Иди до конца - Страница 35

Щетинин протянул руку к заводу.

— Когда ветерок в эту сторону, в поселке, очевидно, несладко?

— Поселок построен с подветренной стороны, — ответил Черданцев. — Основные воздушные потоки устремляются с гор в долину. Но иногда задувает и к нам, радости тогда немного.

— Пройдемся по цехам, — решил Щетинин. — Кстати, где будем жить?

— Приезжих обычно размещают на квартирах местных работников, потому что гостиница у нас неважная. Вас соглашается взять Спиридонов. У него три комнаты, одну отдадут вам.

— Это начальник электролизного цеха? Заклятый враг вашего хозяина Пономаренко?

— Он самый. Только почему заклятый? Не дружат — это верно.

Осмотр завода Черданцев начал с рудного двора. В гигантских бункерах этого каменного сарая легко могли уместиться двухэтажные дома. Бункера были доверху полны золотистой рудой, доставленной с гор. К рудному двору примыкала агломерационная, за ней тянулся самый обширный из заводских цехов — плавильный. Здесь стояла отражательная печь — внушительное здание в здании. Над ней с трамвайными звонками проплывали мостовые краны, у окон суетились печевые. Воздух около печи был удушлив и жарок, в нос бил сернистый газ. В стороне от отражательной печи, вдоль стены цеха, вытянулась цепочка исполинских бочек — конверторов, в которых из расплава, содержавшего много ценных металлов, выжигалось железо. В конверторах гремел сжатый воздух, газа около них было еще больше. Щетинин раскашлялся и поспешно отошел. Кашель мучил его все время, пока он находился в цеху, долго не оставлял и за воротами цеха.

— А говорят, грешники проводят вечность у серных котлов, — сипел он. — Черта с два выдержишь вечность в подобной атмосфере!

— К сернистому газу привыкают, — заметил Черданцев. — В очистном отделении у нас хлор, это похуже.

Очистной цех казался прибранным и тихим в сравнении с дымным, грязным и грохочущим плавильным. Это тоже было обширное здание, метров двести в длину. Половину его заполняли огромные баки высотою в восемь метров — чаны Пачука, или пачуки, как их называют на заводах. В пачуках бурлила продуваемая воздухом смесь из растворенных и выпавших в осадок металлов. Это были те самые высококонцентрированные растворы, для которых Терентьев создавал свою теорию. Он ходил по дощатому настилу, отодвигал доски, прикрывавшие отверстия чанов, всматривался в их темную глубину. Рабочие временами поворачивали вентили на трубах — в пачуки вливались реагенты, кипение в них усиливалось, сквозь доски крышек поднимались едкие, перехватывающие горло испарения. Мощные вентиляторы гудели, нагнетая свежий воздух, отсасывая испорченный; уже через две-три минуты после выброса газов от них не оставалось и следа. Но эти три минуты были непереносимы. Терентьев глотнул ядовитый воздух и отскочил: горло его обожгло, словно спиртом. Почти у всех рабочих в этом цехе лица были серовато-бледны.

— Каждому здесь выдается усиленное питание, — сказал Черданцев. — И зарплата, конечно, повышенная, отпуск подлиннее. Только газ есть газ — жира с ним не наживешь. Между прочим, я тоже тут работал, на этих пачуках.

Не лучше, чем у чанов, было возле фильтров, занявших другую половину цеха. В бочкообразных аппаратах смеси, поступавшие из чанов, освобождались от осадков, дальше очищенный раствор уходил по трубам в электролизный цех. Из всех пор фильтров сочился удушливый газ, а когда их открывали, он вздымался облаком. Щетинин качал головою: по всему было видно, что процесс идет с перерасходом реагентов и энергии. Не обращая внимания на газ, Щетинин стал заносить в блокнот замеченные неполадки.

— Пойдемте к Пономаренко, — предложил Черданцев, когда Щетинин покончил с записями.

Пономаренко принял их в конторке, битком набитой работниками цеха. Народ здесь был «переменный», как объяснил Черданцев: кто входил, кто выходил, кто в изнеможении разваливался на диване, чинности заседания не чувствовалось, хотя Терентьеву показалось, что они попали на заседание. Пономаренко, высокий, со злыми глазами и нервно подергивающимся уголком рта, поднялся навстречу, пожал руки и обратился снова к своим делам. По всему было видно, что это человек желчный.

