...И скрылся с места преступления... - Страница 15

– Проповедника? – Роджер усмехнулся. – О, теперь я понимаю, что движет этим человеком. Но мне с ним не по пути. Абсолютно не по пути! На какое-то время он исчезал из поля зрения, не так ли?

– Несколько недель назад он готовил встречу в округе и нанес мне визит, – сказала Розмари. – Чарлз... Чарлз в этот день задержался на работе, и я пошла на встречу одна. Собралось всего человек двенадцать, народу не хватило даже на то, чтобы организовать рабочий комитет, но... Не знаю, мне он понравился.

– Один из самых симпатичных людей, которых я когда-либо встречал, был фанатиком. Он считал, что все люди равны, а вся частная собственность должна стать общественным достоянием, – сказал Роджер. – Мы ловили его два года, а потом оказалось, что все награбленное он продавал, а деньги вносил в разные благотворительные фонды. Опасайтесь фанатиков.

Он поднялся:

– Что это со мной сегодня? Я все изрекаю истины, словно самодовольный мировой судья.

– Мы люди к таким разговорам привычные, – и Джексон вручил Роджеру только что оконченную записку. – Здесь все детали, какие я мог припомнить, но, бьюсь об заклад, это напрасная трата времени.

Он отодвинул пуфик и осторожно встал – видно было, что у него кружится голова, но жена не пыталась его остановить:

– Кстати, вы что-нибудь знаете о происшествии в Лайгейте? О нападении на мирового судью?

– Совсем немного. А почему вы спрашиваете?

– Как она себя чувствует?

– Состояние еще тяжелое, но, думаю, она выкарабкается.

– Рад слышать, – произнес Джексон с чувством. – И если вы поймаете мерзавца, который это сделал, я возьмусь за подготовку дела по обвинению.

– Вы знаете миссис Китт?

Джексон улыбнулся:

– Она была моим наставником. После колледжа меня взяли в адвокатскую контору "Саммерби и Коул", в Лайгейте, я в течение трех лет был там младшим стряпчим, и начало моей карьеры прошло под присмотром миссис Китт. Она была поразительной женщиной, можно сказать, кормила меня с ложечки. А какие заявления она делала в суде! И самое поразительное, никто на нее не обижался.

– Когда вы там работали?

– Срок стажировки кончился три с половиной года назад, а в общей сложности я провел в Лайгейте восемь лет.

– А вы, случаем, не знаете, – может, кто-то испытывал к ней ненависть? Угрожал?

– Нет, – рассмеялся Джексон, словно подобное предположение было невероятным до смешного. – Это-то и было самым потрясающим: никто ни разу не отозвался о ней дурным словом. Хотя нет, как-то раз один полицейский тихо выругался в ее адрес – вообще-то она довольно стервозная тетка, но держится с невероятным достоинством. Честная до мозга костей.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Роджер.

По пути домой он поймал себя на том, что думает не о Джексонах, а о еще одном совпадении, поразительном совпадении. В заметке, что он прочитал в газете у миссис Китт, – в той, где говорилось о деле, по которому миссис Брей давала показания, – водителя в суде представлял мистер Чарлз Джексон из адвокатской конторы "Саммерби и Коул".

Сержант Артур Аткинсон из столичной полиции служил в отделении в Тоттинге. Аткинсону было уже почти сорок лет, из них семнадцать он отдал службе в полиции – он имел все основания рассчитывать, что вскоре его переведут в уголовный розыск и он сможет, наконец, ходить в штатском. Это было его давней мечтой. Он семь раз подавал рапорт о переводе и очень надеялся, что дивизионный суперинтендант подпишет самое последнее обращение. Тогда он будет зарабатывать чуть больше, но не деньги заботили Аткинсона: он просто жаждал снять форму.

В последние несколько недель он демонстрировал повышенную бдительность: если он сумеет проявить себя, рапорт двинется быстрее, и он не хотел упускать свой шанс. На самом деле, за свои семнадцать лет службы он не упустил ни единого шанса. Начальство возражало против его перевода только потому, что у сержанта Аткинсона отсутствовало воображение. Он идеально подходил для патрульной службы, но в уголовном розыске требуются иные качества.

