I'm a slave for you (СИ) - Страница 103

– Не спится? – спросил Теодор, улыбаясь.

Джеки мгновенно залилась густой краской. Теодор же разговаривает с ней так, словно они равны… Ни на мгновенье в голову пуффендуйки не приходила мысль о том, что она может стоять на одной ступени с Теодором. Он столько сделал, он так велик в своем совершенстве… А Джеки – лишь беглая рабыня, освобожденная благодаря его бесконечной милости.

– Я просто хотела осмотреться, – пролепетала девчушка, потупив взгляд.

Нотт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и решил, что компания милой застенчивой Джеки не повредит ему. Вокруг столько проблем, столько незавершенных дел и заданий, что голова готова разорваться от тяжести. Зеленые глаза Джеки ярким огнем горели в темноте, точно у кошки. Теодор в два больших шага стер расстояние, разделяющее его и пуффендуйку.

– Составишь мне компанию? – поинтересовался Теодор, улыбаясь.

Ветер, гулявший по коридору, стих. Джеки уже не слышала его ночных завываний. Гул ее сердца, бившегося о ребра, заглушил все посторонние звуки. Девушка еле заметно кивнула, встретившись глазами с Тео, она отвернулась…. Нотт неторопливо пошел вперед, не ожидая, когда Джеки последует его примеру. Ночная прохлада коснулась его идеально уложенных волос, и Тео блаженно закрыл глаза, растворяясь в осенней безмятежности.

Шаги разлетались эхом по небольшому помещению. С каждым шагом коридор, казалось, становится только светлее и светлее. Джеки увидела множество дверей, ведущих в небольшие холодные комнатки, прежде чем Нотт довел ее до выхода из проклятого убежища. Теодор прикоснулся к небольшому отполированному камню. Стена пред ними затрещала, точно рой диких пчел, отъехала в сторону, выпуская пуффендуйку и слизеринца наружу.

Ночной мороз обжег щеки Джеки. Она стыдливо улыбнулась, прикрывая мгновенно покрасневший нос. Девушка поежилась от холода, устремив взгляд куда-то вдаль. Какое красивое место выбрало ополчение… Впрочем, главным критерием их выбора был не приятный пейзаж. Низкие аккуратно подстриженные деревья, чьи ветви покрывали иголки, кивали на ветру, а птицы только начали просыпаться и перелетать от одного к другому, распевая.

Теодор достал из пачки сигарету, но тут же опустил ее, не отрывая взгляда от Джеки, что стояла спиной к нему. Ветер играл с ее длинными светлыми волосами, заставляя их танцевать, кружиться… Нотт находил девушку весьма привлекательной и даже милой, но слишком наивной для столь жестокого мира. Такие, как она – не способны выжить в одиночку. Слизеринец отметил про себя, что если бы Джеки попала к другому хозяину, ей, наверняка, пришлось бы плохо. Впрочем, вряд ли Драко был лучшим или добрейшим из чистокровным волшебников.

Нотт ударил по донышку пачки сигарет, вновь подхватывая одну из тех, что сама бросилась ему в руку. Слизеринец потянул воздух, сжав ее губами, после чего кончик сигареты зажегся, и легкие Теодора наполнились тягучим табачным дымом. Ночная прохлада словно растворилась, уступая место теплу, что разливалось по мышцам юноши. Только сигареты сейчас и могут успокоить его расшатанные нервы… Впрочем… Возможно, что милая беседа с милой глупышкой поможет отвлечься даже лучше, чем никотин.

– Ты что-то очень бледная сегодня, – произнес Теодор, выпустив полупрозрачную струйку дыма изо рта.

Джеки вздрогнула всем телом, отрываясь от чарующего пейзажа. Она совершенно забыла о том, что не одна. Растворившись в своих мыслях, в воспоминаниях о навсегда потерянном отце, пуффендуйка обрела хрупкое, шаткое спокойствие, что так бесцеремонно прервал глупый вопрос.

Откуда же ее коже приобрести здоровый персиковый оттенок? Может быть, от того сбалансированного питания, что предлагал ей Малфой Мэнор, от «заботы» молодого хозяина, от ласкового летнего солнца? Пуффендуйка вздернула бровь, услышав его… Нотт, казалось, ничуть не был смущен своим же вопросом. Он сверлил Джеки яркими зелеными глазами, терпеливо ожидая ответа.

– Мне нездоровится, – призналась девушка, отводя глаза.

