Игра (СИ) - Страница 4

Не сказать, что белобрысый был ей симпатичен — его черный глазастый филин был редкостный гад, — но глаза у белобрысого были что надо — глубокого серого цвета, такого же красивого, как мышиная шкурка. Поэтому то, что лохматый Гарри так откровенно сходил по нему с ума, Матильду ни капельки не удивляло. Скорее, она поражалась тому, что Гарри не пытается с ним объясниться, ведь было так очевидно, что белобрысый тоже откровенно им увлечен. По крайней мере, это было видно Матильде. Белобрысый постоянно смотрел на спасителя Гарри больными глазами, когда тот не видел.

Но Гарри почему-то только вздыхал и томился, поэтому верная принципу делать своему спасителю хорошо, Матильда однажды выкрала у белобрысого его самое красивое колдо и притащила его в гриффиндорскую спальню. Дождавшись, пока Гарри будет один, она словно невзначай устроилась рядом с ножкой его кровати и принялась деловито грызть у колдографии уголок.

— Ты что это тут уронила? — Гарри задумчиво поднял с пола незнакомое колдо, бросил на него рассеянный взгляд и неожиданно замер, уставившись на него. Белобрысый на колдографии улыбался ему, а Гарри смотрел и смотрел — так, словно не мог на него наглядеться.

— Где ты это взяла? — Гарри бросил на мышь недоверчивый взгляд, но Матильда, как обычно, прикинулась глухой и тупой: никто не ждет смышлености от домашних мышей. — Потом выброшу, — еще больше смутившись, Гарри снова взглянул на мышь и быстро сунул колдо в учебник по Зельям.

Потом он внезапно почему-то начал встречаться с рыжей, и Матильда не могла понять, при чем тут она, если колдография белобрысого так и лежала в учебнике, а сам белобрысый бросал на лохматого такие ненавидящие, убитые взгляды, что даже у Матильды щемило в груди.

— …Гарри, он же с Асторией, — тихо сказала лохматая Гермиона, и Матильда подобралась к ним поближе, чтобы лучше расслышать.

— Мне все равно, — лохматый нахмурился. — Пожалуйста, давай больше не будем об этом.

Лохматая Гермиона вздохнула, и Матильда тихо вздохнула следом за ней. Почему люди так любят все усложнять?

И вот теперь, несмотря на всю свою славу, национальный герой и Спаситель мышей был почти все время один, и Матильда считала своим святым долгом присматривать за грустным героем. Особенно, когда его после занятий оставлял крючконосый профессор. Тогда Гарри расстраивался особенно сильно, и Матильде было жалко его буквально до слез.

Вот и сегодня в кабинете Зельеварения никого не осталось, только лохматый Гарри все еще возился, оттирая черный котел, а Матильда в знак поддержки сидела под соседним столом, чтобы Гарри знал, что он не один. Она уже почти официально считала себя мышью героя.

Неожиданно скрипнула дверь, и белобрысый вошел в кабинет.

— Поттер, ты здесь не видел мое перо?

— Нет, — лохматый даже не поднял головы от котла, несмотря на то, что его спина напряглась.

И Матильде было досадно, что Гарри не видит того, что ей было видно даже из-за ножки стола: как подошедший к нему белобрысый смотрит и смотрит на него долгим и горьким взглядом.

— А тебя профессор снова оставил за тупость? — в голосе белобрысого была едкая злость, которой в его глазах не было и в помине — серые глаза цвета красивой мышиной шкурки смотрели на Гарри жадно, словно пытаясь вобрать целиком.

— Нет, — ответы у Гарри были короткими и сухими, словно специально такими, чтобы у белобрысого не было причин задерживаться возле него. Но тот все стоял и не желал уходить, словно пытаясь найти любой повод, чтобы остаться.

— Приятно посмотреть, как ты оттираешь котел без помощи магии, — он небрежно оперся о край стола и скрестил на груди длинные изящные руки, оглядывая лохматого Гарри с высокомерным презрением. — Я думал, что хоть после войны в твоей ушибленной голове что-нибудь прояснится, и ты сможешь учиться нормально. Кстати, а почему здесь нет твоей рыжей? Даже она не может вынести того, какой ты тупой?

