Игра (СИ) - Страница 13

В старом пабе накурено, жарко. И Малфой смотрится в нем так неуместно в своем вечном параде — галстук, тугой воротник, идеальная черная мантия.

— Поттер, не будь идиотом. Говори, зачем звал.

Он кривит губы в усмешке и по школьной привычке отмахивается от Гарри-аврора, не принимая его всерьез. Словно Гарри еще никто, словно не было трех лет жесткой муштры и пахоты в Аврорате. Словно они виделись только вчера. А не три года назад. Три гребаных года.

Тонкие пальцы небрежно скользят вдоль края воротничка, оттягивая душащий галстук, чуть теребя плотную белую ткань, и Гарри невольно теряется. Его красоты. Его незнакомых небрежных движений. Белоснежная ткань на груди чуть примята, и Гарри становится больно при мысли, что кому-то позволено ее мять. Не ему.

— Так и будешь молчать? У меня вообще-то дела.

Гарри вздрагивает, понимая, что уже какое-то время не сводит глаз с желтой жижи в собственной кружке, и реагирует на автомате:

— Я задумался. Извини.

— Не ожидал, что ты это умеешь.

Малфой откидывается на высокую спинку стула и снова небрежно теребит воротник длинными пальцами.

Длинными пальцами, которыми наверняка кого-то ласкает. Не его. Гарри проклинает себя за эти изводящие мысли, но они, как обычно, снова сильнее, чем он. Поэтому он опускает глаза и быстро, словно боясь передумать, сыплет чужими рублеными фразами:

— Проверки поместий. Незаконные артефакты. Малфой-мэнор. Завтра по плану.

Малфой напрягается всем телом, всем корпусом, как волк, завидев добычу, и уже не отрывает от его лица прищуренных глаз.

— И ты говоришь мне это потому… — он начинает фразу с насмешкой, но даже Гарри слышно, что его голос немного дрожит.

— …Потому что твоя мать спасла мою жизнь. Я ей должен.

Гарри не может смотреть на него, поэтому смотрит на кружку, которую нервно крутит в руках. Врать он умеет плохо. Нарушать служебный долг — еще хуже. Но он знает, Малфой умрет за свое поместье. Малфой, ради которого Гарри…

Гарри кусает губы и смотрит в остывший чай. Он устал от нерешимых вопросов, устал винить себя в том, что он почти что предатель, способный на преступление ради своей глупой любви.

— Кто проводит проверку? Ты? — Малфой пристально смотрит в лицо, но Гарри мотает головой, показывая, что не скажет. Не он.

Серебристый Патронус — то ли норка, то ли куница, — срывается с черной палочки, пулей мчится к двери, и Гарри опускает голову еще ниже, почти утыкаясь в свой чай. Тяжело себя ненавидеть. Презирать еще тяжелее. Но увидеть Малфоя в тюрьме, а его поместье на распродаже — невыносимо.

Тот, переслав с Патронусом сообщение, неожиданно расслабляется, и его пальцы снова начинают терзать тугой воротник.

— А если узнают? — непонятно, чего в малфоевском голосе больше — любопытства или издевки.

— Пускай. Я делаю то, что должен.

Тот внезапно подается к нему, откидывает назад длинную челку, и Гарри, невольно подняв голову вверх, видит в серых глазах злую усмешку.

— Теперь я тебе должен, Поттер. Что ты хочешь? Ты ведь чего-то хочешь? — его голос внезапно становится настолько призывным, словно в его роду были вейлы или сирены.

Гарри снова мотает головой, резче, чем прежде, но серые глаза неотступно следят за ним.

— Я просто вернул долг твоей матери, — Гарри бормочет это так тихо, словно стыдится себя. — Мне ничего от тебя не надо.

— Даже минет?

Гарри отшатывается так, словно он ударил его по щеке. Хотя лучше бы, и правда, ударил.

Но Малфой смотрит на него с издевательским интересом, продолжая держать цепким взглядом:

— Что ж так? По-прежнему натурал?

— Ч-что? — дыхание сбивается, и Гарри непонимающе смотрит на него. Хорошо, что можно прятаться за очки.

