Идеальный топ (СИ) - Страница 11
— Нам надо поговорить, — задыхаясь, прошептал он Чонину в подбородок и чмокнул прямо в упрямую ямочку.
— Да уж, надо.
— Да уж, надо, — попугаем повторил Бэкхён и закрыл глаза, потому что кое-кто — и пальцем показывать не стоило — нахально запустил ладони под халат и наложил лапы на ягодицы Бэкхёна. Бэкхён подобного обращения терпеть не мог с младенчества, но разозлиться на Чонина не получалось — в его исполнении это воспринималось настолько естественным, что Бэкхён мгновенно деградировал до уровня закоренелого романтика, и ему вот совершенно не было стыдно. Ни в одном глазу.
Второй поцелуй поставил жирный крест на запланированной беседе и объяснил, почему Чонин так рвался уйти. Но теперь было поздно, а Бэкхён не видел ни одной причины, почему нельзя отложить беседу до утра, например. Он мог и дольше потерпеть.
Наверное.
— Убери оттуда… ты что творишь?!
— М-м-м?
— Нет, продолжай, но не на лестнице же! Что ты… Гр-р-р! Мой блокнот!!!
========== - 4 - ==========
миди трещит и сопротивляется, но вроде пока лезет)
➍
Бэкхён в одной руке держал блокнот — тот едва не вывалился из кармана ещё на лестнице, а второй пытался запереть коридорную дверь, пока Чонин мягко тянул его за собой. Поскольку они при этом ещё и целовались, задача казалась невыполнимой. Уловив тихий щелчок, Бэкхён наконец отцепился от двери. Дальше их ждала не менее сложная задача — попадание в дверь квартиры с первой попытки и без прерывания поцелуя.
Или со второй.
Ну ладно, хоть с какой-нибудь.
Чонин тихо зарычал, врезавшись спиной в косяк. Бэкхён освободившейся рукой провёл по плечу и погладил между лопатками, чтобы уменьшить боль от удара. Притих, подставив губы для нового поцелуя. Украдкой пошарил рукой с блокнотом — нашарил полку и разжал пальцы. Кажется, блокнот на полку попал и не свалился никуда.
Нащупав дверную ручку, Бэкхён попробовал захлопнуть дверь. Получилось с четвёртого раза. После Чонин влетел спиной в стенку, но это не заставило его отвлечься от халата Бэкхёна. Халат наполовину с Бэкхёна сняли общими усилиями. Точнее, Чонин снимал, а Бэкхён мешал, и халат не выдержал. В рамках личной мести Бэкхён стянул с Чонина галстук и вцепился в пуговицы на рубашке. Сдирал рубашку вместе с пиджаком, напрочь позабыв о пуговицах на манжетах. Всё закономерно застряло.
Бэкхён и Чонин дружно путались минуты три в складках ткани, намертво застрявшей на запястьях. По-прежнему отвлекались на поцелуи и объятия. Пока об пол со звоном не стукнула отлетевшая пуговица. Осталось разобраться с левой рукой Чонина.
Пока разбирались, всё ещё продолжая обниматься и целоваться, и одновременно вваливаясь в гостиную, впилились в узкий шкаф. Сверху им на головы посыпались листы, кисти и всякая мелочь. А потом Бэкхён сдвинул ладонь по спине Чонина и влип пальцами в нечто густое, напоминавшее йогурт или сметану. Но в этот миг как раз удалось высвободить левую руку Чонина и уронить на пол ком из рубашки и пиджака.
Чонин тут же стянул халат совсем и обнял Бэкхёна за пояс, притянув к себе вплотную. Отклонившись назад, Бэкхён потерялся в поцелуе. Ладонями коснулся скул Чонина и отклонился ещё немного, после чего тихо засмеялся, полюбовавшись на фиолетовый отпечаток пятерни на левой скуле. Машинально провёл пальцами, перепачканными в гуаши, по щеке, дорисовал усы. Чонин поймал перепачканную ладонь, сжал в своей, фыркнул, подхватил Бэкхёна и поволок в спальню.
Через пять минут в гуаши извазюкались как черти оба, а на белой прежде простыне остались весёлые фиолетовые отпечатки ладоней и других частей тела. Бэкхён даже думать не хотел, что творилось на спине Чонина. Наверное, со шкафа свалился плохо закрытый пузырёк с краской — кажется, именно на шкаф коробку с красками Бэкхён и сунул после эпопеи с плакатом по специальному заданию Чанмина. И тут Чанмин подгадил, мерзавец!
Бэкхён зажмурился от жгучих поцелуев, крепче обхватил Чонина ногами и зарылся пальцами во влажные волосы.
