Идеальная копия: второе творение - Страница 16

– Я чувствую, что лично я сегодня гораздо враждебнее отношусь к телевидению, чем неделю назад.

– Дело не только в телевидении. Во всем городе разгорелась клоноистерия. В четверг вечером состоялось экстренное родительское собрание в актовом зале. Обсуждали, можно ли позволить своим детям ходить в школу вместе с возможным клоном. И знаешь, кто его собрал?

– Глатц, верно?

– Именно. Жесткач, не правда ли? Говорят, Бурундук хотела все это запретить, но есть какое-то постановление, по которому она этого сделать не может. Только Халат стоит на своем твердо, как скала. Говорит, что все спятили и что достаточно взглянуть на твои оценки по биологии, чтобы понять, что ты никак не можешь быть клоном своего отца.

– Даже не знаю, радует ли меня это известие.

Чем тяжело вздохнул, так, что его сочувствие можно было ощутить даже по телефону.

– Да, парень, а что касается Свени, то это реально был самый неподходящий момент. Однозначно. Она снова тусуется с Марко. И судя по тому, что происходит на перемене, шансы у тебя практически нулевые.

Вольфганг хотел сказать что-нибудь крутое, но нужные слова не приходили ему в голову. Непонятно почему, но он не мог произнести ни звука. Вместо этого он сел.

– Друг, мне тошно говорить тебе это, – продолжил Чем. – И я терпеть не могу, когда не сбываются мои предсказания. Я мог бы поспорить, что она даст Марко отставку. Мог бы поспорить на что угодно. Черт, мне правда жаль.

К Вольфгангу вернулась способность говорить. И первое слово, которое он смог произнести, было одно из турецких ругательств, которым научил его Чем. Обычно Чем ужасно смеялся, когда слышал это слово в произношении Вольфганга, но сегодня он даже не усмехнулся.

– И это еще не все плохие новости на сегодня. Марко Штайнманн всегда знал это. Что с тобой не все в порядке. Его просто распирает от желания говорить это в каждый микрофон, который подставляют ему под нос. А сейчас город полон людей, которые подставляют другим людям микрофоны под нос.

– Фантастика, – еле проговорил Вольфганг.

– Омерзительно, я тебе скажу.

– Можешь не говорить. Я и так вижу.

Чем хмыкнул.

– Знаешь что? Тебе просто необходимо пообщаться с кем-нибудь вменяемым. Как думаешь, сможешь ли ты сказать своим телохранителям, чтобы они пустили меня к тебе?

– Могу попробовать. Когда ты хочешь прийти?

Чем задумался.

– Сегодня не пойдет. Сегодня день рождения у моего брата.

Врат Чема – Гюркан, был актером во фрейбургском театре и на свой день рождения устраивал праздник с семьей, коллегами, семьями коллег и так далее. Остаток дня явно выдастся у Чема загруженным.

– Но как насчет завтрашнего вечера, после тренировки? – Чем играл в гандбол в школьной команде. – Если ты не против.

– Конечно, – ответил Вольфганг.

Окончив разговор, он набрал мобильный охранников снизу и предупредил их о грядущем визите. Вскоре телефон зазвонил снова. Доктор Лампрехт сообщил, что лаборатория до сих пор еще не подготовила результаты генетического анализа и что сегодня их, вероятнее всего, уже не будет. В конце дня позвонил Егелин, чтобы отменить урок во вторник, якобы по личным причинам, но Вольфганг не поверил ему. Все это было слишком похоже на кошмарный сон. Он забился в свою комнату, закрыл за собой дверь, и на этот раз никто не смог бы заставить его заниматься на виолончели.

Вплоть до глубокой ночи Вольфганг исписывал бесконечными формулами стопки бумаги, вгрызаясь в задание, которое надсмехалось над ним, дразнясь своей обманчивой простотой. В его голове беспрестанно крутились мысли о Свене, Марко, школе, классе, о будущем, о его происхождении, о телевидении, о газетах. Все, что у него осталось, – это задание по математике и куча примеров, которые бросали ему вызов и дразнили его снова и снова, доводили его до белого каления. В любой другой ситуации он просто отправил бы все это в мусорную корзину, но сегодня, здесь и сейчас, эти примеры были необходимы ему как единственная проблема, которая могла занять его настолько, что он забывал обо всем остальном.