— Я говорю, видимо, ты по-прежнему натурал, раз отказываешь себе в таком простом удовольствии, — малфоевские губы кривятся в ехидной усмешке, но пальцы снова тянут, почти рвут тугой воротник, словно ему нечем дышать.

Гарри старается не думать о том, что он ему предлагает. И что он предлагает это не только ему.

— Не знал, что это стандартная такса на Слизерине, — Гарри тяжело поднимается, словно на него сразу накинули двадцать лет, и брезгливо кривится: — Но меня это не интересует, Малфой. Предложи свои услуги кому-то другому.

Он швыряет деньги на стол, резко встает и быстро движется к выходу, словно пытаясь убежать от мерзких, пошлых картин, вспыхивающих в мозгу.

— …Поттер! — догнавший его Малфой рвет его за локоть так резко, что Гарри едва не падает на него. — Поттер, постой!

По его лицу расходятся пятна, словно Гарри надавал ему оплеух. Хорошо, что в переулке темно, и случайных зрителей практически нет.

— Поттер, я не хотел… — кажется, впервые в жизни он смотрит прямо на Гарри.

— Чего не хотел? Говорить? Или делать? — Гарри снова кривится, и Малфой неожиданно вспыхивает так, что теперь уже и щеки, и шея пылают румянцем.

— Я не то, что ты думаешь, идиот! — он толкает Гарри в плечо, пихая к стене. — Как ты вообще мог про меня такое… такое подумать? — он злится как в школе, безбашенно, искренне, без оглядки, и Гарри невольно легчает.

— А как ты мог такое мне предложить?! — от облегчения он почти орет на Малфоя, но не ожидает, что тот неожиданно припечатает его к стене и зашипит почти что в самые губы:

— А до тебя не доходит, что я предлагаю это только тебе, идиот?! Те-бе! Потому что уже не знаю, как к тебе еще подкатить!

Какое-то время Гарри просто глядит на него. Наверное, не зря Малфой считает его невероятно тупым. Обычно у Гарри получается соображать, но не сейчас, когда в его голове упрямо не складываются два мира: “Малфой” и “к тебе подкатить”. И кто тут из них идиот?

— Куда подкатить? — этим вопросом он словно расписывается в собственной глупости, и Малфой предсказуемо закатывает глаза:

— Не тупи.

Гарри дергается, чтобы уйти, но длинные пальцы, которым он больше не может, не умеет отказывать, снова припечатывают его за горло к стене.

— Почему ты спасаешь наш мэнор? Нарушаешь устав. Только лишь из-за мамы? — Малфой требовательно смотрит Гарри в лицо, и в глазах его намешано столько всего, что Гарри больше не может соврать.

— Не только, — он прячет глаза, кусает губы, пытаясь уйти от ответа, но холодные пальцы сжаты на горле, а светлые волосы рядом, почти на щеке — слишком близко.

— Так почему? Скажи, почему? — у Малфоя такое лицо, словно он готов силой вырвать постыдную правду. И она наконец-то сама собой рвется наружу:

— Из-за тебя.

Вот. Гарри это сказал. Пусть теперь делает, что захочет.

Какое-то время тот недоверчиво смотрит Гарри в лицо и, насмотревшись, когда Гарри собирается его оттолкнуть, прижимается к нему еще ближе и снова выдыхает в замерзшую щеку, почти касаясь губами:

— Идиот.

Иногда Гарри кажется, что слизеринский гад просто не знает других бранных слов. И в общем-то Гарри с ним в чем-то согласен. Конечно, он идиот, раз умудрился влюбиться в него, вот такого.

Но тут Малфой неожиданно жмется к нему, бесстыдно влипает всем телом и обессиленно утыкается мягкой челкой куда-то под скулу.

— Спасибо, — шепчет он так тихо, что Гарри скорее чувствует, чем слышит его благодарность. — Спасибо, придурок.

И Гарри внезапно усмехается, болезненно, горько. Он так устал держать все в себе. Видимо, день сегодня такой, созданный специально для правды.

— За любовь не благодарят, Малфой.

Тот отрывает голову от плеча и снова смотрит на Гарри, изучающе, будто выискивая в его лице подтверждение, словно боясь, не послышалось ли это ему.