И плеск чужой воды Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувш - Страница 21

Вот и другая поэтесса, Софья Парнок, не соблазнилась заграницей и осталась в России, жила в отрыве от большой поэзии, в нужде и тесноте своего маленького угла:

Но при этом радовалась, что живет «на большом приволье», и далее:

Кстати, выражение «блудный брат» – не фигура речи, а конкретный родной брат Валентин Парнах, который длительное время жил в Париже, а потом все-таки вернулся домой, но о нем мы расскажем в главе «Возвращенцы».

А теперь о тех, кто не уехал, а остался, как пелось в одной патриотической песне, «на просторах родины чудесной». И начнем, конечно, с Анны Ахматовой.

Итак, Анна Ахматова (Анна Андреевна Горенко, 1889, Большой Фонтан, близ Одессы – 1966, Домодедово, под Москвой). Одна из лучших поэтов Серебряного века. «Поэт строгих ритмов, точных рифм и коротких фраз» (Иосиф Бродский). Других многочисленных мнений и оценок не привожу, как и биографии Анны Андреевны. Только то, что связано с Европой.

25 апреля 1910 года Анна Ахматова и Лев Гумилев в деревенской церкви в селе Никольская Слободка в Черниговской губернии обвенчались и через неделю, 2 мая, уехали через Варшаву в Париж. Месяц жили в Париже, ходили по музеям, сиживали в кафе, посещали ночные кабаре. В начале июля вернулись в Россию.

В сентябре того же года Гумилев укатил в Африку. Ахматова в тоске спрашивала Брюсова: «Надо ли мне заниматься поэзией?» И – «Простите, что беспокою…».

8 января 1911 года было написано стихотворение, полетевшее во все литературные салоны и клубы:

Весной 1911 года Ахматова уже одна, без мужа, вновь отправилась в Париж, где стала свидетельницей триумфа русского балета. А в личном плане – дружба и роман с красавцем-художником Амедео Модильяни.

Слово «бедствий» пророческое. Бедствия почти всю жизнь сопровождали Ахматову (и дело было не в Модильяни): расставание с Николаем Гумилевым и его гибель, неудачное замужество с Шилейко и Пуниным, аресты сына Льва Гумилева, гонение властей, неизданные книги, бездомность, одиночество… Она все вынесла и никогда не жаловалась. Была сдержанна в своих бедах.

Но вернемся назад, ко второму посещению Парижа. Из писем: «В 1911 году я приехала в Слепнево прямо из Парижа, и прислужница в дамской комнате на вокзале в Бежецке, которая знала всех в Слепневе, отказалась признать меня барыней и сказала кому-то: “К слепневским господам хранцу-жанка приехала”».

Итак, до 1917 года у Ахматовой были две возможности остаться в Париже и сделаться француженкой, но они ею даже не рассматривались, и в возрасте 28 лет Анна Ахматова встретилась с революцией лицом к лицу.

Февральские дни 17-го. Из воспоминаний Бориса Анрепа: «Я мало думаю про революцию. Одна мысль, одно желание увидеться с А.А.» И вот эта встреча. «Мы некоторое время говорили о значении происходящей революции. Она волновалась и говорила, что надо ждать больших перемен в жизни. «Будет то же самое, что было во Франции во время Великой революции, будет, может быть, хуже…» С первым поездом я уехал в Англию…»

Поклонник Анны Андреевны Борис Анреп отправился в эмиграцию. И в Лондоне стал заниматься своими удивительными мозаиками, которые пленили всех англичан. Николай Гумилев находился вне России и затруднялся определить свою судьбу. А Ахматова оставалась одна и писала грустные стихи, одно из них – «Я слышу иволги всегда печальный голос…».

16 мая в письме к Михаилу Лозинскому она делится своими соображениями: «…Буду ли в Париже или в Бежецке, эта зима представляется мне одинаково неприятной. Единственное место, где я дышала вольно, был Петербург. Но с тех пор, как там завели обычай ежемесячно поливать мостовую кровью сограждан, и он потерял некоторую часть своей прелести в моих глазах».

27 ноября Ахматова прочла стихотворение «Молитва» на митинге в защиту свободы слова, организованном Союзом русских писателей.

А дальше была Гражданская война, смертельная схватка красных с белыми, наводящее ужас слово «ЧК», голод и холод. Расстрел Гумилева. Смерть Александра Блока. Гонение и репрессии поэтов и писателей. «Философский пароход». Эмиграция близких и многих инакомыслящих людей. А те, кто не уехал, а остался на родине, условно поделились на две категории: одна часть затаилась и сжалась от страха, исповедуя «будь что будет!»; а другая, напротив, с энтузиазмом пошла в услужение новой власти (к сожалению, и Валерий Брюсов, а о Демьяне Бедном и Маяковском и говорить нечего) – всех их привлекали продовольственные пайки и карьерный взлет. Было много таких, которые надеялись, что революция – это ненадолго и все вернется на круги своя. Но, конечно, было много и таких, кто надеялся на возрождение новой России, верил в «звезду пленительного счастья», но не в пушкинскую, а в рабоче-крестьянскую. О не выдержавших и сбежавших Анна Ахматова в 1922 году писала:

Ахматовские строки «Полынью пахнет хлеб чужой» и строки из «Поэмы без героя»:

– вспоминал Артур Лурье в письме к Ахматовой (11 января 1960 года) и писал: «…что я могу тебе сказать о себе? Моя “слава” тоже 20 лет лежит в канаве, т. е. с тех пор, как я приехал в эту страну (в США. – прим. Ю.Б.)… Все твои фотографии глядят на меня весь день…»

Лурье, на мой взгляд, зря сетовал на свою судьбу. Он недополучил славы? Да, но работал как композитор и жил безбедно на Западе. Его никто не гнобил, и он не познал горечи невозможности печататься многие годы, как Ахматова, так что плакался в письме он зря и главным образом для того, чтобы не выделять свою долю от ахматовской.

Нет, никак нельзя даже сравнивать судьбу Артура Лурье с Анной Ахматовой. Анна Андреевна из Серебряного века попала в век тоталитарный, железный и кандальный. Но она не уехала из России, не захотела отделить себя от своего народа.