Игра Стражей (СИ) - Страница 3

   Токио-3. Земля. Штаб НЕРВ. Синдзи.

   Резко включается свет. Я отшатываюсь, понимая: то, что я вижу - громадное лицо. Лицо (точнее - забрало шлема) гигантских доспехов, высотой не меньше Ангела, встреченного на поверхности.

   - Это - последняя надежда человечества. Искусственный человек Евангелион-01. Тебе предстоит пилотировать его. - Рицко Акаги очень серьезна.

   - Это? Так вот чем занимается мой отец...

   - Да.

   Голос откуда-то сверху. Включается свет. Очки, залитые светом, через который не видно глаз. Борода. Холодная улыбка. Я помню тебя, отец. Давно не виделись.

   - Ты хочешь, чтобы я сел в эту штуку, вылез наверх и сразился с тем, что там?

   - Да.

   - Нет. Я не сделаю этого. Я ничего не знаю о ней. Я не умею ей управлять. Это - безумие.

   - Заместитель Фуюцке, - отец отворачивается.

   - Да.

   - Будите Рей-тян. Замена оказалась бесполезна.

   - Но... можем ли мы использовать ее?

   - Она же не мертва.

   Так... кажется, сейчас передо мной выложат главный козырь. Интересно, что это? Неужели я нашел тебя? Так быстро?

   Три человека в медицинских халатах закатывают кровать на колесиках, с лежащей на ней девочкой. Девочка приподнимается на своем ложе и снова падает без сил, но я успеваю ее разглядеть. Белые, чуть даже голубоватые, будто тронутые синькой, волосы. Красные глаза. Это она. Что ж. Я действительно попался. Этого козыря мне не побить. Допустить, чтобы ее отправили в бой, я не могу. Значит, выбора больше нет.

   В это момент удар сотрясает все здание. Медики не удерживаются на ногах и отлетают в стороны. Каталка опрокидывается. Девочка (Рей?) падает на пол и пытается подняться. Бросаюсь к ней, одновременно проваливаясь сквозь начальные фазы боевого транса. Вижу, как с потолка рушатся какие-то светильники. Странно. Обычно в присутствии Госпожи Смерти транс ускоряет меня куда как сильнее. Обхватываю Рей, пряча необходимое Соединение в поддержке, и готовлюсь станцевать брейк-данс на вероятностях с Госпожой последней дороги, защищая себя и девочку, но внезапно понимаю, что для того, чтобы уцелеть, надо всего лишь не двигаться. Ни один светильник не должен упасть на нас. Как так? Между нами и падающими светильниками ничего нет. Почему они не могут обрушиться на нас? Но чувство опасности, так старательно вбитое в меня учителем, властно говорит: "хочешь жить - не двигайся". Внезапно рука Евангелиона приходит в движение и закрывает нас от опасности. Металл ударяются о металл, и отлетает в стороны. Так значит, ты не просто оружие? Ну, что же. Это уже кое-что.

   - И это все, что у вас есть? Израненная девочка, и мальчишка впервые увидевший эту вашу штуковину - для противостояния врагу, сметающему армии? Полководцы. Стратеги. Хорошо. Я буду пилотировать Евангелион.

   Там же. Рей.

   Больно. Боль и ненависть - единственные чувства, которые я способна испытывать. Другие ненавидят меня. Я ненавижу себя. Мне больно. Другие люди смеются. Они радуются, любят, негодуют. Для меня это только слова, но я вижу, как это происходит с другими. Когда видят меня - улыбки исчезают. Меня либо не замечают вообще, либо ненавидят. Все. Одноклассники в школе. Сотрудники НЕРВ. Доктор Акаги. Я не понимаю, за что меня так ненавидят, но столько людей не могут ошибаться. Наверное, я чем-то заслужила эту ненависть. Только Командующий смотрит на меня без ненависти. И за это я готова сделать для него все. Но лучше бы он попросил меня умереть. Я несколько раз теряла сознание. Это было приятно. Когда лежишь без сознания - не больно. Наверное, смерть - это такой вечный обморок, от которого не приходишь в себя, чтобы снова ощущать боль и ненависть.

   Меня куда-то везут. Наверное, в ангар. Наверное, нужно снова попытаться активировать Евангелион. Хотя при воспоминании о предыдущей попытке меня бьет дрожь, если Командующий попросит - я опять сделаю это. Но Свет, который обрушивается на меня в этой машине - слишком жесток. Он безжалостно высвечивает всю мою никчемность. Всю корчащуюся от боли душу. Больно.

