной свет, что обожжет его сильнее, чем холод.