Игрок - Страница 3
И вдруг – еще одна вспышка. Уже третья по счету. Больно режущий глаза свет. За ним – непонятный нарастающий свист, от которого хочется поморщиться и поспешно зажать руками уши. Но почему-то не выходит – мои руки, видимо, где-то потерялись, совсем их не чувствую. Впрочем, есть ли я вообще или это только кажется?
Ой, есть… бедная моя пятая точка…
Меня с силой пихнули в спину, безнравственно уронив в какую-то черную дыру. Причем невежливо так пихнули, наверное, даже ногой, никак после этого не извинившись. Гады! Как есть гады! Или всего один гад, но ужасно сильный и крайне невоспитанный! Это ж надо… бедную девушку… растерянную, запутавшуюся и ничего не понимающую… так подло шлепнуть пониже спины, заставив выкупаться в какой-то непроглядной черноте, перемазаться в ней с ног до головы – кажется, голова у меня все-таки есть… ура! – и увидеть, как в глубине этих самых чернил вдруг забрезжил…
Погодите-погодите, что это там за искорка? И свет вроде бы стал ярче… ой, мама, неужели это и есть выход?!
Стоп! Неужели тут вообще есть ВЫХОД?!
У меня словно камень с души свалился.
Прости, неведомый благодетель, прости. Обозналась. Зря Полкана на тебя спустила. Больше не буду. Спасибо, что подсказал направление – сама бы ни в жизнь не догадалась, куда лететь. А теперь извини, мне пора. Если буду здесь снова, непременно загляну на огонек…
Завидев реальную возможность вырваться, я что было сил рванулась в ту сторону. Это же шанс, да еще какой! Надо только поднажать, извернуться дождевым червем, ввинтиться в эту сгущающуюся черноту и… стойте, а почему сгущающуюся?! И что это за тени, вдруг проступившие по краям забрезжившего перед моим носом выхода? Охраняют его, что ли? Не пускают чужих? Так я вроде не чужая – мне тут дорогу показали. И чувствительно так показали. Не понять, знаете ли, трудно. Так что своя я. Ей-богу, своя. В доску.
Эй, а что это там белеет в темноте? И чего это вы ко мне вдруг потянулись?!
Я привычным жестом прикусила губу, но тут же чертыхнулась – губ-то у меня не было. А вот досада была, да еще какая: от призывно мерцающего кольца света в мою сторону весьма целенаправленно двинулись какие-то бесформенные комки. Черные, конечно же, – другого цвета тут нет. А может, они серые или красные – просто не видно. Плохо другое: мне такое внимание совсем не нравится. И еще больше не нравится, что тени движутся как-то уж слишком… разумно?
Я снова попыталась прикусить губу… привычка!
Много вас. Слишком много на меня одну. А выход-то один-единственный. А ну… р-р-разойдись!
Вытянувшись в струнку и сложив руки по швам, я, как опытный пловец, рыбкой нырнула в водянистую мглу. Ножками надо, ножками шевелить. Ластами работать, одним словом, пусть даже их еще не видно, и вперед, вперед, вперед… пока эти твари не опомнились.
Рывок.
Еще рывок.
Еще поднажать! Совсем чуть-чуть и хоть немного быстрее…
Но тут кто-то бессовестно вцепился мне в голую пятку. Да с такой силой, что я наконец вспомнила, каково это, когда больно. А потом, оглянувшись, звучно сглотнула: мама! Меня держала Темнота! Схватила, зараза, за расплывчатую, но уже вполне угадываемую – появившуюся?! – ногу, а теперь тянула обратно! К себе! Своими наглыми загребущими лапами… нет, уже не лапами, а чем-то непонятным… ох, грехи мои тяжкие! Кажется, Она наконец решила показать свое истинное лицо: оскаленное в злобной ухмылке, крайне неприветливое и буквально сочащееся предвкушением славного обеда. Только слюней изо рта и не хватает. Зато зубов там…
Вздрогнув от вида медленно распахивающейся пасти, в которой бурлила настоящая Тьма, переваривая поглощенные до меня звезды, я взвизгнула, дернулась и со всей силы лягнула непонятную тварь. Одновременно вывинчиваясь из ее лап, будто склизкий червяк с крючка рыболова.
Вот тебе, сволочь! Ищи теперь приличного стоматолога, уродина! И не забудь про страховку, которая всех твоих трат, я надеюсь, до конца жизни не покроет!
Обиженный визг ударил по ушам противной сиреной, заставив меня издать болезненный стон. Но дело сделано – нога свободна. Правда, болела, зараза, зверски, но зато она хотя бы была. Я ее ЧУВСТВОВАЛА! А почувствовав, так наддала, что слетающиеся со всех сторон товарки обиженной мной зверюги только щелкнуть зубами успели – я пролетела мимо них, как фанера над Парижем. Взбудораженная, решительно настроенная и гневно грозящая всем этим облизывающимся харям плотно сжатым кулаком.
