И проиграли бой - Страница 33

Сэм выбрался из толпы дерущихся и подбежал к тем, кто затаптывал упавшего.

— Кончай, ребята, вы что, спятили?! — заорал он.

А они все били и били, и из глоток их вырывался рык, на губах выступила пена, Сэм схватил пустой ящик, двинул кому-то по голове.

— До смерти не бейте! — крикнул он. — Не бить до смерти!

Слепая ярость как нахлынула, так и схлынула — враз. Пикетчики, тяжело дыша, отошли от своих жертв. Джим с холодным сердцем посмотрел на лежавших и стонавших, их было человек десять, лица у всех расквашены. У одного разорвана губа, видны окровавленные десны и зубы; другой горько, по-детски плакал — ему вывихнули руку в локте. Сейчас злоба спала и пикетчикам было тошно смотреть, что натворили они, точно ядом, напитанные гневом. И силы оставили их: вот один схватился за голову, будто от нестерпимой мигрен и. А другой неожиданно завертелся волчком и захрипел. С дальнего конца яблоневой аллеи хлопнул ружейный выстрел. Оттуда бежали пятеро, приостанавливались, стреляли и бежали дальше, вперед.

Пикетчики бросились врассыпную, стараясь меж яблонями скрыться от пуль.

Джим побежал вместе со всеми. В душе у него поднимался крик: «Против ружей нам не выстоять!» — Слезы застили глаза. Вот что-то крепко ударило в плечо, он едва не упал.

Пикетчики добежали до дороги, перескочили за обочину, то и дело оглядываясь.

Последним бежал Сэм, рядом — Джим.

— Все! Они отстали! — крикнул он.

Однако, поддавшись слепому страху, многие пикетчики бежали дальше, искали спасение за поворотом. Сэм догнал основную группу.

— Да остановитесь же вы! Успокойтесь! Никто больше за вами не гонится!

Они остановились на обочине, перевели дух.

— Кто из наших пострадал? — спросил Сэм.

Пикетчики лишь переглядывались. Джим сказал:

— Я видел, как одного подстрелили.

— Ну, ничего, авось оправится. Его в грудь ранили. — Сэм пристально взглянул на Джима. — А с тобой-то что, парень? Вон кровищи сколько.

— Где?

— Да вся спина в крови.

— Может, на сук напоролся?

— Как бы не так! — Сэм стянул голубую куртку с плеч Джима. — Тебя кое-что пострашней оцарапало. Рукой двинуть можешь?

— Могу, только онемела чуток.

— Значит, кость не задета. Только сухожилие. Крепкая у тебя броня, парень. И крови, видно, не так уж много потерял. Ну, что, ребята, возвращаемся? Сейчас легавых целая стая налетит.

Пикетчики быстро зашагали вдоль дороги. Сэм обратился к Джиму:

— Если сил маловато, давай помогу.

— У меня-то сил хватит. А вот у всех у нас маловато.

Сэм горько вздохнул.

— Да, мы смельчаки, когда нас в пять раз больше: отбивных понаделали из предателей.

Джим спросил:

— Убили кого?

— Вроде нет. Хотя кое-кто долго себя не узнает.

— Господи! Страшно смотреть! Ты видел того, что с порванной губой?

— Не беда, зашьют. А что нам оставалось делать? Что? Если «незваные гости» на нашу сторону не перейдут, так надо их хоть попугать.

— Понятно, я вовсе о них и не беспокоюсь, — бросил Джим.

Далеко впереди завыла сирена. Сэм приказал:

— Прыгайте в канаву, ребята! Всем живо в канаву! Легавые едут! — и оглянулся, проверяя, все ли затаились в глубокой придорожной канаве. Мимо пророкотали полицейские мотоциклы, скрылись за поворотом, следом проехала машина «скорой помощи». Никто не подн ял головы, пока за поворотом не смолк шум моторов. Сэм вскочил первым.

— Вставай, ребята! Сматываемся!

Быстро, едва ли не бегом, продолжали путь. Близился закат, и на дороге обозначились голубоватые сумеречные тени. Тяжелая туча наползала на солнце носом огромного корабля, на котором играли пурпурные блики. Протарахтела, возвращаясь, «скорая помощь», и пикетчикам вновь пришлось нырнуть в канаву. Потом проехали мотоциклы, медленнее на этот раз, полицейские осматривали межрядья, в придорожную канаву они не заглянули.

К вечеру пикетчики возвратились в лагерь. Джим едва держался на ногах. Плечо жгло огнем — казалось, в ране обнажился каждый нерв. Люди разбрелись по палаткам.