   Вот и ангар. Перед громадным лицом Евангелиона-01 - трое. Мисато Кацураги, Рицко Акаги и незнакомый мальчик. Наверное, он отказался пилотировать машину. Это хорошо. Никто больше не должен испытывать такой боли.

   Я пытаюсь приподняться. В этот момент пол вздрагивает. Тяжелые металлические абажуры рушатся на меня. Медики, прикатившие мою кровать сюда - разбегаются. Я ничего не могу сделать. Это хорошо. Сейчас все закончится. Я на это надеюсь.

   Мальчик бросается ко мне. Он движется как-то странно, но я не успеваю понять, в чем эта странность. "Беги, брось меня, сейчас светильники упадут". Я пытаюсь сказать это, но из груди вырывается только нечленораздельное хрипение...

   Мальчик добегает. Он приподнимает меня и напрягается, как будто к чему-то готовясь. Как будто он может что-то сделать. Как будто мне это нужно. От рук, обнимающих меня, расходится странное тепло. Боль, постоянно терзающая меня, отступает. Я снова пытаюсь сказать ему: "Беги. Один. Со мной ты погибнешь". Но снова слабость захлестывает меня, и слова остаются непроизнесенными. Светильники падают. Это конец.

   Внезапно огромная рука Евангелиона-01 закрывает лампы от нас и нас от ламп. Удар. Искореженные лампы падают вокруг руки, но ни одна не задевает нас с мальчиком.

   - ... Хорошо. Я буду пилотировать Евангелион.

   Что? Он все-таки решился на это? Но почему?

   Мальчик аккуратно укладывает меня на каталку, подвезенную медиком, и идет в сторону контактной капсулы. Пытаюсь что-нибудь сказать, но опять ничего не выходит. Проклятая слабость. Ненависть к себе снова захлестывает меня, и с ней возвращается боль.

   Мальчик, проходя мимо трибуны Командующего вскидывает руку и тихие слова громом раскатываются по ангару:

   - Аве, Цезарь...

   Командующий Икари содрогается, как будто его ударили. Что значат эти слова? Что я чувствую? Не боль и не ненависть. Кажется, люди называли это интересом. Мне интересно, что же сказал мальчик. Смакую новое для меня чувство. Поворачиваю его разными гранями и проваливаюсь в сон. Сон без боли. Как странно. Как хорошо...

   Там же. Гендо.

   - ... Полководцы. Стратеги... - голос моего сына сочится ядом. Мальчик мой, ты даже не представляешь, насколько ты прав. Именно полководцы. Мы, оставаясь в сомнительной, но все же безопасности штаба отправляем в бой солдат. Детей. Ради того, чтобы у Человечества был шанс возродится после уже неизбежного Третьего Удара. Ради этого я своими руками убил свою любовь. Юй... Ради этого я искалечил своего сына и сейчас отправляю его в почти безнадежный бой. Ради этого я мучаю Рей. Я - мерзавец.

   - Аве, Цезарь... - Боже мой, он все понимает. Как больно. Спасибо, тебе, сын, что не стал продолжать фразу. Я закончу ее сам: "моритури те салютант". "Идущие на смерть - приветствуют тебя". Ты знаешь это. Я знаю. Постарайся выжить.

   Чуть позже. Там же. Снова Синдзи.

   Кресло. Непривычное, хотя и удобное. Заколки в волосах. Мне сказали, что они нужны, раз уж у меня нет времени залезть в контактный комбинезон. Голоса извне что-то говорят. Кажется - отдаются команды на подключение чего-то и установку чего-то куда-то. Не вникаю. Это сейчас не важно. Важно понять: что ты есть, Евангелион-01? Так. Душа. Странная. Практически лишенная направляющего ее разума. Или нет. Разум есть, но он где-то далеко. До него мне пока не достучаться. Но, видимо, именно он отдал приказ телу - защищать меня и Рей. Ладно. Пока пропустим. К этому мы еще вернемся. Тело. Сильное. Сила переполняет его. Это хорошо. Под такое я смогу замаскировать практически что угодно. Обращаюсь к Хаосу, вплетая в Свет души Евангелиона мощь Предвечного Пламени.