И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Страница 8

Этот отрок, которого так неудачно попытался отравить Иван, был сущий бес. Он был везде, бегал по полю, осматривал убитых, добивал тяжелораненых, оказывал помощь двум своим раненым. Митюха Хромцов из десятка Бороды был ранен в руку, княжич сам стянул с него кафтан, разорвал рукав на рубахе, оторвал его и туго перетянул руку повыше сабельной раны, затем усадил стрельца на телегу и укрыл попоной. Второй раненый был из этого же десятка, Ефимию Куцеватому отрубило левое ухо, ну не полностью, половинка осталось. Княжич отвёл его к телеге, промыл рану приготовленным с утра хлебным вином и замотал также запасливо приготовленной тряпицей. И снова бегом бросился к лесу, прихватив с собой двоих стрельцов и пяток возчиков, ловить разбежавшихся казацких лошадей.

А потом Иван поучаствовал в допросе пленных, организованном Пожарским. Стрельцы по его приказу принесли двоих раненых казаков к телеге и привязали руки к колёсам. Княжич подошёл к одному и спокойно, почти шёпотом поинтересовался:

– Кто такие?

Разбойник сплюнул и послал княжёнка по матери. Тот улыбнулся на это и отрубил бедолаге кисть на левой руке. Орал тать долго, смотрел как, пульсируя, вытекает из обрубка кровь и орал. Отрок перетянул тряпицей рану и снова спокойно спросил:

– Кто такие?

– Казаки. Атаман – Иван Сокол.

– Сколько было в засаде?

– Три десятка и ближник атамана Семён Верёвка.

– Сколько всего в вашей банде народа?

– Да, пошёл ты.

Хак. Это княжич вторую кисть отрубил татю. Подождал, когда тот проорётся и вогнал саблю в живот. Крик был нечеловеческий. Подождав ещё немного, малец взял и отрубил разбойнику голову. И подошёл ко второму.

– Сколько всего народу в вашей банде?

Расправа над соседом произвела на казака впечатление, и он отвечал на вопросы быстрее, чем Пожарский их задавал.

– Девять десятков с небольшим. Было.

– Где база?

– Кто такой База? У нас такого нет. Есть Бузов, так его атаман с ещё пятью десятками позавчерась отправил монастырь женский Пречистой Девы Марии разграбить.

– Где сейчас сам Сокол?

– Тут в десяти верстах есть село Мстера.

– Сколько сейчас с ним казаков?

– Десяток Семёна Пасынка и двое ближников атамановых Пётр Онищенко и Иван Битый.

– Чем занимаются?

– Чем им ещё заниматься, девок тискают и брагу пьють, – по ответу было видно, что казачок и сам бы не прочь присоединиться к атаману.

– Что за монастырь? Где он?

– На восходе. В двух днях пути. Разведка донесла, что там серебра богато скопилось и монашки молодые есть.

– Сколько дорог подходит к Мстере?

– Две, одна сюда на тракт ведёт, вторая как раз на восход в сторону монастыря и к озеру Великое.

– Дозоры есть?

– Есть на обоих дорогах по секрету из двух казаков.

– Спасибо, – и княжич вогнал саблю между рёбер прямо татю в сердце.

Пырьев стоял рядом и его бил озноб. Спокойно, хладнокровно этот пацан зарезал двух пленных. Узнал всё, что нужно и зарезал. А если он узнает, кто его травил, что он с ним сделает.

– Иван! – вывел из ступора Пырьева голос Пожарского, – Возьми двух возчиков и пару стрельцов. Всех убитых обыскать, раздеть до нога и накидать кучей вдоль дороги. Одежду и оружие в первую телегу, которая одежда в крови отдельно. Если ещё живые, добить. Если найдёте деньги или драгоценности принесёте мне. Нательные кресты тоже.

– Да, как же, християне ведь, – попытался воспротивиться Иван.

Княжич ничего не ответил, посмотрел тяжело на Пырьева, развернулся и ушёл к пленным.

Янек Заброжский, словно во сне находился. Когда он после дуэли с племянником Ходкевича сбежал к московитам, жизнь его почти что и не поменялась. Он так же учил молодёжь сабельному бою, бражничал, только вино из винограда, ароматное и чуть кисловатое, заменилось на вино хлебное, вонючее и бьющее в голову гораздо сильнее, да девок тискал, только весёлые панёнки заменились гулящими русскими кабацкими девками, потасканными и вечно пьяными. Поменялась жизнь десять минут назад. Янек не жалел, что поддался сиюминутному желанию научиться новому очень эффективному виду боя "казачьим ухваткам". Поездка в Нижний Новгород, что ж, оно того стоит, да и от Ходкевича подальше, тот по слухам опять подступил к Москве. На привале, когда княжич предложил устроить засаду на татей, пан Заброжский сильно удивился. Он бы пустил впереди повозок все два десятка стрельцов, его Янека и слугу Марека, да ещё бы несколько возчиков переодел бы в стрелецкое платье и смешал со стрельцами. Получился бы отряд в двадцать пять хорошо вооружённых царёвых стрельцов и разбойники вряд ли напали бы на такой кусучий обоз.

