Идет розыск (журнальный вариант) - Страница 35

— Что я сообразил, вес не касается.

— Ладно. Так кто же вам платил за эту работу?

— Никто. Так, знаете, баловался, — насмешливо ответил Глинский.

— Ну, побаловались и кому отдали?

— Выбросил, И кто-то, видимо, подобрал.

— Так. Значит, на вопросы отвечать не желаете?

— А вы это только что сообразили?

— А вы сообразили, почему прокурор дал санкцию на ваш арест? Это был для Лосева тот редчайший случай, когда человек оказался до такой степени враждебен и ненавистен ему, внутренне неприемлем, что контакт с ним никак не возникал, просто не мог возникнуть. И Виталий сам начинал злиться и нервничать.

— Скажите, Глинский, почему вы работаете вахтером?

— К вашему сведению, у нас любой труд почетен.

— А какое у вас образование?

— Вас не касается. Впрочем… Кончил педагогический. Так сказать, учитель.

— Почему же стали вахтером, интересно?

— Почему вахтером? — снисходительно переспросил Глинский. — Пожелал. Больше, знаете, свободного времени… для самообразования. И вообще, — он пожал плечами, — я устроен так, что карьеру делать не хочу. У меня другие радости в жизни. Вот, например, женщины. Это прекрасно!

— И деньги?

— И деньги, — охотно согласился Глинский, ехидно блестя глазами. — Вам это, конечно, чуждо, я понимаю.

— Почему же? Но вахтер получает мало.

— Зато остается время для приработков.

— И вы своей жизнью довольны?

— Вполне. Только оставьте меня в покое.

— Исключается. Самой вашей жизнью. Входит, так сказать, в условие. И при таких условиях жизнь ваша не так уж привлекательна, мне кажется. Скажите, у вас еще не было судимости? Мы не успели проверить.

— Можете не проверять. Не было.

— Тогда понятно. Жизнь этой стороной к вам просто еще не повернулась. Но учитывать это вы должны были как умный человек. Порок-то ведь всегда наказывается. Это еще, кажется, в библии сказано. Ну, допустим, получили вы от Льва Константиновича какую-нибудь жалкую тысячу рублей…

— Ну, знаете! Вы меня…

— Пожалуйста, — оборвал его Виталий, словно его интересовали не факты, а сам спор о жизни. — Допустим, вы получили даже пять процентов от…

— Десять! — в свою очередь, запальчиво оборвал его Глинский. — Десять, не меньше!

— Пусть даже десять. Но сегодня он их вам вручил, а завтра…

— При чем тут завтра? Я сегодня же на них куплю, что хотите, любую машину, пол — «Березки», любую женщину, наконец! Согласитесь, здесь стоит рискнуть, черт возьми!

Глинский зло стукнул кулаком по колену.

— Это не риск, — возразил Лосев. — Это всегда в конечном счете проигрыш. Катастрофа, Об этом Лев Константинович вас, конечно, не предупредил, когда пригласил, а точнее, заманил…

— Условия ставил я! Можете у него самого спросить.

— И спросим.

— Вот-вот. И спросите. И у Нинки можете спросить.

— А не скажут они, что организатор всего этого вы? Что, допустим, тот же Лев Константинович вообще в этом не замешан? В самом деле, вы смотрите, что получается. Вы изготовили фальшивые доверенности, вы через ту же Маргариту Евсеевну нашли подходящего фондодержателя и через Веру тоже. Затем вручили эту доверенность, скажем, Шанину, и тот со Смоляковым, это шофер…

— Да знаю я его, — отмахнулся неожиданно встревожившийся Глинский.

— … Так вот, Шанин со Смоляковым получили после этого товар и отвезли, предположим, в цех к Свиридову, в Лялюшки — есть, знаете, такая…

— Знаю, — вновь напряженно оборвал его Глинский.

— … Вот они и отвезли. И все. При чем здесь Лев Константинович, спрашивается?

— При чем? — слегка обескураженно переспросил Глинский. — А идея чья? А кто, извините, всех нашел, дал задания?

— А он разве письменные указания какие-нибудь давал вам? Или свидетели тут были? Да вы просто хотите утопить невинного человека, вы и, скажем, тот же Шанин, если он такие же показания даст. Хотите снять с себя дополнительную ответственность как главарь. Это все любой адвокат докажет. Вот вам и ваша распрекрасная жизнь. Ведь хищения-то колоссальные, Глинский. И соответствующая статья по такому случаю…

— Стойте, стойте! — прервал Глинский. — Вы куда поворачиваете? Тоже в его адвокаты записались?

