Идеальные незнакомцы (ЛП) - Страница 3

Его английский с сильным акцентом. Его брови нахмурены. Губы искривлены.

До сих пор я никогда не встречала человека, который мог бы насмехаться всем телом.

Я спрашиваю: — Вы всегда такой наблюдательный или это особый случай?

Он, фыркнув и раздувая свои огромные ноздри, отворачивается.

И тогда я слышу хихиканье.

Меня раздражает то, что я точно знаю, от кого оно исходит. Мне даже не надо оглядываться, чтобы понять, что голубоглазый жеребец был свидетелем моей маленькой драмы с официантом и нашел ее забавной.

Поэтому я не оглядываюсь. Мне не интересно быть комедийным шоу для красавчика, который держит в плену полресторана.

Я знаю, что это странное предубеждение, но я всегда тайно думала, что этика мужчины существует в обратной пропорции к его внешности. Вы просто не можете доверять парню, который может выбрать любую женщину на расстоянии крика. Такая власть развратит даже самую чистую душу.

Игнорируя все, кроме тепла солнца на моем лице, я откидываю голову назад и закрываю глаза.

Через мгновение глубокий голос говорит: — Могу присесть?

Напуганная, я поднимаю голову. Голубоглазый незнакомец стоит возле моего стола и смотрит на меня сверху вниз, его рука лежит на спинке стула напротив меня. По его уверенной позиции я понимаю, что он ожидает моего согласия, но этого не произойдет.

Я отказываюсь быть заранее решенным вопросом.

— Нет, я жду кое-кого.

Игнорируя мой ответ, он садится.

Титулованный придурок.

Мы снова смотрим друг на друга, на этот раз вблизи.

Несмотря на мою дискриминацию в отношении его смазливого личика и плохих манер, я должна признать, что он невероятно привлекателен. Какая бы ДНК не отвечала за такую квадратную челюсть, он должен клонировать ее и подарить моему официанту без подбородка.

Пристально глядя на меня, он говорит: — Я бы с удовольствием вас нарисовал.

Разве вы не ненавидите, когда человек открывает рот и все портит?

Думаю, не стоит удивляться, что этот парень не смог придумать лучшего вступительного слова, чем то, что он только что мне выдал. Вероятно, женщины бросаются к его ногам с самого рождения. К тому же, такая красота, как у него, редко сочетается с эквивалентным интеллектом. Но все равно я заставляю себя не закатывать глаза.

— Просто из любопытства, это работает?

Его темные брови опускаются над голубым взглядом. — Что работает?

Его английский безупречен. У него нет акцента, французского или другого. Он, должно быть, приехал сюда в отпуск из страны прекрасных людей, которые не понимают слова нет, потому что никогда его не слышали.

— Эта фишка. “Я бы с радостью тебя нарисовал”. Неужели женщины на это ведутся?

Голубоглазый задирает голову, изучая меня. — Ты думаешь, что я делаю тебе предложение.

Он говорит это как утверждение, а не вопрос. Утверждение, подчеркнутое намеком на смех.

И я чувствую мгновенное, жгучее унижение.

Этот парень не пытается меня подцепить. Его взгляд не был взглядом мужчины, которого сексуально привлекает женщина. Ему было просто интересно смотреть на меня, такую одинокую и убитую горем, как я, торчащую, как непокорный и нежелательный сорняк в этом саду роз.

Стараясь быть невозмутимой, я пренебрежительно машу рукой. — Моя ошибка. Прости.

— Не стоит. Я делаю тебе предложение.

Я начинаю моргать и не могу остановиться. Унижение уже прошло, но я растеряна и моргаю, как сумасшедшая сова.

Когда я обращаю внимание на скатерть и свою руку, лежащую на ней, слегка дрожащую, Голубые Глаза продолжает разговорным тоном, как будто он еще не до конца пересек мои провода.

— Я имею в виду, позировать для портрета. У тебя потрясающее лицо. А твои глаза, они...

Он замолкает, подыскивая слово, а потом тихо говорит: — Призрачные.

Мои невидимые щиты опускаются и окутывают меня, защищая сердце от боли, разливающейся в груди. Я потратила много времени на создание своих щитов, и пока я снова не подняла глаза, они никогда не подводили меня.

