Игры олигархов - Страница 62
Девушка покачала головой: странные перепады настроения - то кажется, горы свернуть может, то легла бы и не вставала, пусть даже поезд бы по ней прошел. И эта странная, патологическая привязанность к Алексу, болезненная больная, мятежная, бросающая из крайности в крайность: то хочется обнять, то ненависть давит настолько сильно, что придушила бы его.
Она не понимала, что с ней происходит.
Зависимость жертвы от палача? Но последнее время он не подходит на эту роль.
Зависимость женщины от мужчины?
Женское сострадание, чувствительность… глупость?
А может?… Нет, не может. Это было бы слишком!
Ярослава резко поднялась, сбегая от мыслей и качнувшись, рухнула обратно в кресло, не сообразив, как это произошло. На какой-то миг перед глазами стало темно, накатила дурнота и вспыхнуло, закружилось интерьером библиотеки. Девушка закрыла глаза ладонью, испугавшись своего состояния. Неужели она действительно беременна?
Эта мысль раздавила девушку, приморозив к креслу.
Минут пять, вне пространства и самой жизни, в ступоре, оледенении. А затем лихорадочная работа мысли: что делать? Что?!!
Рожать?
Нет!
На аборт?
Как можно? Нет.
И где выход?
На минуту захотелось все бросить, сбежать, забыв об обязательствах, о подругах. Пусть сами, как хотят! Почему она должна так страшно расплачиваться? За что? А они за что? За то, что богачам было скучно?!
Ярослава оттерла с лица проступившую испарину и прикусила большой палец руки зубами, чтобы не раскричаться и не расплакаться, как-то удержать себя от истерики. Ей показалось, что вернулось отчаянье месячной давности и она вновь готова хоть в омут головой, хоть с обрыва вниз, хоть убить, хоть разнести этот особняк, клоаку, вертеп монстров.
Рожать от Алекса?! Помилуй все святые! Это же крест на жизни, конец учебе и карьере, конец всему, гроб мечтам!
Значит аборт? Значит, калечить себя, рисковать остаться без ребенка совсем, убить, то что зародилось? Говорят, даже зародыш чувствует настроение матери, отношение, пропускает через себя все переживания и впечатления. Он чувствует! А она его… часть себя… но ведь и часть Алекса!
Девушку передернуло: детей она не планировала, тем более в таких обстоятельствах от подобного папаши, но убить дитя не смогла бы.
Осознание было четким и одарило еще большим отчаяньем. Опять тупик.
Еще больший и глухой, как стены казематов Петропавловки.
Мама, мамочка, что делать? Куда она потом с ребенком? Мать не примет, отец… А если Алекс отберет у нее ребенка? Да нет, зачем он ему? А если нужен?
Знать не хотелось, узнавать - тем более. У нее хватает проблем, еще одной ей не выдержать. Лучше аборт, лучше переступить через себя и не превращать зернышко в снежный ком. Если он это не сделает, проблемы покатятся одна за другой, стоит только Алексу узнать.
Леший покачивался в кресле, поглядывая в окно и пытаясь утихомирить расшалившиеся нервы. Разумом он понимал, что делает все правильно, как всегда, но что-то внутри мешало ему принять вполне отлаженную схему, не раз пройденную. Что-то бастовало внутри, маяло и ело поедом, до дикого желания послать Расмуса к чертям, отменить уговор, обычное и привычное пари.
- Александр Адамович, господин Расмусов прибыл.
Леший вздрогнул от голоса Штольца и с трудом удержался, чтобы не бросить: "гони его".
- Хорошо, - выдавил.
- Все по плану? - дал последний шанс хозяину Адам, видно угадав по голосу сомнения.
- Да! - рыкнул Леший и скинул к чертям вместо Расмуса письменный набор.
Позолоченный принадлежности с грохотом упали на пол, сверкнув откатилась к окну ручка. Золото. "Посмотри: золото, золото. А где ты? Ты замерз уже от него", - кажется так сказала ему Ярослава.
Замерз.
Но разве иначе выжить, прожить? Разве иначе живут и чувствуют себя другие?