Джеки не хотела жаловаться Теодору на недомогание. В конце концов, сейчас, когда от нее не станут требовать ничего, оно должно пройти, оставить ее в покое. Свежий воздух смешивался с сигаретным дымом, попадая в легкие пуффендуйки. Запах табака вновь напомнил ей об отце, что курил трубку, словно викторианский джентльмен. Холодок вновь пробежал по спине Джеки. «Где ты теперь?» – спросила Джеки отца, который не мог ее услышать. «Где ты?»

– Да? И давно это у тебя? – спросил Теодор, сверкнув зелеными глазами, точно дикий кот. – У нас тут у всех начинаются проблемы со здоровьем. Сырость и холод не способствуют оздоровлению, знаешь ли.

Девушке совершенно не хотелось обсуждать это. Болезни и недомогания, боль и страх должны были упасть с ее плеч, как только расстегнулся проклятый ошейник. Почему же эти несчастья все еще преследуют ее, ломая, портя новую жизнь, что только началась. Зачем мир так жесток к ней? Джеки не знала ответа на этот вопрос. Смерть отняла у нее мать, а Волан-де-Морт отнял ее у одинокого старого отца. Теперь и она и он одни в этом мире… В огромном жестоком мире, что принадлежит сильным и смелым. Пуффендуйка ждала той минуты, когда сможет назвать себя храброй, встать в один ряд с хозяевами жизни…

Джеки понимала, что ей не на кого больше надеяться. Она корила себя за то, что оказалась слишком наивна, слишком глупа сейчас, когда все так изменилось… «Не нужно было тебе идти домой. Нужно было спрятаться в лесу с остальными. Глупая. Ты – глупая». Как только всех эвакуировали из Хогвартса, грязнокровки, что были чуть умнее остальных, отправились прочь из Англии, чем и спасли свои жалкие шкуры… Пуффендуйка же подумала, что отец лучше всех сможет защитить ее от напастей. Отец, что совершенно ничего не знает о магическом мире…

– Примерно после приема у Темного Лорда, – нехотя произнесла Джеки, разглядывая прозрачный дым.

Нотт улыбнулся, вспоминая тот сладостный день. Звук музыки раздался в ушах, точно напоминание о его славном триумфе. Как же сладко было это предчувствие скорой победы, знание того, что каждый из проклятых аристократов, что собрались в том злосчастном зале – погибнет или будет вынужден отказаться от своей чудной беззаботной жизни. Слизеринец всей душой ненавидел каждого из них…

Теодор вспомнил и Гермиону, что он затащил в темный угол разрушенного теперь поместья. Как приятно было слушать ее стоны над своим ухом, как сладка была ее нежная кожа, эти дивные волосы… Странно, что оборотное зелье, дающее ей личину Джеки, держалось так долго… Впрочем, возможно, она приняла его прямо в зале, перед тем как встретила Теодора. Нотт не утруждал себя мыслями о том моменте, хотя, частенько вспоминал темную комнатку, что укрыла двух влюбленных… «Двух ли? Может быть, только ты влюблен?» – спросил себя Теодор. Юноша не желал верить в то, что питает к Гермионе столь сильные чувства, как любовь, но и не желал отрицать очевидного. Он считал, что любовь – самая сильная твоя привязанность к кому-либо, смешанная с желанием…

Джеки, наивная маленькая Джеки, думала, что любовь – что-то гораздо более теплое и светлое, нежели простое желание. Когда она смотрела на Теодора, в голове ее взрывался фонтан из мыслей о том, как же он хорош собой, как же мил и добр с ней… Пуффендуйка восхищалась каждым его жестом, каждым словом, сорванным с этих прекрасных губ… Джеки думала лишь о нем, Теодор думал также… Лишь о себе и своей роли. Роли лидера, роли главнокомандующего, роли Министра Магии!

Чье представление о любви более реально? Теодор никогда не видел ее изнутри, лишь снаружи, в парочках, что целовались в школьном коридоре. И Джеки и Тео росли без матери, но настоящая семья была лишь у пуффендуйки. Да, отец не мог обеспечить ее многим, но он окутал дочь любовью… Настоящей любовью, что до сих пор жива в ее памяти. Теодор же смутно помнит отца, которого потерял совсем недавно. Возможно, память о нем – ему вовсе не нужна может быть, она лишь занимает в памяти место, отведенное для чего-то великого.

– Наверное, Малфой завалил тебя работой, уходя на прием? – спросил Теодор, делая очередную затяжку.