И проиграли бой - Страница 14

Он резко повернул и остановил машину подле такого же длинного барака, разделенного на клетушки.

— Здесь работает уйма народу. Три таких сарая битком набиты. — Он подошел к ближней двери, постучал. Послышалось ворчанье, по комнатке тяжело затопали. Дверь чуть приоткрылась, выглянула косматая толстая женщина. Лондон бесцеремонно спросил:

— А где тут Дейкин живет?

На женщину подействовали властные нотки в его голосе.

— Третья дверь, мистер. Там он, с женой и двумя детишками.

— Спасибо, — бросил Лондон и, не дослушав женщину, повернулся и пошел дальше. А она, высунув голову, с любопытством оглядывала мужчин. Вот Лондон постучал в указанную дверь, ему открыли, и лишь тогда толстуха убралась восвояси.

— Кто это? — спросил ее из дома мужской голос.

— Понятия не имею. Видать, начальник какой. Дейкина спрашивал.

У Дейкина было узкое лицо, цепкие, но холодные глаза, плотно сжатые губы, резкий, но невыразительный голос.

— Проходи, сукин кот! Ведь как из Радклиффа уехали, не виделись! — приветствовал Лондона хозяин и впустил гостей в дом.

Лондон представил спутников.

— Вот это док, а это его друг. Знаешь, Дейкин, док здорово помог Лизе вчера ночью. Слыхал, небось?

Дейкин протянул Маку длинную белую руку.

— Как не слыхать! Кое-кто из ребят вчера у вас был. Разговоров столько, можно подумать, Лиза слоненка родила. А вот хозяйка моя. Док, вон, извольте взглянуть, детишки, крепкие ребята.

Жена встала — красивая, с высокой грудью, с пятнами румян на щеках, верхние зубы золотые, так и блестят на свету.

— Приятно познакомиться, — низким голосом произнесла она. — Вам, ребята, кофейку или чего покрепче?

Взгляд у Дейкина потеплел — он был горд за жену.

— Пока к вам добирались, продрогли, — намекнул Мак.

Блеснули в улыбке золотые зубы.

— Я так и думала. Значит, по глоточку виски. — Она поставила на стол бутылку, стаканчик. — Наливайте себе сами, ребята. Хоть до краев, лишь бы не через край.

Бутылка со стаканом пошла по кругу. Миссис Дейкин последней опрокинула стаканчик, заткнула пробкой бутылку и поставила в маленькую горку.

В комнате стояло три складных парусиновых стула и две раскладушки для детей. Для супругов — большая походная кровать у стены.

— А вы хорошо обжились, — сказал Мак.

— У меня маленький грузовичок, иногда подрабатываю перевозками, да и свой скарб есть на чем возить. А жена моя — рукодельница изрядная, в добрые времена тоже может заработать.

Миссис Дейкин улыбнулась похвале.

Тут Лондон прервал светскую беседу Дейкина.

— Где бы нам с тобой потолковать?

— А чем здесь плохо?

— Да лучше б без свидетелей.

Дейкин повернулся к жене, ровным, бесстрастным голо сом сказал:

— Сходи-ка, Алла, с детьми в гости к миссис Шмидт.

На лице ее отобразилась досада. Губы отторбучились, спрятав золотые зубы. Она вопросительно взглянула на мужа — он ответил холодным, рыбьим взглядом, длинные белые руки нетерпеливо дернулись. Миссис Дейкин вдруг широко улыбнулась.

— Да вы сидите, толкуйте себе, я ведь и забыла, что обещала миссис Шмидт навестить. Генри, бери-ка братишку за руку, и пойдем. — Она надела короткий кроличий жакет, взбила золотистые волосы. — Ну, не скучайте, ребята.

Было слышно, как удалялись ее шаги, как постучала она в дверь.

Дейкин подтянул штаны, сел на широкую кровать, жестом указал остальным на парусиновые стулья. Взгляд опять сделался пустым и застывшим, как у боксера.

— Ну, с чем пришел, Лондон?

Тот почесал щеку.

— Как тебе нравится, что нам расценки снизили? Мы приехали, а нас и обрадовали.

У Дейкина дернулись уголки рта. — А как мне может нравиться? Радоваться нечему.

Лондон подался вперед.

— Ну, и что думаешь делать?

Бесстрастные глаза чуть оживились.

— Ничего пока. А ты?

— А что, если нам объединиться и вместе что-нибудь предпринять? Лондон искоса взглянул на Мака, и Дейкин это заметил. Он указал на Мака и Джима.

— Они — левые?

Мак раскатисто засмеялся.