Ужин прошел в полном молчании, во всяком случае, Вольфганг позже не смог вспомнить, говорил ли кто-нибудь за столом, потому что все это время он думал только о математике. В полночь он устал и пошел спать, но так и не смог заснуть, а встал через час, беспокойно бродил по дому, с головой, полной примеров, полной разрозненных кусочков доказательств. Он заходил в прямоугольники открытых дверей, открывал геометрический порядок в расположении книжных полок, гулял босиком по кафельному полу, и ему казалось, что он ходит по плоскостям комплексных чисел. И вдруг кусочки доказательства сошлись у него в голове, как части головоломки, и он бросился к своему письменному столу, – все было забыто, статья в газете, клоны, даже эта девушка по имени Свеня, поскольку решение было так близко, как никогда, он почти мог до него дотронуться, чувствовал его на кончиках пальцев. Еще никогда его ручка не бегала по бумаге с такой скоростью, в тишине ночи ее шуршание казалось невыносимо громким, время как будто остановилось, исписанные листок за листком откладывались в сторону. Буквы танцевали, цифры рисовали пируэты, числа ожили. Теперь он знал, что у него все получится. Или у него все получится, или он сойдет с ума.

Время, однако, не стояло на месте. За окном начало светать. Птицы принялись щебетать как ненормальные. А математический локомотив все еще несся на полной скорости.

И вот Вольфганг получил его. Решение. Доказательство. «Q.e.d.» – написал он внизу, это означало: «что и требовалось доказать». Затем он лег в постель и провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений.

Когда он проснулся, на улице был уже день. У него было такое чувство, как будто его оглушили, на пару недель зарыли в землю, а затем выкопали снова. Он уставился в потолок и попробовал восстановить в памяти события вчерашнего дня, но, только когда он повернул голову и увидел заваленный исписанными листками письменный стол, он наконец вспомнил, что произошло прошлой ночью.

С ума сойти. Он вскочил и перечитал свои записи. Бесконечно много страниц, бесконечно длинные примеры. Не может быть, чтобы это было правильным решением. Доказательства в книге были короткие и элегантные, все без исключения. Ни одно из них не занимало больше страницы, но когда работаешь до потери сознания, то рано или поздно в голову начинают приходить длинные решения.

Он отправился в душ. Дом казался тихим и покинутым. В кухне на холодильнике был прикреплен листок, записка от матери, что родители весь день проведут с доктором Лампрехтом в суде и других официальных учреждениях и чтобы он разогрел себе немного еды, если они не вернутся до ужина. Вольфганг пожал плечами, достал из шкафа коробку с хлопьями и выглянул в окно, охранники все еще были на своих местах, а улица все так же была перегорожена белыми машинами. Продолжалось осадное положение.

После завтрака он снова уселся за письменный стол, внимательно проглядел еще раз свои ночные каракули и, к своему удивлению, все так же не нашел в них никакой ошибки. Быть может, это решение нельзя было бы назвать изящным, но оно все-таки было решением, а это лучше, чем ничего. Поскольку заняться было больше все равно нечем, он переписал доказательство на чистовик, добавил, где надо, пару пояснений, а затем засунул всю кучу бумаг в конверт вместе с формуляром и решениями остальных двух задач. Он заклеивал его со смешанным чувством: с одной стороны, он был рад, что сумел решить последнее задание – и значит, не совсем еще раскис и поддался слабости, а с другой – больше не было ничего, что могло бы отвлечь его от тяжелых мыслей.

Ему не удался даже поход к почтовому ящику. Стоило ему выйти из дома с толстым конвертом в руке, как словно из-под земли вырос один из охранников, протянул к нему руку и сказал:

– Я сделаю это за вас.

Вольфганг, не привыкший к тому, чтобы к нему обращались на «вы», смущенно передал ему конверт, отважившись только на слабый жест протеста. Однако и этого было достаточно.