Иерусалим правит - Страница 7

К своему огромному облегчению, я обнаружил в кармане жилета пакет с кокаином. Вскоре я смогу избавиться от жестокой боли. Решившись последовать за этим добросердечным негром (имя которого, по его словам, было мистер Джейкоб Т. Микс), я уже планировал предложить ему в Лос-Анджелесе постоянную работу в качестве своего слуги. Без всякой вины он оказался в затруднительном положении, став жертвой предубеждения в обществе, где его могли использовать в негритянских полках, но не нуждались в его услугах в мирное время. Конечно, таков был тяжкий урок «эмансипации». Кому нужна свобода, если нет достойной работы?

Словно в тумане, я хромал вдоль путей, перепрыгивая через шпалы и рельсы, пока не добрался до медленно двигавшегося товарного поезда и мой новый друг почти не забросил меня в вагон. Я поскользнулся на маслянистой древесине и снова ударился головой. Перевернувшись, я увидел мистера Микса; полы его большого изодранного пальто разлетелись так, что он напоминал Старого морехода с гравюры Доре; его фигура заслонила весь вход в вагон. Потом Микс повернулся и со стуком захлопнул раздвижную дверь.

— Мы будем сидеть в темноте, пока не проедем город, — сказал он.

Это меня вполне устраивало, поскольку я мог теперь втайне воспользоваться кокаином. Я не предлагал «снежок» своему спутнику, да он и не ожидал ничего подобного. Есть большая разница между тем, как кокаин воздействует на белых, и тем, что происходит после приема «лекарства» с типичным негроидом. Кроме того, я услышал звук открываемой бутылки.

— Тебе стоит сделать глоток, пока не заболели эти ссадины, — пробормотал мой добродушный Пятница, но я отказался.

Я уже чувствовал себя значительно лучше: я знал, что приближаюсь к городу — и к Эсме.

Когда Джейкоб Т. Микс зажег крошечную карманную масляную лампу, вагон внезапно озарился дивным сиянием, которое превратило каждую соломинку в золото, каждый моток проволоки — в серебро; мы как будто оказались в каюте старинного корабля, что мягко качался на волнах, словно огромная уютная колыбель. Дружелюбное лицо мистера Микса — большое, покрытое шрамами — приблизилось ко мне, и мой спутник с грубоватым добродушием поинтересовался, не хочу ли я глотнуть из его бутылки и немного поспать.

— Сколько времени пройдет, прежде чем мы доберемся до Нью-Йорка? — спросил я.

— Пять или шесть часов, я полагаю. Он едет медленно, этот старый поезд, но он надежен. Только нам надо остерегаться копов. В такие часы они могут прятаться, а потом оказаться прямо рядом с тобой. Но держись за меня, Макс. Я провожу тебя к твоей лодке. Девушка тебя ждет? Она из другой страны?

В основном он был прав, так что я не стал ничего уточнять. И пока мистер Микс рассказывал какую-то историю о нигерийском моряке, которого он когда-то знал, и повторял африканские предания, услышанные от нигерийца, — я погрузился в полусон, где обрел утешение, увидев нас с Эсме, принца и принцессу Голливуда среди холмов и долин Калифорнии, предвестников и воплощений неизбежного и великолепного Будущего.

Как предусмотрительны они были, эти идиоты! «Was ist Originalität?»[32] — спрашивает Ницше. Я могу ему ответить. Это — то, что большинство инстинктивно уничтожает. И как старались уничтожить меня! Но все-таки я выжил. Я все еще жив! Они не смогли меня одолеть.

И даже тогда я знал, что не могу погибнуть. Миссис Корнелиус сказала мне это всего пару недель назад, когда пришла в мой магазин в поисках нового свитера для своего мальчика. «Ты просто непобедим, Иван!» Возможно, именно поэтому у нас всегда были с ней такие особые отношения. У нас есть общее, весьма завидное достижение — мы пережили большую часть двадцатого века.

Настроив фитиль своей миниатюрной лампы так, чтобы она давала только минимум света, мистер Микс открыл книгу, отметив с некоторым удивлением мое спокойствие и способность быстро восстанавливать силы.

— Ты не так уж слаб для белого мальчика.

— Мы, Питерсоны, — сказал я ему, — очень выносливы.

