Идеальность (СИ) - Страница 67
И ещё:
«Даже если ты сбежала сейчас, тебя всё равно найдут!»
И ещё:
«НЕ пытайся сделать вид, будто меня нет и не было! Мы вдвоём натворили дел, вот и выпутываться надо вдвоём!»
Лера стиснула зубы, едва сдерживаясь, чтобы не ответить, чтобы не начать бесполезные разговоры самой с собой.
Нет уж.
Она приметила камень, покрытый ноздреватый мхом светло-зелёного цвета. Размахнулась, ударила об него бутылкой. Вернее, подумала, что ударила. Сил не хватало. Дно бутылки глухо отпружинило. Ещё раз! Бутылка звякнула, будто издеваясь. И еще! Вложила в удар боль, страх и протяжный болезненный вопль.
Донышко отлетело в сторону, со звоном посыпались осколки. Лера едва не влезла в них ладонями, отползла обратно под ствол, крепко сжимая «розочку».
Следующий ход — перерезать хомут.
Разобрал тихий истеричный смех. Она представила себя Рэмбо, спрятавшимся в лесу от полицейских. Вот сейчас освободится и пойдёт расставлять смертельные ловушки, как во Вьетнаме.
«Розочку» зажала коленками. Вспомнила историю Лизы о нападении двух головорезов. Было ли оно на самом деле, или это всё выдумки спятившей сестры?
Пластиковый хомут лопнул почти сразу, от двух-трех движений. И тут же в запястья и в скрюченные он напряжения пальцы хлынула отвратительная, глубокая, всепоглощающая боль. Под кожу будто разом засунули сотни мелких иголок. Колючки поползли по артериям, задевая нервы, раздирая всё, что попадалось по пути.
Лера не выдержала, заорала. Лес поглотил крики, как делал это со всеми звуками вокруг. Над головой тихо, голодно заурчало.
Показалось, что где-то раздался выстрел. Или это был гром. Серое небо посветлело на мгновение и тут же погрузилось в темноту.
«Розочка» упала в траву. Лера кричала, глотая капли дождя. Кричала, пока бесконечная боль не стала отступать. Крик перешёл в плач, и Лера ещё какое-то время сидела, скрючившись, и рыдала, не в силах остановиться.
Сонник такого не предсказывал, подумала она.
Другая Лера, цепляющаяся за сознание, добавила:
«А что ещё впереди, а?»
Дрожь прокатилась волной по телу. И почти сразу же нахлынула снова, цунами, болезненный спазм. Лера и не подозревала, что такое возможно.
«Мы или тут умрём, или выберемся. Выбирай»
— Не хочу выбирать.
«А придётся. В какой-то момент жизни ты решила плыть по течению и стала бесхребетной дурой. Зачем? Думала, в этом счастье? Как же я рада, что ты встретила Дениса и сошла с ума заново. Как же рада, что всё это завертелось. Я хочу вернуться, хочу, чтобы ты стала нормальной Лерой, а не той, в которую превратилась много лет назад. Каша на завтрак? Утренние пробежки? Смузи вместо вина? Куда ты катишься, родная?»
Лера из прошлого, отъявленная наркоманка, развязная алкоголичка, кумир миллионов девочек-подростков — пусть на очень короткий срок, но всё же — учила её жизни!
Но она должна была умереть давным-давно.
Та Лера, которая сломала Вадику нос и занималась сексом перед вэб-камерами, закатывала скандалы в прямом эфире и приходила на интервью пьяна, не могла остаться в живых. Она должна была умереть, как множество молодых звёзд, в зените славы. Так умирают правильные певцы, актёры, музыканты. Мало кто влачит жалкое существование на зарплату складского рабочего, придерживается диет, звонит маме три раза в неделю и ест на завтрак овсяную кашу. Нужен был сердечный приступ что ли. Или самоубийство. Или ещё что-нибудь трагическое и громкое.
«Ты права, гении умирают быстро, но раз мы обе живы, то надо что-то с этим делать. Вдвоём. Действуй, и не думай о последствиях. Как раньше. Чтобы выжить в мире шоу-бизнеса, да?»
Дождь шелестел по траве и листьям, и сквозь этот шелест показалось, что где-то хрустнула ветка. Звук тут же слился с другими звуками, но Лера подскочила и бросилась бежать, прежде чем осознала, что бежит. Инстинкты, вот что это. Желание жить.