К Джиму направился Мак, заметив, что тот бледен, прибавил шагу.

— Что стряслось, Джим? Тебя ранили?

— Так, пустяки. Сэм говорит, плечо прострелили. Мне-то не видно. Ничего, терпеть можно.

Мак потемнел лицом.

— Не нужно было тебя посылать, словно предчувствовал.

— Это почему же? Что ж, сидеть сложа руки?

— Да как бы лежать сложа руки не пришлось! За тобой глаз да глаз нужен. Пошли, доктор тебя осмотрит. Только что здесь был. А, вон он. Эй, док!

И они отвели Джима в белую палатку.

— Мы ее только что получили. Решили под госпиталь определить, пояснил Мак.

Быстро надвинулась осенняя ночь, да к тому же небо на западе заволокла огромная туча. Мак держал фонарь, а Бертон, закатав рукав рубашки раненого, промыл рану теплой водой с марганцовкой.

— Повезло вам, — сказал он. — Попади пуля в кость, все плечо бы разнесло. А так она насквозь прошла, только мышцу пробуравила. Конечно, пока рукой не очень-то пошевелишь.

Он сноровисто прочистил рану с помощью зонда, перевязал, залепил сверху пластырем.

— Здоровее здорового будете. Денька два потерпите. Я, Мак, собираюсь проведать Альфа Андерсона. Пойдете со мной?

— О чем речь, конечно! А Джим пусть кофе выпьет, и сунул тому в руку жестяную кружку с черным, скверным кофе. — Садись, — предложил он. Придвинул ящик и усадил Джима, сам устроился подле него на земле. Ну, так что у вас там случилось?

— Мы на этих пришлых иуд наткнулись, ну и ребята давай их лупить. Удержу не знали. Сколько морд расквасили.

— Знаю, — тихо проговорил Мак. — Ужасно, но что поделать, они к нам переходить не хотели. Мы вынуждены так поступать. Конечно, неприятно смотреть, когда режут овцу, но ведь нам нужна баранина… Ну, а дальше что?

— Потом прибежали пятеро и открыли стрельбу. Наши — деру, только пятки засверкали. Не устояли.

— Да и как им устоять, Джим? Против ружей голыми руками не повоюешь.

— Я и не заметил, как меня ранило. Видел, как один из наших упал. Не знаю, убит или ранен.

— Да, картинка что надо. Другие пикеты удачливее: привели с собой человек тридцать из «подменщиков», что на нашу работу позарились. Просто позвали с собой, те и пошли. — Мак тронул Джима за ногу. — Ну, как плечо-то, болит?

— Немного.

— Да, чуть не забыл. Похоже, у нас вожак сменится.

— Что, Дейкина сместили?

— Нет, но считай, его уже нет. Дик сообщил, кто достал одеяла. Ну, отрядил Дейкин шестерых и поехал с ними на своем новехоньком грузовичке. Один из этих шестерых потом вернулся и рассказал, как дело было. Погрузили, значит, они эти одеяла и обратно. Не успели из города выехать, шину прокололи — на дороге кто-то гвоздей понатыкал. Остановились шину сменить. Тут откуда ни возьмись — дюжина молодчиков с винтовками, одни их окружили, не пускают, а другие в пух и прах разнесли грузовик, даже остов сожгли. А Дейкин стоит, — на него ружье нацелено, сначала побледнел, как смерть, потом посинел, да как завоет — ни дать, ни взять — волк, — да как бросится на своих обидчиков; его в ногу ранили, а ему хоть бы что! Бежать не может, так пополз, на губах — пена, как у бешеной собаки, в общем, свихнулся мужик, понимаешь, свихнулся! Видать, он этот грузовик пуще жизни любил. Парень тот, что вернулся, говорит, смотреть на это нет сил: как он полз за ними, хотел укусить. Рычал — ну, точно, бешеный. Потом полиция появ илась, и молодчиков этих, «бдительных», как корова языком слизнула. Подняли Дейкина, потащили с собой. Парень, что рассказывал, сам за эвкалиптом схоронился. Говорит, Дейкин как вцепится зубами легавому в руку точно клещами, намертво, пришлось отверткой ему в зубы ткнуть, чтобы отпустил. Да, а я еще про него говорил, вот, дескать, железный человек, не дрогнет. Сейчас он в тюряге. Я думаю, на его место Лондона выберут.

— Да, Дейкин и мне казался волевым человеком. Слава богу, я до его грузовика и пальцем не дотронулся.

Мак наскреб рукой кучку земли, пришлепнул сверху.