Идеальная копия: второе творение - Страница 32

Вольфганг внимательно смотрел на свою мать. Она глядела прямо перед собой, белая как простыня. Казалось, она почти не дышала.

Они ехали медленно, от одной пробки к другой, мимо строительных работ и ненадолго задерживающих их светофоров. Пассажиры одного автобуса смотрели на них с особым любопытством, две женщины, казалось, узнали Вольфганга, они показывали на него и оживленно беседовали. Он отвернулся и погрузился в созерцание фасадов старинных домов.

– Зачем вам вообще нужна мигалка на крыше? – ядовито поинтересовался отец.

– На крайний случай, – не поднимая глаз, ответил комиссар Нольтинг.

Они ехали в наступающих сумерках. Когда они наконец прибыли к институту биотехнологий, было уже темно, работало уличное освещение и на парковке и рядом с домами горели фонари.

– Здесь совсем ничего не изменилось, – неожиданно заметил отец Вольфганга и приник к окну, изучая уличный пейзаж. – Все выглядит так же, как двадцать лет назад.

Казалось, он даже забыл, с какой целью они здесь оказались, просто оглядывался вокруг с искренним любопытством и покачивал головой.

– Ты только посмотри, Юлия. Все как тогда, как будто мы перенеслись во времени. Даже граффити на сарае с велосипедами остались те же, разве что чуть пообросли плющом.

Как ни странно, он обернулся к Вольфгангу, показал ему рукой на одноэтажную пристройку рядом с высоким главным зданием института, покрытым тонкими металлическими пластами, и сказал таким тоном, как будто все это был только развлекательный семейный выезд:

– Там находится звериный заповедник. Все звери, начиная с лабораторных мышей и заканчивая человекообразными обезьянами. Чистый зоопарк. А видишь там, наверху, на пятом этаже, два маленьких окошка, в которых горит свет? Левое из них было тогда моим кабинетом. Или…? – Он еще раз сосчитал темные окна и подтверждающе кивнул. – Да, точно. Тесная каморка, которую мне еще приходилось с кем-нибудь делить. Изолятор научного познания, так мы ее называли. А видишь пристройку с другой стороны? С переходом на втором этаже? Там находятся морозильные камеры, в которых хранится все. Сперматозоиды, яйцеклетки, образцы тканей, бесчисленное количество эмбрионов, просто все.

За невысоким зданием без окон виднелась маленькая подъездная дорожка, ведущая к площадке, на которой как раз стоял небольшой грузовичок. Двое мужчин в униформе выгружали из него мерцающий серебристый контейнер, вокруг которого в свете желтых фонарей клубилось что-то вроде тумана.

– Жидкий азот, – пояснил отец, – минус двести десять градусов по Цельсию. Он требуется здесь в чрезвычайно больших количествах.

Вольфгангу стало не по себе от неожиданной разговорчивости отца. Он растерянно смотрел туда, куда тот ему указывал, но на самом деле ему было абсолютно до лампочки, что, где и когда здесь находилось и изменилось ли что-нибудь за последние двадцать лет. Вместо этого он следил за своим отцом, исподтишка наблюдал за ним и удивлялся тому, как искренне тот радовался доставке какого-то жидкого азота.

Немного пропетляв, их микроавтобус остановился на уже опустевшей парковке перед главным зданием, где его уже поджидали две полицейские машины. Когда они вышли, стало ясно, что клетки со зверями все еще находились в здании, о котором говорил отец, – визг и галдеж, доносившийся с той стороны, трудно было с чем-нибудь спутать.

– Время кормежки, – объяснил отец со всезнающей улыбкой.

Раскрылись раздвижные двери, над которыми горела красная лампочка, такие огромные, что в них спокойно прошел бы слон, но оттуда вышел только один мужчина, несущий в руках два деревянных ведра. Это несоответствие производило странное впечатление. Изнутри запахло навозом.

У входа в главное здание, рядом с большой стеклянной вертящейся дверью, их уже поджидало шесть полицейских.

– Все готово? – хотел знать комиссар. – Наш пристав уже прибыл? Это такой юрист, который должен пронаблюдать за взятием образцов клеток, – объяснил он Вольфгангу, старавшемуся держаться рядом с ним, подальше от своих родителей, которые шли под конвоем двух полицейских. – Чтобы потом вся процедура имела доказательную силу в суде.

