Игла. Сказ о сердце Кощеевом - Страница 2

– Ты меня коль привечаешь с богатыми харчами да сладким вином, сам покажись, – крикнула Игла. – Негоже хозяину прятаться, когда гости в доме! Выйди, дай тебе поклониться да гостинцы вручить. Есть у меня для тебя и дар, и разговор – как полагается.

«Разговор у меня короткий, а дар мой – нож в сердце», – закончила Игла мысленно, высматривая в тенях зала хозяина терема. Но ей снова никто не ответил.

Исходила Игла половину терема, но не нашла ни души – ни живой, ни мёртвой. Расписные залы, спальни со свежими перинами, купели, окутанные паром горячей воды с запахом трав – всё здесь ждало и жаждало гостей, но стояло без дела. Толкнула Игла очередную дверь и оказалась ни много ни мало в хозяйской сокровищнице. Стояли по полкам и столам сундуки и ларцы, полные сияющих камней, серебра да золота. Висели на стенах зеркала в драгоценных рамах и белое оружие, испившее крови и запретных чар. Тянулись, теряясь где-то в темноте, бесконечные шкафы, снизу доверху уставленные невысокими фигурками, вазами, кубками, свитками – кажется, всем чем придётся, от дорогих вещиц до, на первый взгляд, сущих безделиц. Воздух вокруг искрил от затопившей сокровищницу магии.

«Харчи и постель не подошли, привёл меня богатствами своими похвастать? – думала Игла, проходя меж полок и ничего не трогая. – Слышала я, что Кощей гостей испытывать любит, перед тем как жизнь отнять у тех, кто хлеб со стола возьмёт или спать с ним ляжет. Только вот, – Игла мысленно ухмыльнулась, – кому в голову придёт спать со стариком?»

Игла прошла мимо большого зеркала, гладь которого поймала пламя её волос, заплетённых в длинную косу. Игла остановилась и невольно засмотрелась на прекрасные черты своего и одновременно чужого лица. Волосы, больше не рыжие, а сияющие чистым серебром, едва доставали до подбородка. На щеках вспыхнул нежный румянец, а лесная зелень глаз, прежде потухших от горя, заиграла живыми бликами, на голове сверкал самоцветами дорогой венец, шею обвили тяжёлые нити бус. Игла коснулась груди, но нашла пальцами только лён рубахи.

– Что за морок! – охнула Игла. Отражение улыбнулось ей, демонстрируя жемчуг зубов, поманило пальцем с золотым колечком, усыпанным звёздами, а когда Игла шагнула ближе, оскалилось, обернувшись вештицей, истлевшей до костей ведьмой. Кожа посерела и сморщилась, зубы сгнили и почернели, серебро волос превратилось в пепел, а изумруды глаз – в слепые бельма. Игла вскрикнула, отпрянула от зеркала, налетела спиной на шкаф, и тот зазвенел, роняя на пол свои сокровища. Разбилась под ногами хрустальная ваза, осыпались на голову свитки, жемчуга и кольца.

– Кто здесь? – послышался хриплый, надтреснутый голос из темноты.

Игла вздрогнула, развернулась, выставляя перед собой нож, но никого не увидела.

– Кощей? – позвала Игла голосом звонким, как натянутая струна.

Тишину прерывало только её прерывистое от испуга дыхание. А потом снова донеслось слабое: «Кто здесь? – И спустя долгую паузу, будто говорящему приходилось собирать силы для каждого слова: – Помогите».

Игла опустила нож, схватила висевшую в воздухе свечку и, крадучись, отправилась на звук. Но и спустя десяток шагов она никого не увидела.

– Не бросайте меня.

Игла развернулась, и рыжий свет упал на высокий железный… ящик – вернее слова у Иглы в запасе не было, – повторяющий контуры человеческого тела. Он стоял над ней истуканом и глядел золотой маской с чёрными провалами глаз. Железное тело опоясывали цепи, а на груди темнела запирающая руна.

– Помогите… – повторил ящик, и Игла увидела на полу следы давно высохшей крови, будто она вытекала прямиком из ящика.

Правду говорили, что в тереме Кощеевом обитает зло, что бессмертное чудище мучает и лишает жизни своих гостей, потому как не в силах отнять собственную, и ненавидит всех, чьё сердце бьётся и замирает по зову смерти. Его же сердце, если верить сказаниям, давно поросло паутиной, ни живое, ни мёртвое, застывшее между двух миров и оттого способное сотворить чудо, в котором так нуждалась Игла.

– Помогите…

Голос сбросил с Иглы оцепенение, отогнал образ зловещего старика, прожившего на белом свете так долго, что тело успело превратиться в иссушенный скелет.

– Потерпи! – выдохнула Игла, бросаясь к ящику. – Потерпи, миленький, я мигом!