— Мокрый…
— На улице… моросило… — Чонин оставил сочный фиолетовый отпечаток пятерни на бедре Бэкхёна, огладил бок, украсив его полосками, и прижался губами к ямочке меж ключиц. Бэкхён провёл ладонями по спине, окончательно размазывая по смуглой коже гуашь.
— Щекотно, — проворчал ему в шею Чонин. — Надо… поговорить…
Бэкхён потянул за волосы, прижался губами к кончику носа Чонина и торопливо выдохнул:
— Говори, если можешь, а я не могу…
Он с силой зажмурился, едва Чонин припечатал ладонь к ягодице. Живо нарисовал в воображении фиолетовый след на аппетитном фрагменте собственного тела. Тихо смеялся потом, пока Чонин шарил по нему руками и зацеловывал ключицы. Ещё немного ближе — и они оба тёрлись друг о друга, доводя желание до исступления.
Бэкхён всячески пытался достать рукой до края матраса — там он схоронил оставшиеся после первой их ночи презервативы и смазку. Чонин упрямо тянул извивавшегося всем телом Бэкхёна к себе и помечал гладкую кожу убийственно жгучими засосами. Стоило лишь подумать, что эти полные и твёрдые губы извлекали сложные мелодии из саксофона, а прямо сейчас помечали кожу красноречивыми отпечатками… Бэкхён гортанно застонал от усилившегося возбуждения.
Несмотря на все сложности, Бэкхён добрался-таки до запасов, но почти сразу они оба свалились с кровати и плюхнулись на ковёр, умудрившись в процессе замотаться в перепачканную гуашью простыню.
— Мой любимый ковёр!..
Возмущение благополучно утонуло в очередном поцелуе. Бэкхён выронил из рук презервативы и бутылочку с гелем, обхватил Чонина за шею и выгнулся, прижался животом к напряжённому телу. Скользил кончиками пальцев по сильной шее, по груди, рисуя фиолетовые линии и оглаживая в трепетной ласке.
Пока мог думать, пытался разобраться в собственных целях, потому что… Чёрт, он просто хотел. У него сердце замирало от каждого прикосновения Чонина. А от поцелуев это замирающее сердце как будто взрывалось. Разлеталось, как разбитое стекло, тысячей сверкающих осколков. Одновременно больно, но так сладко и желанно, что Бэкхён продолжал желать новых касаний и поцелуев как проклятый мазохист. Всего один кратчайший миг боли в обмен на долгие минуты тягучего наслаждения. Бэкхёна хотели, и он хотел себя сам, окрылённый собственной желанностью и чужим восхищением. Его отражение в слегка затенённых ресницами глазах Чонина было настоящим. Чонин умудрялся лучше всякого зеркала показывать, насколько Бэкхён замечательный и неповторимый.
И после, спустя четверть часа и один использованный для разогрева презерватив, Бэкхён замер в руках Чонина. Тяжело дышал, цеплялся за широкие, полосатые от краски плечи, сжимал коленями узкие бёдра и едва-едва касался ягодицами обтянутой латексом головки. Простыня обвилась вокруг них причудливо скрученным бело-фиолетовым жгутом, а Чонин мягко, но крепко удерживал Бэкхёна за пояс и прижимал к собственному худому телу, где под бронзовой кожей — в фиолетовых разводах и полосах — набухали от напряжения длинные мышцы.
Чонин ни о чём не спрашивал — просто легонько касался приоткрытым ртом подбородка Бэкхёна, обжигал выдохами, чуть тёрся шершавой от щетины щекой и так бережно иногда прижимался твёрдыми губами в намёках на поцелуи. Крупными ладонями накрывал ягодицы Бэкхёна, с плавностью впивался короткими ногтями, затем дразняще проскальзывал кончиками пальцев между, оглаживал податливые края, но не торопил. Бэкхён сам опускался на член с мучительной медлительностью: упивался тянущим ощущением в мышцах, остротой проникновения и тем, как тело поддавалось и прогибалось, чтобы член вошёл глубже. Опустившись до конца — на собственную глубину, Бэкхён замер. Коротко и рвано дышал, отчаянно сжимая ладонями жёсткие плечи. Чувствовал каждую мышцу на собственных дрожащих ногах.
Чонин медленно клонился назад. Подставил правую руку и опёрся на неё. Вот так стало значительно удобнее. Бэкхён мог держаться за плечи Чонина и двигаться сам. Непрерывно скользить по крепкому стволу вверх и вниз, самостоятельно выбирая темп и глубину. Приподнимался и опускался, сражаясь с собственным дыханием и глядя Чонину в лицо, мечтая о его губах. Откровенно задыхался, когда Чонин левой рукой касался члена и обводил кончиком пальца головку. До тесных объятий и частых соприкосновений губ.