Иероглиф «Любовь» - Страница 15

– А, не обращай внимания, – отмахнулся император. – Это все проклятые золотые туфли. Натирают ужасно, не понимаю, как до меня их носили две династии императоров. Я их бросил где-то у беседки. Пошлем потом твою курносую служанку, она подберет. Ну, встань же с колен, милая моя! Дай мне вдоволь налюбоваться тобой.

И тут зашипел чайник, вода из него переливалась через край.

– Юй, чайник! – вскрикнула Нэнхун. – О, простите нас, государь, что мы, как должно, не подготовились к вашему приходу...

– Это верно, – сказал император. Плотной полой своего драгоценного халата обмотал руку и снял плюющийся кипятком чайник с огня. – Да что возьмешь с твоей курносой служанки, кроме веснушек? Где у вас чашки и заварка? Я сам приготовлю чай. И не спорьте.

Тут Юй, до сих пор пребывавшая в каком-то окаменении, пришла в себя и всплеснула руками:

– Статочное ли это дело, небесный государь! Позвольте мне!

– Милая, твоя служанка мало того, что самая курносая девчонка во всей Яшмовой Империи, так еще и навострилась перечить самому императору.

– Простите ее, простите меня, – сказала Нэнхун и взглянула на государя взглядом, от которого Жоадин почувствовал себя крылатым, как феникс, и могучим, как снежный лев. – Почтительно прошу у вас разрешения омыть вам ноги...

– Нет, это я прошу! – пискнула Юй.

– Оставьте, – отмахнулся император. – Где у вас столик для чая? Я так и буду стоять с чайником в руке?

Юй вскочила, отодвинула в сторону ширму:

– Прошу пожаловать во внутренние покои!

Император, держа в одной руке чайник, а другую П0ложив на плечо заалевшей от смущения Нэнхун, вошел в покои, бывшие одновременно и спальней, и чайной комнатой, и кабинетом для упражнений в рукоделиях (император увидел на круглом столике свечу и разложенный кусок тафты с начатой вышивкой). Кровать была задернута пологом из серого шелка, на чайном столике облупился лак, но все было опрятно и изящно.

Юй подала чашки, блюдце для заварки... Император сам растер плитку чая, понюхал при этом щепотку, сморщил нос:

– Какой чай вы пьете? Обычный?! Разве верховный евнух не снабжает вас всем самым лучшим?

Нэнхун промолчала; глядя на нее, промолчала и служанка.

– Что я спрашиваю... – пробормотал император и приготовил чай. Сел, усадил рядом Нэнхун, беспрестанно ею любуясь, – Хочешь, я пошлю твою служанку за дворцовым распорядителем, и он немедленно устроит здесь все для настоящего пира? По дивным твоим глазам вижу, что нет. И мне это не по душе. Я хочу вкусить того, что вкушала ты, узнать, как ты жила, как страдала. Я хочу сделать для тебя все. Луна станет твоим зеркалом, а солнце – подносом для сладостей!

– Не нужно, мой император, – робко улыбаясь, сказала Нэнхун. – Я ничего не стою...

– Воздух тоже ничего не стоит, но как прожить без воздуха? – пылко сказал император. От близости нежного тела Нэнхун у него кружилась голова, как у юноши, ни разу не познавшего любви. – Я буду Дышать только тобой, Нэнхун.

Они допили терпкий чай и отослали Юй искать золотые императорские туфли у Лотосовой беседки.

Только цапли, вышитые на сером шелковом пологе, видели, как император Жоа-дин погружался в пучину неизведанного блаженства и как алел румянец на щеках, плечах и груди Нэнхун – румянец от поцелуев, что изливались на нее, подобно весеннему ливню.

Так минула ночь, за бумажным окном засияло свежее осеннее утро. Император проснулся и долго любовался женщиной, что спала с ним рядом. Теперь, при свете утра, она виделась ему еще прекрасней. Но это была не высокомерная красота и не смазливость, рождающая одну лишь похоть; прелесть Нэнхун проникала в самую душу, преображала сердце, уча его любить, жалеть и преклоняться. Жоа-дин увидел, что его возлюбленная много плакала и жила печалью, и мысленно поклялся, что отныне никакая скорбь не коснется этого драгоценного лица.

Нэнхун открыла глаза и посмотрела на императора.

