Исследование структуры сознания подростков в среде дополнительного образования - Страница 9

Нет надобности пересказывать все результаты этого, во всех отношениях очень продуктивного исследования, вернее – этого цикла исследований Л. С. Выготского. Главное состоит в том, что сознание действительно получило в них свою качественную и структурную психологическую характеристику. И все же цикл исследований, о котором идет речь, представляет собой лишь этан на пути к психологической теории сознания. Исследуя значения, можно двигаться по двум противоположным направлениям. Одно из них Л. С. Выготский впоследствии называл обратным движением. Это движение от значения к означаемому, движение, при котором исследуется роль, функция значения как единицы сознания. Хронологически оно было в работах Л. С. Выготского первым; по своему смыслу оно осталось для него первым и психологически.

То, в чем выражается развитие сознания, – это развитие значений. У ребенка первоначально значения имеют простейшее строение. В них преломляются и делаются предметом сознания лишь «поверхностные» свойства и связи окружающего мира. В дальнейшем строение значений усложняется, образуя относительно сложные системы, предметный мир обобщается более полно и глубоко. Теперь он выступает в сознании ребенка не как «коллекция», а как все усложняющаяся система. Вместе с тем осознается и сам человек, его внешние качества, его социальные функции, наконец, его внутренние качества. На этой основе рождается самооценка, самосознание. Возникают межфункциональные связи и отношения, строится сознательная личность. Теперь человек поднимается до высшего осознания мира и себя в этом мире; как и его сознание, жизнь человека становится понятийной.

Итак, благодаря значениям, в которых преломляется в сознании внешний мир, поведение человека делается разумным. Как бы обращаясь на поведение, значения делают его сознаваемым, подконтрольным, и оно приобретает черты воли. Наконец, в системе значений обобщается, осознается мир внутренних переживаний – человек выходит из «рабства аффектов» и обретает внутреннюю свободу.

«Как известно, – писал Л. С. Выготский в введении к книге "Мышление и речь", – отрыв интеллектуальной стороны нашего сознания от аффективной волевой стороны представляет один из основных и коренных пороков всей традиционной психологии. Мышление при этом неизбежно отрывается от всей полноты живой жизни, от живых побуждений, интересов, влечений мыслящего человека… Кто оторвал мышление с самого начала от аффекта, тот навсегда закрыл себе дорогу к объяснению причин самого мышления, потому что детерминистический анализ мышления необходимо предполагает вскрытие движущих мотивов мысли…» [45, т. 2, с. 21].

В этой книге прямое движение выступило лишь в ее последней и позже других написанной главе («Мысль и слово») при анализе переходов от слова к мысли и от мысли к слову. Мысль не есть интериоризованная речь, не есть продукт простого «прорастания» системы значений в сознание. Значения не порождают мысль, а опосредствуют ее; мысль свершается в слове, как облако изливается дождем. Но и мысль – еще не последняя инстанция. «За мыслью, – писал Л. С. Выготский в этой главе, – стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последнее "почему" в анализе мышления. Если мы сравнили выше мысль с нависшим облаком, проливающимся дождем слов, то мотивацию мысли мы должны были бы, если продолжить это образное сравнение, уподобить ветру, приводящему в движение облака» [45, т. 2, с. 357].

В более общей форме и применительно к психологической проблеме сознания эта идея яснее всего выступила в последней главе его «Мышления и речи». Помимо движения от значения к жизни существует противоположное движение: от жизни к значению. Не значение, не слово создает развитие психической жизни. Развиваются человек, его жизнь, его побуждения и аффекты. За сознанием открывается человеческая жизнь. Не из сознания нужно выводить жизнь, а из жизни сознание. Но это еще должно стать предметом исследования, потому что здесь не существует простых зависимостей – непосредственно от среды, непосредственно от практики. Нужно понять, как действительные отношения субъекта входят в целое его психической жизни и как это целое определяет структуру сознания. Л. С. Выготский иллюстрировал эту мысль сравнением с тем, как в ходе развития самого процесса игры меняется для шахматиста поле шахмат и как в зависимости от этого, в свою очередь, меняются его действия. Впрочем, это было больше чем простое сравнение – за ним скрывался блестящий психологический анализ динамики смыслов – их движения, развития.