— Да нет. Сама ситуация так поворачивается, не заметили разве?

— Бросьте! Шантажируете, да? Запугиваете? — дрожа от волнения и ярости прошипел Глинский: — Не пройдет!

— А зачем мне вас шантажировать и запугивать? — недобро усмехнулся Лосев. — Мне от вас ничего не требуется. Вина ваша доказана. А вот вы подумайте и над вашей распрекрасной жизнью и над ситуацией, которую я вам обрисовал. Защищаться Лев Константинович будет отчаянно, сами понимаете. И тут лучшей версии он не придумает.

— Ладно, — нервно ответил Глинский, — я тоже, знаете, не христосик, чтобы чужие грехи на себя брать.

— Да уж до христосика вам далеко, — согласился Виталий. — С вами поговоришь, так мыть руки тянет. Большой вы подлец, Глинский. Большой, — не сдержавшись, добавил он. — Это я так, неофициально вам говорю.

— А я в вашей аттестации не нуждаюсь, — огрызнулся Глинский. — И кое — что придумаю еще, будьте уверены.

— Что ж, дайте тогда знать. А — пока все, на первый раз.

… В тот же день Лена позвонила Липе.

— Леночка, миленькая, родненькая, как хорошо, что вы позвонили! — заверещала Липа. — Я так волновалась, так переживала, кошмар просто! Мне Ниночка утром звонила сама не своя. Этот Сева! Он такой невоздержанный, такой страстный! А он вас запер? Это же надо! Ласточка, бедненькая моя…

Липа говорила не останавливаясь, искренне взволнованная и расстроенная всем происшедшим.

— Но вы бы знали, как меня обидела Нина, — сердито сказала Лена. — Она меня просто предала. Я это забыть не могу.

— Ой, что вы, что вы! Это все неожиданно получилось. Она и не думала даже. Ниночка такой человек! И она сейчас ужас как переживает. Леночка, душечка вы моя, родненькая, вы на нее не обижайтесь, умоляю. Ну, ни при чем она тут, клянусь вам! Она сама вам все объяснит. Вы не заглянете ко мне, ну, хотя бы сегодня вечерком? Ласточка моя, миленькая, приходите. Надо же объясниться. Я сама, знаете, так страдаю, так вас обеих люблю, передать просто не могу. Так придете?

— Пожалуй… — неуверенно согласилась Лена, давая понять, что все еще не остыла от обиды. — Если освобожусь.

— Нет, нет, непременно! Я… Мы будем ждать. Было ясно, что предложение исходит от Нины. Кажется, она тоже стремилась к примирению. Это было странно. Зачем после всего случившегося Нина решила восстановить отношения? Ни о каких личных симпатиях речи быть не могло. Обе ощущали взаимную неприязнь. Лена чувствовала, что тут ей Нину обмануть не удалось. Может быть, привлекло ее мнимое место работы? Ведь Нина тогда сказала: «У вас там большие возможности». А может быть, встреча требовалась не для восстановления, а для выяснения отношений? Лена-то исчезла довольно загадочно. А фокус с Шухминым мог понадобиться не только Глинскому. Не исключено, что ее собирались проверить или втянуть, но Глинский спутал все карты. А что если проговорился этот бородатый Вова, хозяин дачи? Все эти соображения Лена и выложила Цветкову. Тот некоторое время молчал, обдумывая ее слова, и потом, вздохнув, сказал:

— Идти, милая моя, так и так надо.

И «милая моя» прозвучало как знак дружбы и доверия, как свидетельство, что Лена в глазах Цветкова стала окончательно своей, близкой, как все ребята из его отдела, и верит он ей теперь так же, как им.

— Надо идти, — повторил он. — Вы для них человек, конечно, случайный, чужой. Так и надо. Но при этом следует все же добиться их доверия или заставить проговориться. Главное сейчас-путь к этому самому Льву Константиновичу. Главарь-то он, конечно, главарь, но вот какая у него конкретная роль, мне не ясно. За что его можно ухватить. Но пока главное — путь, путь к нему.

И вечером Лена поехала к Липе.

Перед этим она, правда, не удержалась и позвонила Откаленко. Весь день думала о нем, с того момента, как на утренней оперативке увидела его лицо со следами ушибов и, как ей показалось, его очень грустные, совсем больные глаза.