В голове нервно и хрипло захохотала Лера из прошлого. Она почти выбралась. У неё хватило сил.
Лес вокруг казался знакомым, но это было обманчивое узнавание. Местный леший решил поиграть с ней.
Папа рассказывал, что в лесу нужно концентрироваться на мелочах. Только мелкие и никому не заметные детали помогут понять, где ты находишься.
Поэтому — сконцентрируйся.
Она запнулась о торчащую корягу и упала лицом во влажный мягкий мох. Вот так, наверное, умирал папа, в окружении кислого запаха, влаги, заливающейся в ноздри и уши, не в силах подняться и сделать вздох… Кисти рук болели так, будто их отпиливали.
В темноте перед глазами замелькали пятнышки света, уже почти привычные. Снова нервно захихикала Лера из прошлого.
«Ну, пожалуйста, дай мне. Дай мне. Ты ничего не помнишь, а я помню»
— Что ты помнишь?
«Как брела ночью по лесу. Пела колыбельную»
— Колыбельную?
«Она всё время у тебя в голове, верно? Обрывки старой колыбельной, которую пела мама. Ты потом играла её на фортепьяно»
Запах леса.
Один и тот же сон.
Она села, хотя дождь и ветер отчаянно хотели утоптать её обнажённое тело в мох, оставить его здесь навсегда. Каждый сантиметр кожи болезненно ныл.
«Лес вокруг маминого дома. Мы любили его, гуляли с братом, даже после смерти отца. Просто любовь стала другая, с нотками ностальгии и грусти. Помнишь?
— Да, конечно.
Сверкнули зигзаги молний. Дождь походил на обезумевшего пса, облизывающего лицо, дышащего лесным ветром.
«Дай мне, дай мне. Мы выберемся. Сыграем колыбельную ещё не один раз. Сыграем её для неё!»
Лера из прошлого выбралась из глубины, вцепилась коготками за сознание и получила контроль. Захохотала, подставляя лицо дождю. Как раньше, как много лет назад, когда жить было проще, а мир не казался таким уставшим и старым.
Вскочила, заковыляла, прихрамывая, к огромному старому дереву. Остановилась, изучая царапины на коре, подмечая и вспоминая детали.
Она почти узнала место, где находилась. Идти на запад, двадцать шагов по ковру из податливого мха. Грибная поляна. Точно. Заколотилось сердце. Обрадованно погладила торчащий из травы большой пень, будто встретила старого знакомого. На его поверхности расползлись старые шрамы от топора. Пятнадцатилетний Пашка на этом пне точил ветки, делая из них стрелы для лука.
Лера точно знала, что скоро выйдет к нужному месту. К тому самому, где много лет назад вскапывала влажную землю и захлебывалась плачем.
Лера обошла пень, за ним — густой кустарник, осмотрелась. Ей как будто открылась невидимая глазу тропа, из тех троп, которые не замечаешь до поры до времени, а когда заметишь — никогда уже не сможешь сбиться с пути. Тропа складывалась из старых елей и кривых березок, из опавших листьев и поросли мха, из валунов и родников. Всего в полукилометре отсюда был тот самый овражек, наполненный грязью, где закончил свои дни отец.
Пашка хотел закидать его землёй, но потом передумал. Овражек стал своего рода второй могилой, куда они приходили иногда, чтобы посидеть в тишине и в молчании и подумать о своём.
Помнишь?
Лера приходила туда однажды ночью, после похорон дочери. Точно. Сидела на краю, поджав ноги. Болели разбитые в кровь пальцы, кружилась голова и подташнивало. Хотелось сорваться вниз, упасть лицом в грязь и не вставать больше никогда. Однако она встала и отправилась к дому матери. Вымылась под душем, привела себя в порядок, забросила грязные вещи в стиральную машину и легла спать — чтобы проснуться утром и ничегошеньки не помнить.
Сейчас на ней не было одежды, нечего стирать. Каждая капля дождя превращалась в острое лезвие, раздирающее кожу. Нервы будто оголились. Это сбивало. Несколько раз Лера пропускала ориентиры, проходила мимо нужного места, приходилось возвращаться, отыскивать заново.
Она вышла на небольшую поляну, когда уже начало смеркаться. Деревья будто сделались плотнее, выше, гуще, обступили со всех сторон и окончательно закрыли дневной свет. Ветер взбесился, не оставляя попыток сбить Леру с ног.
Что-то першило в горле, заставляло глухо, с надрывом кашлять. Сил уже не оставалось.