Ибо сильна, как смерть, любовь - Страница 7
– Ну, извини, – еще раз повторил он, – не обижайся. И вообще, какой же ты мой ангел-хранитель, если собираешься уйти и бросить меня? Тебя же послали меня спасти.
Он старался говорить шутливо, но глаза смотрели на меня тревожно. Он даже приобнял меня за плечи, как – будто старался удержать.
Да ведь он же боится, что я уйду, вдруг дошло до меня. Я, это единственное, что отделяет его от смерти. Если я уйду, ему придется принять эти таблетки, а ведь он не хочет этого. Острая жалость к нему пронзила мне сердце.
– Ленечка, бедный мой мальчик, – вырвалось у меня и я неожиданно для себя обняла его. Он нагнулся и прижался щекой к моей щеке, а я стала гладить его по голове. Так мы простояли несколько минут молча. Я чувствовала его дыхание на своей шее, чувствовала тепло его тела. Он казался мне таким беззащитным, я готова была отдать жизнь, чтобы защитить его.
– Глупый, глупый, ты мой ребенок, – тихо шептала я ему. – Ну, зачем ты придумал все эти ужасы на свою голову? Ну, ничего, ничего. Теперь это все прошло, теперь у тебя все будет хорошо.
Он вдруг поднял голову.
– Ну, вот, – серьезно сказал он. – Зачем же ты меня оскорбляешь?
Я растерялась.
– Разве я оскорбляю тебя?
– Конечно, – подтвердил он. – Обзываешь ребенком, ни с того ни с сего.
Я пригляделась к нему повнимательней. Глаза его смеялись, и, вообще, он выглядел значительно повеселевшим. Видно, он, наконец, понял, что ему не предстоит умирать сегодня, и словно тяжелый груз слетел с его плеч.
– Я, – продолжал он, – совсем даже не ребенок.
– Да, – радуясь перемене в нем подхватила я, – ты львенок, а не ребенок…
– Клянусь душой, – закончил он. И очень довольный прибавил:
– Вот видишь, я читаю книги.
– Хороший мальчик, – покровительственно сказала я.
– Ах, вот как ты со мной разговариваешь. Тогда не будете ли вы так добры, взрослая тетенька, сказать, сколько вам лет? Что-то мне не кажется, что вы старше.
– Ну вот, разве женщинам задают такие вопросы?
– Так то женщинам не задают. А таким девчонкам как ты можно.
– Ну, если тебе так хочется знать, то мне скоро двадцать два. А тебе, между прочим, двадцать.
– Подумаешь, два года разницы, это ерунда. А я уже и вправду подумал, что ты жила при Александре Македонском.
– Я что, так старо выгляжу? – поинтересовалась я.
– Нет, но ты же ангел. Откуда мне знать, как у ангелов года считаются. Да, а вот еще вопрос, – совсем повисел он. – Ангелы пьют кофе или по старинке все только нектар с амброзией?
– Кофе тоже пьют, – успокоила я его, – можешь предлагать.
– Вот и хорошо, давай хоть кофе выпьем, а то я с тобой уже замучался.
– Ничего себе, – возмутилась я. – это кто еще с кем замучался.
– Ну, хорошо, хорошо, пусть будет, что ты со мной, – засмеялся он. – Главное, что у меня есть отличный кофе. Я тебе сейчас покажу.
В университете, мы изучали психологию, и я знала, что душевные страдания не могут продолжаться бесконечно. Когда они достигают критической точки, срабатывает система самозащиты, и человек как бы отключается от них и наступает релаксация. Конечно, это временное облегчение, он еще будет страдать, но сейчас его боль затихла, и он счастлив и весел. Ничего, время лечит, он забудет ее. А я уж постараюсь помочь ему. Но я еще не все сделала сегодня, остался еще один очень важный момент.
– Леня, – просительно сказала я, – Перед тем, как мы пойдем варить кофе, можно мне что-то сделать?
– Что ты имеешь в виду? – он подозрительно посмотрел на меня.
– Нет, ты сначала скажи, что можно.
– Ну, хорошо, давай, – подумав, согласился он.
– Я должна забрать у тебя таблетки, – выпалила я.
По его лицу пробежала тень.
– Вообще-то, в этом нет необходимости, я… – он замялся.
– Береженного бог бережет, – твердо сказала я. – так я заберу?
– Ну, если ты так хочешь… Хорошо, я сейчас принесу их.
