И снова утро (сборник) - Страница 13

— Если я правильно понимаю, это бумаги гестапо. На них пометка «Совершенно секретно».

— Так! Значит, мы хорошее дело сделали. Не зря гитлеровский майор даже мертвый не хотел выпускать их из рук.

И Маноле Крэюце передал портфель одному из рабочих:

— Вергу, головой отвечаешь за портфель! Ни на секунду не выпускай его из рук! — Потом повернулся к лейтенанту: — Господин лейтенант, я думаю, пора начинать. До того как стемнеет, надо выбить из берлоги этих мерзавцев… Как, думаешь, нам лучше действовать?

— К сожалению, придется атаковать их в лоб. Правда, на флангах мы быстрее покончили бы с ними, да и потери были бы меньше.

— Тогда почему же нам не атаковать флангами?

— Все дело в том, что гитлеровцы могут укрыться в госпитале и превратить его в арену боя. — Он некоторое время помолчал, потом продолжал: — А может, даже не имеет значения, где мы будем атаковать. Чтобы отомстить нам, фашисты пойдут на любую подлость.

— Понимаю, о чем ты думаешь.

— Непонятно, что сейчас они задумали. Десять минут прошло, а гитлеровцы не обстреливают нас. Может, готовят что?

— Наверное, боеприпасы кончились, — высказал свое мнение Флоря Чобэника.

— Не очень-то верится в это. Если у них так мало снарядов, они не стали бы их тратить попусту, — сказал лейтенант и обратился к телефонисту: — Соедини-ка меня с младшим лейтенантом Пэкурару.

Телефонист быстро закрутил ручку полевого телефона.

Младший лейтенант Пэкурару командовал взводом, атаковавшим Павильон с запада.

— Что слышно у тебя, Пэкурару? — спросил Негуру.

— Ничего, господин лейтенант! Что будем делать, атаковать?

— Ожидать приказа. В любом случае будьте готовы.

Ничего интересного не было и на улице, занятой бойцами под командой младшего лейтенанта Нэстасе. Его взвод состоял всего лишь из двух отделений, пополненных рабочими из патриотического отряда.

Лейтенант Негуру повернулся к Маноле Крэюце:

— И у Пэкурару, и у Нэстасе тихо. И все же, сам не знаю почему, эта тишина мне не нравится. Я убежден, что они что-то готовят.

— Не исключено.

— В любом случае, по-моему, нам следует действовать так, господин Крэюце… — И лейтенант на листке блокнота, извлеченного из планшета, начал рисовать схему участка. Проведя несколько линий, он поднял глаза от бумаги и вдруг заметил человека в белом, который быстрым шагом приближался к их КП.

Человек, одетый в белый халат, шел прямо посередине улицы, скорее мрачно, чем испуганно, поглядывая по сторонам.

— Кто это может быть? — громко спросил офицер.

— Похоже, он нас ищет, — сказал Флоря Чобэника.

— Нас или не нас, но он наверняка из госпиталя, — добавил Маноле Крэюце. Подойдя к открытому окну, он крикнул:

— Эй, откуда вы идете?

Человек в белом халате, увидев в окне людей и среди них лейтенанта, ничего не ответил. Он бросился к дому и через несколько секунд появился в дверях КП. Он весь вспотел и был бледен от волнения. Остановившись на пороге, он остановил свой взгляд на Маноле Крэюце.

— Я — полковник Поенару, главврач госпиталя. Не знаете ли, кто командует здесь нашими войсками и где я могу найти его?

— Какое у вас дело к нему? — спросил Маноле Крэюце.

— Я должен передать ему что-то от окруженных в Павильоне гитлеровцев. — Он пожал плечами и со вздохом добавил: — Они заставили меня стать их парламентером.

— Можете сказать мне, господин доктор. Чего же они хотят?

Доктор Поенару вновь окинул его оценивающим взглядом, потом, видимо довольный результатом, объяснил:

— Полчаса назад, как раз когда я выходил из операционной, два гитлеровских офицера потребовали, чтобы я пошел с ними к их командованию, то есть в Павильон. Там меня привели к их полковнику, молодому и заносчивому. Тот потребовал, чтобы я отправился сюда и довел до вашего сведения их ультиматум.

— Ив чем же смысл их ультиматума?

— Негодяй угрожал, что, если им не позволят беспрепятственно покинуть город со всем вооружением, они взорвут заминированный ими госпиталь.