Вот вам всем! Сейчас еще одной двину в зубы… на, получи, собака!.. а теперь другой подарочек на носу выцарапаю… уф!
Совершив последний рывок, я буквально врезалась в мирно мерцающее окно, уцепилась за него обеими руками, которые вслед за ногой тоже решили проявиться. Потом подтянулась, едва избежав звучного щелчка чьих-то озлобленных челюстей. И, успев напоследок услышать дружный разочарованный вой, провалилась в никуда. До самого последнего мига торжествующе улыбаясь и откуда-то точно зная, что больше мне ничто не грозит.
Приземление, по закону подлости, было жестким. И ой-ой-ой каким болезненным! От удара я тихо взвыла, одновременно силясь вдохнуть. В глазах потемнело, ушибленная еще раньше голова безумно гудела. Руки и ноги я, слава богу, чувствовала весьма сносно и даже поняла, что ничего себе не сломала, но грудиной ударилась конкретно. Да с такой силой, что аж звездочки цветные заплясали. Одно радует: гаражи с их металлическими крышами явно остались далеко в стороне, иначе квакать бы мне сейчас раздавленной лягушкой. Тогда как я благодаря милости провидения все еще жива, цела и даже как-то шевелюсь, потому что с размаху упала на что-то мягкое, теплое и, кажется… живое?!
Едва сумев протолкнуть в себя первый глоток воздуха, оказавшийся восхитительно свежим и поистине целебным, я осторожно приподняла голову.
Та-ак. Кажется, я и правда на кого-то приземлилась. Довольно удачно, надо сказать. Для меня. Потому что лежу себе на пузе, царапаю подбородком чью-то широкую грудь, морщусь от попавшей в рот металлической пуговицы, старательно выискивая бедолагу, которого так некрасиво сейчас раздавила. Заодно подыскиваю достойные оправдания для своего нехорошего поведения, чтобы неожиданный спаситель не сдал меня сразу в кутузку. Все ж он не зря до сих пор не может прийти в себя. Лежит тут трупом, судорожно дергается, тщетно пытаясь вдохнуть, и как-то нехорошо побулькивает.
Ой. Надеюсь, я ему ничего не сломала?
Еще осторожнее отнимаю щеку от голубой рубашки. С невесть откуда взявшейся робостью пытаюсь отыскать его глаза… стоп! Его?! Хотя да, думаю, что это – мужчина, потому что тело больно уж крепкое. Да и грудь плоская… кхм. И подбородок вполне мужского вида, хотя и наполовину скрыт красивой серебристой прядью каких-то удивительно гладких волос.
Ого. Кого же это я так славно приголубила?
Поднимаю голову еще выше и вот тут-то чувствую, что меня словно обухом по голове ударило. Во-первых, потому что до разума наконец добралась своевременная мысль о том, что полет с крыши многоэтажки по определению не мог закончиться для меня благополучно. Во-вторых, потому что некстати вспомнила свои приключения в Темноте. В-третьих, потому что обнаружила себя не на окровавленном асфальте, как можно было бы ожидать, и даже не на вдавленном сиденье пробитого мною автомобиля, а на какой-то живописной лужайке. Без парашюта. Без всяких ремней и строп. Без тяжелого рюкзака за плечами, кроссовок и спортивной куртки. В подозрительной близи от незнакомого типа в голубой ру… э-э, нет… видимо, все-таки в тунике… который – о ужас! – от моего приземления все никак не мог прийти в себя! Более того, кажется, ему сейчас очень плохо. Вон как глаза закатил и побелел весь как полотно. Бедняга. Я такой белой кожи, наверное, ни у кого в жизни не видела. А уж когда он открыл глаза и глянул в упор, то вообще тихо обалдела.
У моего спасителя оказались невероятно крупные, просто невозможно крупные, потрясающей глубины глаза. Совершенно черные, что на его белой коже смотрелось довольно жутко. Напрочь лишенные ресниц. Я бы даже сказала, что они похожи на стрекозиные, если бы радужки имели фасетчатый рисунок. Однако это было не так – глаза у него совершенно гладкие, немного выпуклые, неестественно блестящие, лишенные белков. Просто два черных провала на совершенно белом лице. Да и само лицо тоже… ох, под стать: узкое, почти треугольное, с резко выступающими скулами и практически незаметными полосками бледных губ. Вместо бровей – две тонюсенькие белесоватые черточки. Подбородок острый, колючий. Лоб высоченный, прямо-таки ненормально высокий, но гладкий, без единой морщинки. Уши небольшие, идеально круглые, плотно прижатые к голове, но снизу их будто кто-то подрезал – совершенно ровные, без мочек и почти без привычных хрящей по краешку раковины. Добавьте к этому синеватую нитку вен под белоснежной кожей, пузырящуюся на губах голубоватую жидкость, которая, видимо, заменяла ему кровь, подозрительно расплывающееся на тунике такого же цвета пятно… и вот тогда поймете, почему я, отпрянув, с таким ужасом уставилась на торчащую из его груди рукоять ножа.