– Нет, – упрямо сказала я. – Я сама возьму. Скажи, где они лежат.
– Хочешь убедиться, что я все тебе отдам? – догадался он.
– Да. Откуда я знаю, может, у тебя еще что-нибудь есть.
– Тогда тебе нужно забрать все колюще-режущие предметы, – невесело пошутил он.
– Если надо будет, заберу, – я была тверда как кремень.
– В общем, хочешь сделать шмон?
– Да, – я стояла на своем.
– Ладно, пошли в ванную. Они там в шкафчике.
Он открыл дверь в ванную и пропустил меня вперед. Она была крохотной. Ванна занимала ее большую часть. Узенький проход вел к раковине, над которой висел шкафчик. Я решительно направилась к нему. Внутри лежали немногочисленные лекарства, мыло, зубная паста.
– Вот они, – он показал на флакон, наполненный таблетками. Я быстро схватила роковое лекарство и сунула в карман джинсов.
– Ну, что еще ты собираешься забрать? – насмешливо спросил он.
Он стоял сзади, почти вплотную ко мне, и я чувствовала его близость каждой клеточкой своего тела. Но сейчас передо мной стояла важная задача обезопасить его, и я не могла отвлекаться.
– Это аспирин, – он протянул руку поверх моей головы и стал показывать мне лекарства. – Это энтеросептол, это, пардон, средство от запора…
– А это что? – Я коршуном кинулась на таблетки анальгина. На вид их было штук тридцать. В таком количестве они были опасны, и я не собиралась их ему оставлять.
– Э, это всего лишь анальгин, что ты делаешь? – удивился он, видя, что я прячу и это лекарство в карман.
– Это я тоже не могу тебе оставить, – сурово сказала я.
– А что я родителям скажу, если у них живот заболит? – заныл он. – И вообще, лекарство денег стоит.
– Деньги я верну, – все тем же суровым тоном ответила я. – Скажи спасибо, что я оставляю вам средство от запора. Ну, ладно, пока все.
Я повернулась и неожиданно мы оказались совсем близко друг к другу, лицом к лицу. Наступила пауза. Его губы были совсем рядом. Я видела, что ему хочется поцеловать меня, но он не решается. Я даже понимала, почему. Всего лишь час назад он собирался умереть из-за любви к другой. Он боялся, что я буду смеяться над ним.
– Знаешь, а я ведь даже не знаю, как тебя зовут, – вдруг с удивлением сказал он. Но только я хотела назвать свое имя, он жестом остановил меня.
– Не нужно имени, – сказал он. – Ты ведь мой ангел-хранитель. Я буду называть тебя ангел.
– Я что, похожа на ангела? – спросила я.
Он отступил на шаг и окинул меня оценивающим взглядом.
– Во всяком случае, ты достаточно хорошенькая для этого.
Наконец-то, оценил, обрадовалась я.
– Ладно, при таком условии, я согласна.
– Тогда все, ангел, пошли пить кофе, – скомандовал он, и, легонько обняв меня за плечи, повел в кухню.
– Вот, – с детской гордостью он продемонстрировал мне там явно иностранную вакуумную упаковку с зернами кофе. – Ты когда-нибудь видела такое? Это двоюродный брат отца присылает нам из Израиля. Настоящий арабика.
Я, конечно же, выразила максимум восхищения столь замечательным кофе, и он, страшно довольный, вскрыл упаковку и пересыпал часть зерен в кофемолку. По кухне тут же поплыл совершенно одуряющий запах. Мне нестерпимо захотелось кофе.
– Давай я пока джезву наполню, – чтобы ускорить дело предложила я. И тут такое началось. Он даже выключил кофемолку и несколько секунд молча уничтожал меня взглядом, а потом возмущенно сказал.
– Женщина, знай свое место. Неужели ты думаешь, что я доверю тебе варить кофе? Женщины могут варить борщ, но настоящий кофе никто из них варить не умеет. Сядь и помолчи.
Пожав плечами, я уселась за стол, а он еще некоторое время продолжал молоть зерна, время от времени проверяя, что получилось и что-то бормоча себе под нос. Наконец, полученный результат его, по-видимому, удовлетворил, так как он выключил кофемолку и пересыпал все из нее в джезву.
– Вот видишь, – снисходя к моему невежеству, попутно объяснил он, – зерна не должны быть смолоты в порошок. Хороший кофе должен быть грубого помола.