Аткинсон пребывал в счастливом неведении относительно мнения начальства. В тот вечер, когда было совершено нападение на Чарлза Джексона – то есть примерно спустя сутки после событий в доме судьи миссис Китт, – он дежурил. Маршрут был довольно длинным, поскольку в его участок входил район Тоттинг-филдс, поэтому во время обхода Аткинсон проверял каждого констебля – лучше лишний раз удостовериться самому.

Первый обход он закончил чуть позже десяти вечера и вернулся в участок для доклада. Там он выпил чашку чая, а примерно в половине одиннадцатого снова отправился в путь. Это был крупный, массивный мужчина, он вел велосипед уверенно и не торопясь, примерно за сто ярдов перед каждым из постов дежурных констеблей он спешивался.

Первые посты находились в застроенном, обжитом районе. Все здесь было спокойно, и он двинулся дальше. Еле слышно шуршали шины велосипеда, тихо позвякивала цепь. Был великолепный свежий вечер, правда, без луны, но звезды усыпали все небо. Неподалеку от Тоттинг-филдс стояли большие частные дома, вроде дома миссис Китт, однако до Лайгейтской пустоши было еще далеко, около десяти миль. Почти все окна были темными, и вскоре Аткинсон выехал на пустынную дорогу, – казалось, она ведет в никуда, – на самом же деле дорога шла мимо больших участков государственной земли, где недавно начали строительство стадиона. Освещение было скверным, и Аткинсон считал, что надо установить дополнительные фонари: молодые люди часто занимаются в темноте всякими глупостями. Если бы это зависело от него...

Он подумал о своей восемнадцатилетней дочери Бетти.

Бетти была любимицей сержанта Аткинсона, ласковая, нежная, красивая, как рождественская открытка, – ничего более к достоинствам единственной дочери любящий и страдающий отсутствием воображения родитель добавить не мог.

Аткинсон повернул за угол и въехал на улицу Филдс-вью.

Через пять минут, на следующем углу, пост констебля, и Аткинсон не торопился. Он слез с велосипеда и повел его рядом с собой, как коня на поводу. Впереди он увидел малолитражный автомобиль с зажженными задними огнями.

Аткинсон нахмурился.

Задние огни были в полном порядке и вполне соответствовали норме, однако, по мнению Аткинсона, их яркость была недостаточной. Похоже, водитель считает себя большим хитрецом и пытается обойти закон. Если бы пополз туман, как это часто бывает в марте, велосипедист ничего бы не заметил и перелетел через крышу машины, а мотоциклист, вероятно, разбился бы в лепешку. Но по закону сержанту не к чему было придраться.

Он прошел мимо автомобиля и бросил взгляд в сторону большого темного дома. В доме было около полудюжины квартир, и Аткинсон знал всех жильцов. Должно быть, на машине – а это был "остин-изо" – кто-то приехал в гости...

"Остин-изо"?

Аткинсон ощутил жгучее любопытство, и впервые за последние несколько дежурств для него забрезжил луч надежды: похоже, это был его шанс. Из Скотленд-Ярда пришли два запроса, начальство вывесило их на доску объявлений – в запросах указывалось на необходимость немедленно докладывать о появлении автомобилей марки "остин-изо" темно-синего или черного цвета, приводились два возможных номера: Л 573 ПР и КЛК 514. Освещение было настолько плохим, что издали он не мог рассмотреть номерной знак, но, приблизившись футов на двадцать, увидел его четко – надо признать, свет, падавший на номерной знак, оказался в пределах законной нормы.

Он внимательно вглядывался в номер.

359 АСО.

Аткинсон был разочарован, однако нашел в себе мужество усмехнуться: только полный дурак подумает, что та самая машина рискнет здесь останавливаться. "Остин-изо" – не очень распространенная модель, тем не менее в последнее время их развелось довольно много, и четыре из пяти наверняка окажутся черными или темно-синими.