Предпринятое Л. С. Выготским исследование сознания не было завершено, конкретно-психологическая теория сознания осталась недостроенной. Но главное не это. Главное в том, что сознание было открыто Выготским для психологии как предмет конкретно-научного изучения. Это был решающий шаг, который создал в психологии совершенно новую перспективу.

Следующий важный шаг в отечественной психологии сознания сделал Алексей Николаевич Леонтьев. Вводя понятие «личностный смысл» (1965), А. Н. Леонтьев обозначил особую сферу явлений сознания и показал недопустимость сведения сознания к сумме частных познавательных процессов. С точки зрения А. Н. Леонтьева, сознание должно быть раскрыто в своей смысловой, собственно психологической характеристике как отношение человека к миру, как направленность. Но понять действительное содержание той или иной единицы сознания – это прежде всего значит раскрыть порождение этой единицы и ее движение в системе деятельности. Поэтому верная, но общая мысль о сознании как отношении субъекта к миру обретает в теории деятельности свою конкретную форму. При исследовании генезиса психики обнаруживается связь возникновения этой единицы, сознания с вычленением на определенном этапе развития деятельности – действия. Возникновение в деятельности действия является исторически прямым следствием перехода человека к жизни в обществе и, следовательно, появления у людей в процессе труда общественных отношений. В своем генезисе выделение действия изначально связано с отношением индивида к другим людям, к участникам совместно выполняемой деятельности. Будучи рассмотрена в контексте деятельности, проблема связи значения и смысла раскрывается как проблема отношения мотива деятельности к цели действия. Чтобы понять эту трансформацию, необходимо восстановить несколько положений теории деятельности. Во-первых, действие всегда направлено на цель, открывающуюся в сознании в своем значении; во-вторых, действие побуждается мотивом, в большинстве случаев не совпадающим с целью действия; в-третьих, мотив определяет отношение субъекта к миру, которое в контексте деятельности проявляется как отношение субъекта к стоящей перед ним цели действия. Это отношение и характеризуется А. Н. Леонтьевым как личностный смысл. «Конкретно-психологически такой сознательный смысл создается отражающимся в голове человека объективным отношением того, что побуждает его действовать, к тому, на что действие направлено как на свой непосредственный результат» [105, с. 29]. Таким образом, мы вновь встречаемся с отношением аффективно-потребностной и познавательной сфер, с проблемой связи «знаний» и «отношения субъекта к знаниям». Эта проблема теперь выступает в плане деятельности в форме проблемы отношения мотива к цели; в плане сознания – в форме взаимоотношений между смыслом и значением. Итак, личностный смысл отражает в сознании отношение мотива к цели, т. е. реальное жизненное отношение субъекта к тому, на что направлено его действие.

Г. К. Ушаков (1966) подчеркивает, что в онтогенезе сознания подростковому возрасту принадлежит особое место. Продолжаются развитие и бурное обогащение объема сознания, чему в большой мере способствует систематическое обучение в школе. Создаются особенно благоприятные условия для того, чтобы через оформленное слово и фразу индивидуальный опыт проникал в коллективный и наряду с этим пополнялся за счет последнего. Из материалов наблюдений Жана Пиаже и Анри Валлона можно сделать вывод, что до 12-летнего возраста, при продолжающемся усложнении и обогащении сознания ребенка понятиями, суждениями и умозаключениями, основной исходной категорией познания остается наряду с другими представление. В противоположность взрослому, который может вычленить один конкретный образ объекта, сколь бы разнообразными ни были его аспекты, у ребенка (особенно до 12 лет) между образами одних и тех же предметов и явлений действительности существует прерывистость (дискретность) [210].