И умрем в один день - Страница 13

Он кивнул сам себе, и пальцы его начали выстукивать на клавиатуре то ли Шопена, то ли Листа, а может, "Неаполитанскую тарантеллу" Россини. Даже не взглянув на текст, возникший на экране, Антонио потянулся к принтеру, с урчанием выбросившему два листа бумаги, и передал их мне, закрыв, как мне показалось, глаза, чтобы ненароком не взглянуть на то, что получилось.

— Ну? — спросил он.

— То же самое, естественно, — сказал я с недоумением. Естественно, то же самое — что могло измениться в полицейском досье?

— Гатти…

— Ну да, — кивнул я. — Дело об исчезновении Джанджакомо Гатти, открыто… Так ты не ответил на вопрос: кто такой Гатти и какое отношение к его исчезновению имеет синьора Лугетти, если ее даже свидетельницей не вызывали?

— Ага, — глубокомысленно заметил Антонио, потянулся через стол, забрал у меня обе распечатки, сравнил их, бросил на стол, вздохнул с видом человека, который собрался открыть важную государственную тайну, и заговорил монотонным голосом, подражая, должно быть, автоответчику собственного телефона, мне так и захотелось дождаться слов "оставьте сообщение после сигнала" и высказать своему визави все, что я думаю о его игре в таинственность там, где, совершенно очевидно, речь идет о чем-то бытовом и, возможно, даже не очень интересном. — Синьор Джанджакомо Гатти был, если мне память не изменяет, а тут у меня нет никаких гарантий, так вот, он был по профессии историком, занимался античным периодом в Малой Азии, не спрашивай меня, что это означает, и жил в Сан-Тинторетто, это небольшой городишко в сорока километрах от Рима по пути к Флоренции.

Я изложу эту историю сам, расположив факты в хронологической последовательности, потому что Антонио, рассказывая, перескакивал с пятого на десятое, что при его многолетнем опыте работы в полиции было противоестественно — как для театрального актера произносить текст роли не от начала к финалу, а вразброску, кусок из третьего акта, кусок из первого — в надежде, что зритель сам соединит текст в правильной последовательности.

Итак, второго февраля в полицию Сан-Тинторетто поступило сообщение от патрульного о том, что его остановил на улице Вольтерьянцев привратник одного из домов и попросил разобраться с владельцем квартиры на втором этаже. Что значит — разобраться? Выяснить, не произошло ли с хозяином что-то нехорошее, потому что вторые сутки он не подает признаков жизни, принесенная ему посыльным еда лежит перед дверью, на звонки он не отвечает, и никаких звуков из квартиры не слышно, даже если приложить ухо к входной двери. Задав наводящие вопросы, полицейский выяснил, что живет в квартире (спальная комната, гостиная, кухня, ванная и туалет, общая площадь 68 квадратных метров) инвалид по имени Джанджакомо Гатти, сорока двух лет, по профессии историк, в прошлом — сотрудник Музея во Флоренции. В детстве он перенес болезнь, лишившую его сначала возможности иметь детей, а затем приковавшую к инвалидной коляске. Не настолько, чтобы синьору Гатти требовалась постоянная помощь — он мог кое-как по квартире перемещаться, держась за разные предметы, но при этом испытывал мучительные боли и потому предпочитал проводить дни и ночи в коляске, однако, жить предпочитал один и справляться со своими проблемами тоже предпочитал в одиночку. Болезнь прогрессировала — в юности синьор Гатти даже автомобиль водил, а основательно в коляску засел в возрасте тридцати шести лет, тогда же и с работы ушел, жил на государственное пособие, а квартиру купил еще в молодости, когда сумел быстро накопить нужную сумму.

Патрульные связались с начальством, получили разрешение и вскрыли дверь, оказавшуюся настолько непрочной, что достаточно было двух ударов плечом, чтобы сорвать ее с петель. В квартире никого не было. В спальне полицейские обнаружили разобранную постель, на столе в гостиной лежало блюдо с тремя пирожными, одно из которых было надкусано. Самое интересное ожидало полицейских на кухне, где хозяин квартиры, видимо, завтракал в тот момент… В какой момент? Ну… Скажем, в момент Икс. Вы же наверняка знаете множество историй о прошлых и современных "Летучих испанцах" — судах, покинутых экипажем, где все находится на своих местах, в камбузе на остывшей плите стоит полная кастрюля, на столах в тарелках недоеденная еда, и даже кусок уже заплесневевшего хлеба выглядит так, будто кто-то надкусил его, потом положил на стол и исчез.