— Да вы с ума сошли! — орал он на мастера. — Качаете Спиридонову раствор с такой концентрацией железа! Вы что, Спиридонова не знаете? Чтоб больше не повторялось, ясно? Спиридонов должен получить максимальную очистку, голову оторву, если прошляпите! Все знают, что у него не ладится, так пусть пеняет на себя, а на нас валить не позволю!

Когда мастер, получив свою порцию «проборки», убрался, Пономаренко обратился к гостям.

— Значит, на подмогу из института? — сказал он ворчливо. — Давно пора. Мы тут мучаемся с допотопными процессами, а вы книжечки пописываете о достижениях! Если по вашим книжечкам производство вести, так надо цехи закрывать: что-то далеки они от практики.

— Мне показалось по разговору с мастером, что и вы работаете не так уж хорошо, — возразил Щетинин. — Иначе не пришлось бы и распекать его.

Пономаренко недобро покосился на Щетинина. Угол рта у него начал подергиваться сильнее. Пономаренко дотронулся до рта рукою, останавливая дерганье.

— Есть у нас один вредный тип, Спиридонов, вы скоро познакомитесь: ехида, каких свет не видел, — сказал он сердито. — Он ведь как? Любой свой недочет объясняет, что со стороны подгадили. Но я его подведу, не обрадуется! Так очищаем ему растворы, что он и мечтать не смел. Вот пусть теперь показывает, чего сам стоит!

Он намеревался еще ругать Спиридонова. Щетинин прервал его. Вытащив блокнот, он стал рассказывать, чем они собираются заниматься. В это время Пономаренко вызвали в цех.

— Опять неполадка, — сказал он, вставая. — Вы уж извините, приступим к работе завтра. Не знаю, как по науке, а у нас начинают ровно в восемь и опоздания не поощряются.

Черданцев повел Терентьева и Щетинина в последний из цехов завода — электролизный.

— Серьезный мужчина этот Пономаренко, — заметил Щетинин. — Такому палец в рот не клади ни при каких чинах. Спиридонова он ненавидит крепко, но довольно своеобразно.

— Пономаренко с чинами мало считается, — подтвердил Черданцев. — У нас директора завода часто сменялись, все от него плакались. Чтоб ему палец в рот — и говорить не приходится!

Спиридонова повстречали в цеху. Обширное застекленное помещение электролизного цеха заполняли бетонные ванны, в них кипел разлагаемый электричеством раствор: на одних электродах выделялись металлы, на других — кислород. В воздухе носились едкие испарения, щипало язык, заслезились глаза. Между ваннами неторопливо прогуливался толстячок с добродушным лицом. Это был начальник цеха Спиридонов.

— Вы мои гости! — объявил он, здороваясь с Терентьевым и Щетининым. — Постараемся, чтоб не обижались. Матвеевна моя любого закормит, а насчет горючего я ублажаю. Аркадий говорит, что вы не пьете, верно? Я тоже не очень, да ведь без рюмочки суп еще так-сяк, а котлета рот дерет. Ладно, принуждать не будем, у нас — от каждого по способности.

Он показал свой цех, провел на подстанцию, в конторку, снова вывел в цех. Он был из тех людей, которые не присаживаются, а отдыхают стоя.

— У меня вам работешки немного, — заметил он. — Аркаша науку свою развернул у Пономаренко. Слышал, кое-какие успехи есть. Так, Аркаша?

— Пока небольшие, — сказал Черданцев. — Еще не все налажено.

У Спиридонова засверкали глаза.

— И правильно, что не налажено, — объявил он с удовольствием. — А почему? Начальник цеха всех дергает, на всех орет, во все нос сует. Ни за что не поверю, чтоб у такого пошло новое дело. Неиспробованный процесс требует своего подхода — без шума, без брани, с шуточкой…

Спиридонов, видимо, жалел, что испытание новых методов досталось не ему. Щетинин взял Пономаренко под защиту.

— Но ведь он доставляет вам продукцию высшего качества. Или это неправда?

— Чистит он неплохо, — согласился Спиридонов. — Невредно чистит, кто же спорит? Да в чем причина? Знает, что ославим его на весь завод, дай он нам не по кондиции. Он каждый пустячок учитывает, такой человек…