В ответ ему закивали.

– Уже десять минут, как здесь, – был ответ, – поднялся в лабораторию.

Один из поджидающих их чиновников, похожий на моржа мужчина с пышными усами и необыкновенно толстыми пальцами, подошел к комиссару и вполголоса сказал:

– Там наверху ждет человек из прессы. Говорит, что его сюда вызвали.

– Черт возьми, они слышат даже, как трава растет, – прошипел Нольтинг. – Ничего об этом не знаю.

– Не вопрос, мы можем сейчас отослать его. – Толстые пальцы потянулись к рации. – Я специально оставил рядом с ним одного из наших людей.

Вольфганг потянул комиссара за рукав засаленной куртки.

– Простите, но все в порядке. Это я. То есть я хочу сказать, что это я его позвал.

– Подождите, – сказал Нольтинг полицейскому и неодобрительно посмотрел на Вольфганга, – можно узнать, зачем вам это понадобилось?

Вольфганг кивнул:

– Вы узнаете это, как только мы окажемся наверху.

Комиссар внимательно посмотрел на него и затем пожал плечами.

– Впрочем, ваше дело, если сейчас так принято. – Он обернулся к полицейскому с моржовыми усами: – Итак, вы слышали. Все в порядке. В любом случае обеспечьте безопасность здания, окружив его вашими людьми. Больше никакой прессы. Если кто-то хочет выйти, пусть выходит, а если хочет войти – пусть предъявит удостоверение. Если кто-то начнет выступать, отговаривайтесь приказом.

Пока они шли к лифтам, Вольфганг ломал голову над тем, что имел в виду комиссар, говоря о том, что «сегодня так принято». Затем он понял, что Нольтинг, наверное, вообразил, что он заключил с газетой дорогостоящий договор на эксклюзивный репортаж, включающий фотографии, интервью и прочие атрибуты его истории, как делают сейчас многие люди, вовлеченные в скандальные судебные разбирательства.

– Об этом я совсем не подумал, – пробормотал про себя Вольфганг, пока лифты медленно поднимались наверх.

– Что? – с любопытством прошептала Свеня.

– Так, ничего, – возразил он, – быть может, я только что упустил миллион.

Она посмотрела на него, не скрывая своего удивления. Такими глазами, какими смотрят на людей с признаками надвигающегося сумасшествия.

Верхний этаж был далеко не таким просторным и величественным, как холл, скорее наоборот: узкие, высокие и темные коридоры, стены из серого бетона. Только раскрашенные в разные яркие цвета двери хоть как-то радовали глаз, но пластиковые таблички, каждые два метра свисающие с потолка на тонких цепочках, предупреждали: «Осторожно! Двери открываются в коридор». Вдоль по стенам стояли разнообразные шкафы, какие-то были тщательно заперты на ключ, а какие-то распахнуты настежь, и стояли, доверху забитые папками, книжками, бумажками и компьютерными дисками.

Коридор заканчивался темно-зеленой широкой дверью, табличка на которой гласила: «Лаборатория диагностики человека». В углу стояла широкая кушетка, окруженная всякими медицинскими приспособлениями, остальная часть комнаты представляла собой нечто среднее между кабинетом врача и библиотекой. Рядом со стеллажом, заставленным папками и книгами с цветными корешками, стоял холодильник, через прозрачную дверцу которого можно было видеть множество подставок с аккуратными маленькими пробирками. На длинных сверкающих белых столах громоздились мониторы компьютеров, увесистые измерительные приборы, производившие впечатление самодельных, путаница из стеклянных пробирок, колб и коробочек, напоминающие миниатюрные микроволновые печи. Повсюду валялись бумаги, папки и компакт-диски. Между двумя столами находилось электронное приспособление, которое на первый взгляд можно было принять за спроектированную профессиональными дизайнерами посудомоечную машину, но рядом с большой кнопкой включения была надпись: «Измеритель ДНК».

Навстречу им поднялись мужчина и две женщины в лабораторных халатах, еще один лысый мужчина постарше – судя по всему, юрист – сидел в вертящемся кресле, молодой полицейский в униформе тут же вскочил, когда они вошли. И только пятый из присутствующих, не подходящий к обстановке ни по одежде, ни по внешнему виду, просто остался сидеть. Это был загорелый человек с окладистой взъерошенной бородой, и походил он на искателя приключений, только что прибывшего из сафари.