– Я видела сон, – прошептала она. – Вы и я – мы стали птицами. Бессмертными фениксами с крыльями пурпурными, как лепестки пламени. Мы парили выше горных вершин, выше облаков, среди бесконечного сияния и красоты...

– Это благой сон, возлюбленная моя, – сказал император, целуя Нэнхун. – Он предвещает счастливые изменения в нашей жизни. Я выстрою для тебя дворец, где стены будут из нефрита и яшмы, полы там устелют мягкими коврами из далекой жаркой страны Хургистан, чтобы твои; прелестные ножки не знали неудобства. Там будут драгоценные вазы и безделушки из золота и серебра – пусть они вызывают улыбку на нежных твоих устах. А наше ложе будет ароматно и укромно, как сердцевина лотоса... Я превращу твою жизнь в рай.

– Рай – там, где вы, – сказала Нэнхун. – Зачем мне дворец, разве здесь я мало любила вас?..

– Любовь надо вознаграждать, – прошептал император, скользя губами по шелковистой коже возлюбленной.

– Любовь нуждается в любви, а не в награде, ответила Нэнхун.

Жоа-дин стиснул Нэнхун так, что она сладко застонала, и спросил, улыбаясь:

– Как ты смеешь возражать своему императору?! Ну, берегись!

... Рассвет давно уже сменился полднем, а маленькая Юй все бродила у Лотосовой беседки, держа в руках золотые императорские туфли.

– Эй, курносая! – услышала вдруг она.

Юй обернулась к озеру и увидела, что на перилах мраморного мостика сидит прекрасный юноша, в котором она признала Небесного Чиновника Аня. Чиновник-небожитель приветливо помахал девушке рукой с раскрытым веером:

– Что, удивилась?

– О, бессмертный! – прошептала Юй. – Как вы здесь оказались?

– За любопытство я прищемлю тебе твой курносый нос, – рассмеялся Небесный Чиновник Ань. – Давай иди сюда, присаживайся рядом. Что глядишь? Иди прямо по воде, не бойся, не утонешь, обещаю.

– Я боюсь!

– Глупости. Если б ты была трусиха, я с тобой и разговаривать-то не стал. Больно надо глядеть на такой курносый нос. Быстро сюда, я сказал!

Юй ступила на воду и впрямь пошла по ней, как по крепкому полу. Когда она добралась до мостика, Небесный Чиновник протянул ей руку и легко поднял. Усадил рядом с собой. Посмотрел насмешливыми глазами. Юй не отвела взгляда и только теперь заметила, что зрачки Небесного Чиновника золотые и сверкающие, словно два маленьких солнца.

– Ну как, – спросил Небесный Чиновник. – Исполнил я твои молитвы?

– Сегодня ночью император посетил мою госпожу, – таинственно прошептала Юй.

– Для меня это не тайна, – усмехнулся Небесный Чиновник. – Ох и пришлось же мне потрудиться!

Этот император – самый твердолобый и непонятливый из всех императоров, какие передо мной проходили за две тысячи лет! Я с ним и через таз для умывания говорил, и в видениях являлся, а до него все никак не доходило, какая женщина ему действительно нужна. Теперь, надеюсь, дошло.

– Ваши слова слишком премудры для меня, о небесный, – смутилась Юй.

– Аи, не притворяйся, все ты прекрасно понимаешь, курносая красавица, – ухмыльнулся Небесный Чиновник. – Ладно, все счастливы и довольны, так что мне пора.

– Уже уходите? – вздохнула Юй. Сидеть рядом с небожителем было хоть и страшновато, но очень приятно.

– Я иногда буду навещать... всех вас. Мало ли что может случиться. У вас, у смертных, счастье – это такое непостоянное дело! Вчера ходил счастливый, а сегодня проснулся несчастней всех живущих... Ладно. Не скучай, курносая!

И не успела Юй опомниться, как Небесный Чиновник крепко поцеловал ее в губы. А потом, взмахнув веером, вознесся на небо.

Юй немного посидела на перилах мостика, повздыхала... И понесла золотые императорские туфли их хозяину. Но мысли ее теперь были где-то далеко на небе. Вероятно, там, где пребывал и Небесный Чиновник Ань.

... А о том, что случилось дальше с нашими героями, вы узнаете из следующей главы[12]