— Что тебе надо, Малфой? — лохматый Гарри наконец-то распрямился, и потерянное лицо белобрысого в одно мгновение стало самоуверенным и наглым до невыносимости, словно тот натянул на себя маску хозяина жизни.

— Мне? Что мне может быть от тебя надо, а, Потти?

Гарри мрачно посмотрел на него:

— Ну, тогда… Тебе еще не надоело меня доставать?

— А разве развлечение может наскучить? — беззаботный насмешливый голос, да и вся расслабленная поза белобрысого сейчас говорили о его успехе и процветании.

Если бы Матильда не видела, как тот недавно пытался магией заштопать прореху на своей серой мантии, даже она бы решила, что дела у белобрысого идут лучше некуда.

Лохматый Гарри, смерив его ненавидящим взглядом, сжал зубы и отвернулся обратно к котлу, снова принимаясь ожесточенно тереть темный бок.

В серых глазах плеснулась тоскливая горечь, и белобрысый растерянно переступил с ноги на ногу, словно не мог решить, что ему теперь делать. Матильда тоже не могла взять в толк, почему Гарри так упорно не желает общаться: ведь она своими глазами видела, как колдография белобрысого благополучно перекочевала уже в третий учебник по зельям и хранилась в нем, пришпиленная магией между пожелтевших страниц. Там-то ее однажды и увидела лохматая вездесущая Гермиона.

— Что может быть приятнее, чем доставать придурка, которого все почему-то считают национальным героем… — настырно сообщил белобрысый темной спине. — Это почти так же приятно, как вырвать у Гриффиндора победу в квиддичном матче, как получить высший балл, как целоваться с невестой…

— НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Матильда вздрогнула от этого крика. Зеленые глаза за стеклами очков полыхали первобытной силой и злостью, и от лохматого Гарри шибало магией так, что волоски на шкурке наэлектризовались и встопорщились дыбом. Уму непостижимо, сколько в нем магии. Может быть, он поэтому вечно лохматый?

А эти двое шли друг другу навстречу, нацеливая друг на друга палочки, почти протыкая ими друг друга, их руки дрожали, а лица исказились так, что даже мышь поняла — сейчас случится что-то ужасное.

Не в силах этого вынести, Матильда выскочила из-за стола. Метнувшись в зазор между ними, она пулей взлетела на стол, отвлекая внимание противников на себя, и, отчаянно прыгнув на книгу всем корпусом, спихнула толстый учебник. Рухнув следом за ним, она хвостом выбила из обложки нужные искры, словно невзначай заставляя колдографию белобрысого выскользнуть на пол.

Страницы зашелестели, колдо мягко спланировало на паркет, и белобрысый, совсем еще юный, улыбнулся оттуда чуть насмешливо и совсем беззаботно.

И внезапно все стихло. В кабинете стало так тихо, что самым оглушающим звуком был стук мышиных коготков по паркету.

Белобрысый растерянно и ошеломленно присел, поднял свою колдографию, неверяще покрутил ее в руках, и молча вскинул глаза. Он так и остался сидеть, глядя на лохматого снизу вверх, приподняв брови в немом вопросе, и Матильде была хорошо видна робкая, неуверенная надежда, разгорающаяся в красивых серых глазах.

Лохматый, глядя в стену, молча кусал себе губы, красная краска заливала его лицо, а тишина стала такой ощутимой, что теперь просто не верилось, что кто-то из этих двоих решится ее прервать.

Но ее и не прерывали. Не говоря ни слова, белобрысый поднялся, пару секунд молча разглядывая покрасневшие скулы, а затем положил лохматому Гарри руку на шею, неловко и так же молча потянул его на себя и, зачем-то прикрыв глаза, прижался к его губам.

Ну а потом началось такое, на что приличной мыши было просто неловко смотреть. Лохматый Гарри вместо того, чтобы его оттолкнуть, качнулся вперед и вцепился в своего белобрысого как в спасательный круг. Сжал его плечи так сильно и голодно, что даже побелели костяшки, а потом поцеловал его в ответ, — поцеловал его так, что белобрысый тихо застонал и, зарывшись руками в лохматые волосы, вжался в него всем телом, словно желая слиться в одно.