— Мерзавцы!

Флоря Чобэника с возмущением перебросил автомат из одной руки в другую.

— А они действительно заминировали госпиталь? — спросил лейтенант Негуру.

— По всей вероятности, да. В котельную и подвал войти нельзя. Там стоят их часовые.

— Больные знают об этом?

— Нет, пока не знают. Да и я не предполагал, пока гитлеровский полковник не сказал. В связи с этим хочу вас информировать, что в нашем госпитале больных нет, есть только раненые. Сейчас их около ста пятидесяти человек, в том числе сорок тяжело раненных.

— Убийцы! Видишь, что им взбрело в голову! Взорвать госпиталь! — Возмущенный Флоря бросился к окну и выпустил автоматную очередь в сторону Павильона.

— Не расходуй патроны, Флоря! Они тебе вот-вот понадобятся! — упрекнул его Маноле Крэюце.

— Ты прав, комиссар! Но у меня нет сил терпеть!

Доктор Поенару взглянул на часы, удивился, как быстро пролетело время, потом снова обратился к Маноле Крэюце:

— Какой ответ дать мне гитлеровцам? Вы сами можете решить этот вопрос или проводите меня к старшему начальнику?

Маноле Крэюце задумчиво помолчал, а потом спросил:

— Вы сможете через четверть часа, самое большее через двадцать минут, связаться с госпиталем по телефону?

— Невозможно! Немцы перерезали связь. Мы полностью изолированы.

Маноле Крэюце вздохнул, почесал затылок и, взглянув на вспотевшее лицо доктора, сказал:

— Господин доктор, я не советую вам возвращаться в госпиталь.

— Почему?

— Ведь вы должны зайти к гитлеровскому полковнику, который послал вас сюда?

— Несомненно. Он ожидает ответа.

— Вот потому я вам и не советую возвращаться. Когда вы явитесь к нему и сообщите результат вашей миссии, вам все равно не дадут вернуться в госпиталь.

— Я понял, что вы хотите сказать. Из-за вашего ответа он даст приказ расстрелять меня. Не так ли?

— Да! К сожалению, боюсь, что именно так и произойдет.

— Значит, вы готовы принести в жертву раненых, персонал госпиталя…

— Откуда вы это взяли, господин доктор! Как вы можете подумать, что мы способны на такую подлость? Конечно, мы не примем их ультиматум. Надо найти какое-то другое решение. Одним словом, нужно уничтожить их, не дав им возможности выполнить задуманное. Вы понимаете, что дело это нелегкое и, конечно, я не могу взять на себя ответственность за выполнение своего плана. Мне нужно запросить согласие моего командира.

— Тогда возьмите и меня с собой. Я ему все объясню. Вы не должны забывать ни на минуту, что речь идет о жизни полутораста раненых.

— Господин доктор, повторяю, что судьба всех находящихся в госпитале людей волнует нас так же, как и вас.

В это мгновение зазвонил телефон.

— Алло! Да; я, Крэюце! С кем я говорю? Товарищ Илиной? Здравствуйте! Нет, еще не атаковали… Возникли новые обстоятельства. Я обязательно должен информировать вас… Я как раз собираюсь приехать к вам. Да, дело очень серьезное… Хорошо, жду. — Он положил трубку и обратился к доктору Поенару: — Господин доктор, поедете со мной. За нами выслали мотоцикл с коляской.

Расставшись с сестрой Корнелией, Панаит Хуштой направился в палату № 5. Столь мрачной, угнетающей атмосферы, как в этой палате, не было даже в палате для оперируемых, где после того, как боли у только что вышедших из-под ножа несколько ослабевали, можно было услышать шутку, острое слово, смешную историю и даже песню. Но в палате № 5, где лежали те, кто через несколько дней должны были покинуть госпиталь, можно было познакомиться с моральным духом раненых.

Эту палату покидали две категории выздоравливающих: те, что после ранения становились непригодными для фронта, и те, что после короткого отпуска должны были явиться в свои части, а затем направлялись на передовую. Искалеченные, безрукие, безногие, одни должны были покинуть госпиталь без радости, скорее со страхом и беспокойством. Этим людям, привыкшим надрываться на работе, чтобы обеспечить полуголодное существование, теперь, когда они стали полностью или частично неспособны к труду, будущее казалось страшнее, чем смерть. Для других радость выздоровления омрачалась мыслью, что они снова попадут на передовую.