Но когда наши взгляды встречаются в этот раз, я не готова к этой силе.

Однажды я наступила на провод под напряжением. Мне было восемь лет. Во время бури в нашем дворе был поврежден электрический столб, который упал на землю. Я выбежала на улицу, чтобы исследовать, прежде чем предостерегающий крик отца остановил меня, и сила напряжения, которая пронзила мое тело, когда моя босая нога коснулась провода, отбросила меня на половину двора.

Глядя в прекрасные голубые глаза этого незнакомца, я чувствую то же самое.

— Я Джеймс.

Его голос стал хриплым. В его теле появляется новое напряжение, будто он сдерживается, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться ко мне.

А может, это мое воображение, которое безудержно разгулялось.

— Оливия, — произношу я.

В наступившей тишине звуки кафе кажутся невыносимо громкими. Звон столового серебра о тарелки. Болтливые голоса переходят в нервные крики. Румянец на моих щеках растекается по шее, а пульс зашкаливает.

Никогда еще мужчина не смотрел на меня так, с такой грубой, бесстрастной интенсивностью.

Я чувствую себя голой.

Чувствую, что меня видят.

Когда рядом со мной появляется официант, я едва не выпрыгиваю из кожи.

— Мадам. — Излучая снисходительность, он протягивает мне меню десертов и предлагает насмешливый поклон.

— Я передумала. Я просто оплачу счет и уйду, спасибо. — Я снимаю сумочку с кресла и ищу в ней кошелек.

— Ты говорила, что ждешь кого-то, — напоминает мне Джеймс.

— Я солгала.

Джеймс откидывается на спинку стула и пристально рассматривает меня. Официант переглядывается между нами, выгибая бровь, потом говорит что-то по-французски Джеймсу, который качает головой.

У меня возникает ощущение, что они знакомы, что Джеймс - постоянный посетитель, и я решаю, что больше никогда сюда не вернусь.

Я бросаю несколько купюр на маленький черный пластиковый поднос, на котором лежит мой счет, и встаю, поспешно наткнувшись на стол и опрокинув стакан, безуспешно пытаясь не заметить, как три молодые женщины за соседним столиком осматривают меня с ног до головы и шепчутся друг с другом.

Эти хихиканья. Эти ехидные, насмешливые улыбки.

Когда-нибудь они станут такими, как я, которые будут мчаться к сорока с растяжками и морщинами и новым сочувствием к другим, которое принесет только разложение собственного тела и вес всех разбитых мечтаний, но сейчас они красивые и самодовольные, уверенные в своем превосходстве над неуклюжей туристкой, которая с ужасом отступает от первого настоящего чувства, которое она испытала за долгие годы.

Я не оглядываюсь, когда выхожу, но чувствую прожигающий взгляд Джеймса, следящего за мной вплоть до двери.

Каким-то образом, на этот раз я знаю, что это не мое воображение.

Глава 2

Квартира Эстель - это дитя любви Букингемского дворца и марокканского борделя девятнадцатого века.

На неоклассической витрине выставлены памятные тарелки из фарфора с королевской свадьбы Чарльза и Дианы в 80-х годах. Диваны из красного бархата покрыты пурпурными шелковыми подушками. Золотые кисти оттягивают бордовые парчовые портьеры с высоких окон, главная ванная комната - буйство инкрустированной индиго-зеленой мозаики, а стены гостиной украшают импозантные картины маслом в позолоченных рамах с изображением мрачных предков и охотничьих отрядов на лошадях. Потолки изобилуют мешаниной осветительных приборов - от витиеватых хрустальных люстр до резных бронзовых фонарей, инкрустированных цветным стеклом.

Декоратор был явно шизофреником, но каким-то чудом все противоречивые элементы сочетаются вместе, что делает место уютным.

Неудивительно, что мне нравится его эксцентричность. Чем старше я становлюсь, тем рациональнее кажутся странности.

Я зеваю и вытягиваю ноги под простынями из египетского хлопка на массивной кровати с балдахином Эстель, когда слышу стон. Он доносится сквозь окно, которое приоткрыто во двор.