Так нет, боярич решил всё сделать строго наоборот, стрельцов пустить чуть позади обоза, чтобы их и видно-то не было, а в первые телеги спрятать засаду с мушкетами и самострелами. Хитро, ничего не скажешь. А вот потом пан Заброжский и увидел небывалое. Святой Георгий решил сам поучаствовать в стычке с татями. Он предстал в образе отрока, сына ненавистного всем полякам князя Пожарского. Янек лежал рядом с ним, скрываясь за бортом возка. Отгремели выстрелы, щёлкнули арбалеты и вот тут Георгий показал себя во всей красе. Лях был уверен, княжич оба выстрела из мушкетов и один из арбалета использовал с пользой. Янек выскочил к набегающим казакам лишь на мгновение позже Петра и видел, как тот легко положил троих. Потом на самого Заброжского насело трое разбойников, и это были не вооружённые смерды. Это были бойцы, волчары, всю жизнь использующие саблю по назначению, а не для того, чтобы курям головы рубить. Янек пал бы в той схватке, ну, в лучшем случае, прихватив с собой двоих. Но вездесущий малец влез в схватку и играючи прикончил ещё двоих. Получалось, что за сто ударов сердца этот хлопец отправил в преисподнюю восемь хорошо подготовленных бойцов. Избавь нас дева Мария от таких противников. Он бы и ещё десяток положил, но враги кончились.

Враги, то кончились, но началось совсем небывалое. Вместо того чтобы встать на колени и вознести молитву Деве Марии за избавление от татей, отрок стал перебегать, осматривая раненых, и добивать тех, кто, по его мнению, уже не жилец. Пан Заброжский и сам бы так поступил, избавить умирающего от мук, дело праведное, но гораздо позже, и при наличии тех, кому можно это кровавое дело поручить, им и поручил бы. Боярич между тем добил троих тяжелораненых и преступил к лечению тех, кто ранен легко. Шляхтич сначала подумал, что он их пытать взялся. Всем известно, для того, чтобы рана не загноилась её нужно прижечь раскалённым на огне железом и легко перемотать тряпицей. Что же делал княжич? Он долго, не обращая внимание на крики раненого, промывал рану хлебным вином, затем срывал какую-то траву, жевал её и, наложив эту кашицу на рану, туго перематывал, заготовленными вчера кусками материи, пропитанными тем же хлебным вином. Поразмышляв, пан Янек решил, что это, наверное, древний способ лечения ран, известный только князьям Пожарским. Известно, что род этот очень старый и ведёт своё начало от самого легендарного Рюрика, а тот по былинам знался с волхвами. Любивший узнавать всё новое, лях не поленился, подошёл к Петру и стал, помогать тому перевязывать раны, и заодно поинтересовался, что за траву прикладывает княжич к ране. Оказалось обычный подорожник, трава, именуемая в Польше как "бабка". Таких раненых, которым княжич решил оказать помощь, было четверо. Помогая отроку, Янек решил, что выбраны они правильно. Раны хоть и глубокие и крови много натекло, но все поверхностные, внутренние органы не задеты, могут и выздороветь.

Закончив с ранеными, пан Заброжский отправился ловить коней, надеясь найти, что интересное в седельных сумках. А Пожарский теперь уже по– настоящему пошёл пытать пленных. Матка Бозка, что за отроки подрастают в Московии.

Потом был военный совет. Отрок опять собрал всех стрельцов в круг, странная манера, и рассказал, что узнал от татей при пытке. В десяти верстах на полночь лежит село Мстера в нём сейчас тринадцать казаков, четверо из них в дозорах. Сам атаман Иван Сокол и двое его подручных, скорее всего, бражничают. Ещё пять десятков казаков выступили в поход, тати решили покуситься на святое и разграбить женский монастырь в двух днях пути на восход. Отбыли они два дня назад и вернутся, наверное, не раньше, чем дня через три, день на разграбление, да дня два – три на обратную дорогу, чай гружёные пойдут. Пожарский предлагал, как стемнеет, напасть на село, по дороге вырезав дозоры. Пленные покажут, где стоят секреты, и где в селе гулеванит атаман с ближниками. Их, спящими повязать, убивать нельзя, те под пытками должны показать, где зарыли казну. Потом уже пройтись по селу и прибить оставшихся шестерых станичников, ну, или, если повезёт, взять и повязать спящими. С военной точки зрения план был не плох. С другой стороны он был просто чудовищный, не честная рыцарская схватка, а тихое подкрадывание в ночи, аки тати, и вырезание спящих. Нет, эти русские ни разу не лыцари. С ними нельзя воевать. Ни каких законов чести не блюдут.