Кровь, которой была начертана запирающая руна, присохла намертво, и Игле пришлось соскребать её остриём ножа. Стоило разорвать плетение линий, сами собой осыпались на пол цепи, превратившись в прах. Игла спрятала нож и ухватилась обеими руками за крышку ящика, потянула изо всех сил.

– Помоги, миленький! Подтолкни! – Игла от натуги сцепила зубы.

Крышка поддалась, заскрипела и отворилась, обнажив ряды острых шипов, сплошь обагрённых кровью. Игла вскрикнула, когда из ящика на неё упал человек, попыталась удержать его, но не хватило сил. Взметнулась снежная вьюга волос, сверкнули золотом глаза, и Игла повалилась на каменный пол. Длинные белые пальцы нашли её горло, разорвали ворот рубахи, и по зале разнёсся мучительный стон. Не успев опомниться, Игла почувствовала, как силы покидают её, как бьётся в крови магия, с каждым ударом сердца вспыхивая и ручьём утекая из тела, стремясь к холодным, чужим рукам на её шее. Закричав, Игла дёрнулась, оттолкнула от себя человека, и удивилась, как легко у неё это вышло – настолько он был немощен и худ. Человек царапнул длинными ногтями кожу на её груди, стараясь поймать последние крохи магии, упал на бок и замер. Игла отпрыгнула, налетев на ящик и чуть не угодив в его зубастую пасть, и схватилась за горло, защищаясь от нового нападения, но человек на полу так и не пошевелился.

Отдышавшись, Игла поманила свечи, и те послушно подплыли ближе. У её ног лежал юноша немногим старше самой Иглы. На молодом, осунувшемся лице застыла мука. Длинные волосы белой волной разметались по полу; худые, похожие на хрупкие ветви руки с длинными, обломанными ногтями – подрагивали; на платье виднелись дыры от шипов и застывшая кровь. Игла присела рядом, потянулась к юноше, боясь, что он истечёт кровью, но украденная магия уже начала исцеление – раны стремительно затягивались.

– Явилась за Кощеем, а нашла его пленника, – пробормотала Игла, убирая с его лица снежную прядь. На его лбу выступила испарина, губы беспокойно шевелились, но слов Игла разобрать не сумела. Её сила была в другом.

Юноша не приходил в себя три дня. Игла оттащила его в ближайшую спальню и уложила на кровать и молилась богам, чтобы хозяин дома не вернулся раньше времени. На рассвете она уходила в лес за травами, днём отпаивала юношу отварами – тот мучился лихорадкой, не переставая стонать и бормотать что-то невразумительное, – а вечерами исследовала терем в надежде узнать, куда и по каким делам мог отправиться Кощей. Ей бы бежать на поиски, но Игла не могла бросить больного – её заботы всегда лежали там, где протаптывали путь чужие беды. До города Игла бы юношу не дотянула, чтобы передать лекарям, а тех привести не могла – боялась оставить его надолго: он грозил сорваться в объятия смерти, не дождавшись помощи. Поэтому Игла оставалась рядом, читала заговоры, клала ему на лоб пропитанные отваром тряпицы и ждала.

Лепёшки заканчивались, Игла собирала ягоды, орехи и носила воду из ручья – еду, что щедро предлагал Кощеев дом, она ни сама попробовать, ни дать юноше так и не решилась. Зато Игла отыскала книги – тысячи книг, что хранили в себе бесконечные залы. После заката, напоив больного зельем и обтерев его тело, она садилась в кресло у кровати и читала ему вслух, плохо и медленно – как умела. И ей мерещилось, будто, когда комната наполнялась её голосом, он переставал стонать.

А на четвёртую ночь, когда Игла, свернувшаяся калачиком в кресле, открыла глаза, кровать, на которой лежал юноша, оказалась пуста.

У кровати спала, свернувшись клубком в кресле, какая-то девчонка. Кощей нахмурился, разглядывая её. На покрытом веснушками лице застыло глупое, беззащитное выражение. Значит, эта зверушка вытащила его из саркофага? Пробралась, чтобы что-то украсть? Кощей сел, и со лба на колени упала пропитанная терпким варевом тряпица. Подцепив её двумя пальцами, он поморщился – девка что, пыталась лечить его припарками? Лучше бы ещё магии отсыпала. Но эти зверушки всегда были жадными, когда дело касалось сил. Хмыкнув, Кощей отбросил тряпку прочь и встал с кровати. Девчонка даже бровью не повела. А отбирать у них силы всегда было так просто… Кощей наклонился, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом ведьмы. Ничего особенного. Сил не больше, чем в лесном ручье. Ума, должно быть, и того меньше, раз решила забраться в его терем. Как проснётся, следует выставить её вон.