Перед кем он оправдывается, в чем?! Что вдруг его стали посещать подобные мысли?! Что такого в этой девчонке, что он готов плясать под ее дудку, как мальчишка - студент ходить за ней хвостиком, заглядывать в рот, вслушиваться в каждый вздох, каждое слово?
Какое развлечение? Сумасшествие!
Взгляд ушел в сторону экрана, на котором Расмус, как всегда элегантный и самоуверенный, насвистывая, вальяжно двигался в библиотеку. Еще пару шагов… Можно остановить, есть еще время, возможность, есть жуткое желание это сделать… Нет! Пусть все идет, как идет!
Лешинский поднял ручку с пола и зажал ее в руке: "золото" всегда спасало его и прикрывало. Оно было единственным понятным и действенным средством от любых проблем и "болезней". Другого пока не придумали. Сила, власть, свобода - в деньгах, а не романтических иллюзиях наивной студенточки. Не было бы этого у Лешего, не было бы и ее.
Ручка легла на стол. "Пусть все идет, как идет. Пусть чашу весов качнет судьба".
Золото или романтические бредни.
Деньги или эфемерные ценности.
Верность, теплота и вся профанация Ярославы, ее глупые принципы, взгляды и мнения, наивность и доверчивость, подобные чистоте младенца, или искусство обольщения опытного ловеласа, неотразимого красавца, способного купить не обаянием и смазливой рожицей, так приятной лестью и щедрыми подарками даже монашку - фанатичку.
Отточенная фальшь и откровенная, совершенная ложь или незамысловатая правда, беззащитная откровенность, слепота нелепых заблуждений.
Сила власти, опыта, привычки и знания человеческой натуры или слабость наивных идей, веры в нежизнеспособные идеалы.
Она или он. Сила материи или духа?
Если победит она, если только устоит… Она родит ребенка. Вопрос будет решен.
А нет?
Предательский вопрос всплыв, заставил Лешинского прикрыть глаза ладонью, чтобы не видеть, как Расмус входит в библиотеку. Он понимал, что быть не может, чтобы Ярослава устояла, не бывало еще и все же, всем существом надеялся, что на этот раз Игорь "останется с носом". Тогда многое изменится, очень многое. Потому что тогда можно будет все: смело мечтать, где-то просчитываться, успокоиться, отдаться тем эмоциям, что переполняют. И подарить их девушке, подарить ей все, что она захочет.
"Не разочаруй меня, девочка", - попросил мысленной, уставившись на Ярославу на экран. "Пожалуйста", - прошептал, боясь верить и желая. "Цена вопроса", - пошло, принято, утверждено как модель системы общения на любом уровне. Но как же хочется отринув расчетливость, цинизм, все знания и опыт, хоть на миг поверить во что-то светлое и недосягаемое в своей чистоте, хоть краем коснуться и поверить, что есть оно, что не фальшиво.
Но куда деть опыт, что говорит - такого не бывает? Как смириться с возможной потерей, почти верой, что бывают исключения из правил, случаются чудеса в человеческой среде? Что есть среди людей
"инопланетяне" подобные Ярославе, что рождаются еще на свет неизученные экземпляры романтиков, альтруистов, беззаветных борцов не за пошлые ценности, верующие не в золотого тельца, а в нечто давно отжившее и канувшее в лету истории человечества.
Если так, он бы пылинки с девушки сдувал, он бы берег ее, он бы поверил ей. Да, хоть ей он бы немного начал доверять.
Ярослава удивленно уставилась на Расмуса: только его общества ей не хватало! Мало ей проблемы, еще одна явилась.
Игорь расцвел улыбкой, за которой девушке почудилась ядовитость и коварство:
- Здравствуй.
- Добрый день. Алекса здесь нет, - поведала сухо.
- Я к тебе. Мы, помниться, неправильно расстались…
"Да уж", - поддакнула мысленно.
- Забудьте, давно было, быльем поросло…
- … и я хотел бы принести извинения. Не поверишь, - шагнул к ней и… встал на колено, как принц перед Золушкой. Только вот туфельки хрустальной в руке не было. Вместо нее на ладони лежала бархатная коробочка. - Всю это время о тебе думал, переживал. Прими в знак примирения и будем считать, что я искупил свою вину.
Улыбка во всю ширь обезоруживающе добрая, взгляд мужчины чист и ласков.