Так в кухне все и выглядело. Полная наполовину чашка с чаем, наполовину съеденный бутерброд с голландским сыром, надкусанное печенье, кофейник, на плите в сковородке яичница с ветчиной, ее, видимо, синьор Гатти собирался съесть после бутерброда, но…

И самое странное: у стола стояла инвалидная коляска, стояла на тормозе, чтобы не выкатилась случайно, стояла так, чтобы человеку, сидевшему в коляске, удобно было дотянуться до чашки, тарелки и кофейника. На сидении лежал плед, концы свисали до пола, впечатление было таким, будто синьор Гатти накинул плед на плечи, а потом…

Потом синьор Гатти испарился, а плед, соответственно, упал на сиденье.

Вариант, собственно, был один — кто-то проник в квартиру, когда Гатти завтракал, и похитил несчастного с целью… какая могла быть цель в похищении никому, по сути, не нужного инвалида, не обладавшего ни состоянием, ни властью, ни скрытыми в квартире сокровищами, потому что если бы странные грабители-похитители намеревались эти сокровища найти, то все в комнатах было бы перевернуто… а может, они знали, где искать и сразу взяли то, что хотели… но тогда зачем забрали хозяина?

Впрочем, все эти идеи о похищении и сокровищах были чепухой изначально: никого, кроме синьора Гатти, в квартире не было и быть не могло. Типичная загадка запертой комнаты: все окна во всех комнатах и службах были закрыты и заперты изнутри на задвижки или замки, все стекла целы, синьор Гатти не любил свежий воздух, он всегда закупоривал свое жилище и проветривал его, по словам привратника, раз в неделю, но делал это быстро и уже минут через десять после того, как открывал окна, закрывал их опять, полагая, что набранного за это время кислорода ему хватит для дыхания на всю следующую неделю. Входная дверь тоже была заперта изнутри на ключ, который так и остался торчать в замочной скважине после того, как дверь взломали.

В общем, получалось так, будто синьор Гатти сидел в своей коляске, пил чай с бутербродом и внезапно исчез, испарился, дематериализовался. Если бы он решил встать с коляски (почему нет?), то коляска не стояла бы на тормозе, придвинутая к столу так, что выбраться из нее было невозможно — равно как и сесть.

Первым делом мой приятель Антонио прошелся по связям исчезнувшего. Это оказалось не так уж трудно для экспертов-программистов, которым был передан изъятый в квартире Гатти довольно старый ноутбук; то есть, футляр был старым, от Хьюлет Жаккард, но начинка — новая, включая самые продвинутые гаджеты. Гатти вел обширную переписку, чтобы не чувствовать себя одиноким и всеми покинутым. Тем не менее, он, похоже, ощущал себя таковым, если судить по сохраненным письмам и протоколам Ай-Эн-Кью. В списке контактов синьора Гатти насчитывалось триста восемьдесят шесть имен — по большей части, иностранных пользователей, один из которых, как выяснилось, проживал на австралийской антарктической станции Уайт Берд. Но и в самом Риме у синьора Гатти было немало виртуальных знакомых — с них, естественно, Антонио и начал свое расследование.

Он рассказал мне о том, как это происходило, своими словами, поскольку в краткой справке по делу об этом ничего написано не было.

— Ты знаешь, Джузеппе, — вытирая платком пот со лба и шеи, сказал Антонио, — это просто кошмар какой-то. Интернет делает людей актерами. Они все играли — каждый свою роль и бывало, что всякий день — разную. В списке контактов у Гатти была милая девушка лет восемнадцати, Оливия ее звали, на фото — красавица. Наши компьютерщики ее вычислили… как-то они это умеют делать — по номеру компьютера в сети, кажется. Мы поехали по адресу, а там оказался старый хрыч, лет под восемьдесят, очень активный старикашка, бывший военный летчик, он этой Оливией и представлялся, не только синьору Гатти, естественно, но, похоже, Гатти был одним из немногих, кто принимал личность Оливии за чистую монету… Как бы то ни было, этот старик — его фамилия Овиролли, вот он в списке свидетелей, — несколько раз соглашался прийти на свидание с синьором Гатти, но, естественно, в последний момент все отменял, воспламеняя воображение бедного инвалида.