— Выходит, всякий, кто хочет за свою работу деньги получать, левый.

Дейкин быстро, но внимательно посмотрел на него.

— Против левых я ничего не имею Но давайте говорить начистоту. Ни в какие фракции и группировки мне соваться некогда и незачем. Если вы в какой партии состоите, мне знать об этом ни к чему. У меня жена, дети, грузовичок. И ни в чьих черных списках мне числиться неохота, и в тюрьму за это отправляться — тем более. Ну, так говори, Лондон, с чем пришел?

— Урожай нужно собрать, Дейкин. А что, если нам удастся поднять людей на борьбу?

Глаза у Дейкина посветлели, — видно, почуял опасность, — но остались по-прежнему бесстрастными. Ровным голосом он произнес:

— Ну, хорошо. Поднимешь ты ребят, навешаешь им лапши на уши, пойдут они за тобой, проголосуют за стачку. А через полдня прикатит целый состав с теми, кто и за гроши работать готов. Что тогда?

Лондон снова почесал щеку.

— Тогда, скорее всего, мы выставим пикеты.

— А хозяева, — подхватил Дейкин, — соберут законодателей и издадут указ, запрещающий сборища, да выставят сотню молодчиков с ружьями, — из тех, кто шерифам помогает.

Лондон растерянно оглянулся на Мака — дескать, выручай, подскажи. Мак задумался и ответил:

— Мы просто хотели выяснить, мистер Дейкин, как вы ко всему этому относитесь. Представьте: забастовка на сталелитейном заводе, три тысячи рабочих выставляют пикеты. Завод, конечно, обнесут колючей проволокой, пропустят ток. Хозяева поставят охрану, А сколько, по вашему, потребуется «молодчиков с ружьями», чтобы целую долину оцепить?

В глазах у Дейкина на миг вспыхнул огонек, но тут же погас.

— Вот именно — с ружьями. Ну, не пустим мы тех, кто на нашу работу позарится, а помощники шерифа возьмут да и откроют огонь. Не выстоят наши бродяги-работяги, и думать нечего. Как ударят по ним не из дробовиков, а из винтовок, побегут наши ребята по кустам, словно кролики. И как тогда быть с пикетами?

Взгляд Джима перебегал с одного собеседника на другого. Но вот он вмешался в разговор.

— Но ведь тех, новых, кого привезут, почти всех можно на нашу сторону привлечь, стоит только поговорить.

— А остальных?

— Найдем ребят побойчее, они остальных прищучат, сказал Мак. — Я ведь сам со сборщиками работаю, знаю, как они из-за расценок страдают. А яблоки, между прочим, все равно собирать надо. И сады — это не литейный завод, враз не закроешь.

Дейкин встал, подошел к горке, налил себе немного виски, кивнул и остальным, однако все трое отказались. Дейкин сказал:

— Говорят бастовать — это наше право, а вот пике ты — это уже противозаконно. А, значит, по сути дела, право у нас только одно: бросить все, отказаться от борьбы. Так вот, я ни в какую борьбу ввязываться не хочу. Мне есть что терять.

— А куда… — голос у Джима прервался, он прокашлялся и продолжал: — А куда вы отсюда поедете, мистер Дейкин?

— На хлопок, — ответил тот.

— Что ж, там поля побольше, чем здесь сады. И если нам здесь срезали плату, то уж тамто еще больше срежут.

Мак ободряюще улыбнулся — молодец!

— Вы и сами это прекрасно знаете, — поддержал он товарища. Расценки срезали, срезают и будут срезать, пока у народа терпение не лопнет.

Дейкин осторожно поставил бутылку с виски, вернулся к широкой кровати и сел. Посмотрел на свои белые длинные пальцы, от мозолей их уберегали перчатки.

— Не хочется мне беду накликать. Мы с хозяйкой да ребятишками с голоду пока не помираем. Но вы, конечно, правы, на хлопке нам тоже заработать не дадут. И что хозяевам неймется?

— Единственный для нас выход — бороться всем вместе, организованно, — сказал Мак.

Дейкин беспокойно поежился.

— Похоже, так. Хотя и не по мне это все. Что от меня-то требуется? В разговор снова вступил Лондон.

— Ты должен своих ребят настроить, а я — своих, если получится.

Мак не утерпел:

— Чего настраивать, если у кого сердце к этому не лежит. Вы только потолкуйте с ребятами. А они меж собой разберутся. Пока они все недовольство в себе носят, так пусть выговорятся. Да так, чтоб и до других садов их слова долетели. Пусть завтра меж собой ребята поговорят, а потом устроим собрание. Дело быстро пойдет, терпение у всех уже на пределе.