Ифтах и его дочь - Страница 60

Познания такого рода нетрудно убедительно представить в теоретическом эссе. Однако автор, желающий сделать представление о боге людей ранней библейской эпохи предметом поэтического творчества, ставит перед собой рискованную задачу. Он должен добиться того, чтобы читатель понимал, о чем идет речь, не только умом, но и разделял бы чувства героев, сопереживал им. Для этого его нужно превратить в человека бронзового века. Он должен сжиться с Ифтахом. Он должен увидеть бога Ифтаха, Яалы, Авиама, Ктуры, Элиада.

В этом рискованном предприятии меня поддерживала мысль, что люди моего произведения уже проанализированы наукой.

Авторы исторических книг, которые вошли в состав Библии, обладали более сильным чувством истории, нежели все остальные поэты, жившие до н. э. Пытаясь расположить свои персонажи во взаимосвязях с действительностью той поры, стремясь к этому, они конструировали эти взаимосвязи, но многие герои Библии поставили библейских авторов в ложное положение. Однако другие персонажи Библии обладали той атмосферой историчности, которая отсутствовала у персонажей ранней литературы. Еврейские авторы, разумеется, тоже были опутаны предрассудками своих эпох, но, в отличие от поэтов-греков, они знали, что их эпоха — звено бесконечной цепи, мост между прошлым и будущим. Они стремились организовать события прошлого в некий порядок, придать им определенное направление, сообщить им мудрые мысли. Даже враждебно настроенные наблюдатели отмечали, что библейские авторы раньше других овладели исторической философией, чувством историчности, познанием будущего и прошлого, динамизмом жизни и диалектикой. Их герои не просто жили собственной жизнью, они были пропитаны историей.

Я старался лишить мою книгу познаний нашего времени и придать ей такую историчность. В этом смысле, и только в этом, «Ифтах» должен был стать библейским романом.

Наша эпоха — время быстрых перемен. Искажение событий заслоняет людям взгляд на целое, универсальное, историческое. Люди видят только ближайшее будущее, свое завтра, они переполнены событиями, вынуждены принимать решения, действовать, а «действующий, — считал Гете, — всегда бессовестен, совесть имеет только созерцающий».

Когда я приступил к работе над «Ифтахом», я сказал себе, что пропитать книгу той историчностью, которая необходима библейскому роману, в наше время — неразрешимая задача. Тем не менее, я рискнул, надеясь, что уже сама попытка будет мне наградой.

Так и получилось. Громоздившиеся друг на друга трудности приносили новые идеи и переживания.

Полузабытое искусство исторического повествования — высокое искусство. Исторический роман — законный наследник героического эпоса. Он раскрепощает того, кто над ним работает, от статики настоящего. Поднимает его над ней, дает чувство бесконечного рождения нового, учит его понимать в динамике собственную эпоху.

Даже если роман удается только наполовину, он дает читателю переживания, которые не может предоставить ему другая книга. Читатель одновременно наблюдает за героями исторического романа с некоторой дистанции и разделяет с ними их чувства. Он не просто постигает, он чувствует, что проблемы этих людей, какими бы они ни были чуждыми, волнуют его и будут волновать его потомков.

Лион Фейхтвангер