Эти вагоны для скота всегда приводили меня в уныние. Они пахнут и выглядят почти одинаково в России, Америке, Северной Африке и Германии, и, независимо от обстоятельств, путешествовать в них унизительно. В поезде непременно окажется по меньшей мере один громила, который примется терроризировать пассажиров. Мы с Джейкобом Миксом были избавлены, по крайней мере в ту ночь, от звука ботинок на металлической подошве, который доносится с крыши и несет невидимую угрозу. Как им нравилось мочиться на нас! И мы были признательны, если они этим и ограничивались. Люди, оплакивающие окончание паровой эпохи, оплакивают романтический миф, а не ужасную реальность, с которой многим приходилось сталкиваться.

Мистер Микс оказался человеком, наделенным кое-какими интеллектуальными амбициями. Он занимался самообразованием — пусть примитивным и нелепым — и потому был куда более приятным спутником, чем я ожидал поначалу.

Добросердечный, способный к самосовершенствованию негр — одно из лучших существ в мире. Ему не хватает сложных интеллектуальных ресурсов, но этот недостаток восполняется иными достоинствами — верностью и цельностью. У него нет времени ни для темнокожих бездельников, ни для «белого мусора». Таким образом, поскольку я не мог спать и хотел отвлечься от тревожных мыслей об Эсме, то с превеликой радостью вовлек Джейкоба Микса в разговор. Оказалось, он родился в Алабаме, но приехал на север, в Филадельфию, чтобы работать на заводе во время войны. Война закончилась, и белые пожелали занять свои прежние должности. Он делал разную черную работу, чтобы хватало на хлеб, но как раз сегодня решил все бросить и попытаться найти место на корабле, отплывающем из Нью-Йорка. Меня это совпадение обрадовало.

— Выходит, мы движемся в одном направлении!

— Полагаю, так, — сказал мистер Микс и снова продемонстрировал свою неописуемую дикую усмешку.

Я нашел друга и проводника в городских джунглях, зверя, превосходно приспособившегося к выживанию в современном мире. Было вполне логично сообщить ему, какому именно человеку он оказал поддержку. Я постарался по возможности кратко рассказать ему о своей жизни и планах. Не помню, как я заснул.

Поезд сильно тряхнуло, и я проснулся от страшного холода. Еще спавший Джейкоб Микс откатился немного в сторону. Его лицо оказалось рядом с моим, тогда он открыл глаза и подмигнул.

— Мы, должно быть, в Джерси-Сити.

Он посмотрел сквозь щели в стене на серое предрассветное небо, потом поднялся на ноги, стряхнул солому с потертого одеяния и расправил рубашку. Когда мистер Микс приоткрыл дверь вагона, я увидел только облако и несколько чаек, но звуки, доносившиеся ранним утром из порта, нетрудно было узнать. Я слышал их в Одессе и в Константинополе. Сердце мое радостно забилось. Мы добрались до доков! Теперь все, что нам оставалось сделать, — это отыскать пирс, куда причалит «Икозиум». Я хотел выскочить за дверь и броситься к воде. Я чувствовал запах соли, моторного масла, бриза. Esme, meyn bubeleh. Es tut mir leyd. Esmé! Esmé![33] Я посмотрел на часы. Если все шло по плану, то судно уже стояло в доке, но пассажиры еще не высадились. Я забыл номер пирса, но кто-то из чиновников обязан был помочь мне.

— Хорошо, полковник. — Мистер Микс внезапно распахнул дверь и подозвал меня к себе. — Беги вон к тому штабелю ящиков, прямо вперед. И побыстрее, парень!

Я легко спрыгнул на бетонный перрон оживленной сортировочной станции, окруженной подъемными кранами, большими локомотивами и товарными вагонами разных типов; мне удалось быстро добраться до ящиков и втиснуться в маленький проем, оставленный небрежными грузчиками. Мистер Микс присоединился ко мне почти тотчас же.

— Ты и бегаешь хорошо, — сказал он. — У тебя столько же опыта, сколько и у меня?

(Я запомнил эти вопросы, потому что они казались мне совершенно загадочными. Я совсем не понимал их. Иногда я полагал, что мой спутник всего лишь бессмысленно повторял фразы, которые он где-то слышал или читал, не задумываясь о содержании.)