И грянул бой - Страница 2

— Они ведомы любому школяру, — тихо ответил митрополит, не отрывая глаз от четок. — Крахом обоих Римов послужили две общие для них причины — внутренние распри-междоусобицы и никогда не ослабевавший натиск недругов.

— Верно, отче, — удовлетворенно произнес Мазепа. — Теперь ответь, не сдается ли тебе, что московскому Третьему Риму рано или поздно суждено разделить судьбу своих предшественников — италийского Рима и византийского Константинополя?

— Нет. Коли известны причины, приведшие к падению обоих Римов, надобно быть редким глупцом, чтобы повторять их. А московских великих князей и Российских государей Господь от таковых миловал, если некогда крохотную захолустную деревеньку Москву им удалось превратить в стольный град великой державы.

— Во многом согласен с тобой, отче, однако не во всем. Возвеличивая и крепя Москву, превращая ее в сердце крепнущего Московского княжества, затем Московской и Российской державы, Московские великие князья и Российские государи действительно вершили святое дело — возрождали мощную славянскую державу. Славянскую, отче! Ту, что должна была прийти на смену Киевской Руси, а не одинаково чуждым славянскому сердцу обоим Римам!

— Ты называешь чуждой славянскому сердцу Византию, откуда на Русь хлынул свет истинной веры, пришли письменность и книжная премудрость, наука и истинная культура, добрососедские связи с которой ввели доселе полудикую языческую Русь в лоно европейской цивилизации? Как смеешь так кощунствовать, гетман православной Украины?

Четки в руках митрополита замерли, вскинув голову, он осуждающе смотрел на Мазепу. Тот, не обращая внимания на взгляд собеседника, откинулся на спинку кресла, весело рассмеялся.

— Обвиняешь меня в кощунстве, отче? Над чем? Над империей хищных и вероломных ромеев, которые, мечтая покорить Русь, но не обладая для этого достаточными собственными силами, постоянно науськивали на нее хазар, печенегов и прочую нечисть, за что наши князья, начиная с Аскольда и Дира, ходили на нее с бранью? Скорее, в кощунстве можно обвинить тебя, киевского митрополита Иоасафа Кроковского. Что ты, славянин, унижаешь своих великих предков, заявляя, что лишь после принятия христианства они получили от Византии письменность, познание наук, благодаря ей приобщились к культуре. Разве не существовала на Руси издревле своя письменность, на смену которой позже пришла кириллица, разве не имела она своей культуры, которую не смогли уничтожить ни нашествия арабов, оборов, гуннов, ни огромное влияние на нее со стороны культур западных и восточных соседей? А разве уступала Русь кому-либо в развитии существовавших тогда наук и ремесел, ежели ее товары раскупались во всем мире, а степень воинского искусства, умение оружейников и бронников обеспечили победы русских дружин над всеми недругами, в том числе над обоими Римами? Легионы римского папы Николая Первого громили князья Аскольд и Дир во время своего похода на Балканы, а уж Византия трепетала при именах и Аскольда с Диром, и Олега с Игорем, и Святослава с Владимиром. Да и свет истинной веры, под которой ты, отче, конечно же, разумеешь христианство, не хлынул на Русь, а появился на ней благодаря мечам Владимировой дружины... Сразу видно, отче, что в свое время ты явно не принадлежал к прилежно изучающим историю бурсакам.

Лицо митрополита побагровело, кровью налились даже мочки ушей. Его руки, доселе спокойно лежавшие на подлокотниках кресла, напряглись, тело Иоасафа качнулось, приняло из полулежащего вертикальное положение.

— Да, гетман, под истинной верой я, конечно же, разумею христианство, а точнее, его восточную ветвь — православие. А у тебя по сему поводу имеется собственная, отличная от моей, точка зрения?

— О нет, отче, это не точка зрения, — ответил Мазепа. — Скажем так, у меня есть ряд соображений по поводу того, действительно ли христианство явилось для Руси истинной верой. Истина — суть понятия, верность и незыблемость коего не вызывает сомнений. А у меня существуют сомнения, что принятие христианства принесло языческой Руси только благо.

— Большинство деяний имеют не только положительную сторону, и я готов беседовать с тобой на эту тему. Однако ты не сказал, отчего Москва, по твоему разумению, должна разделить судьбу двух предшествовавших ей Римов — италийского и византийского? — спросил Кроковский, пристально глядя на Мазепу.

Тот на миг задумался. Ответить без утайки или отделаться шуткой? Конечно, митрополит не тот человек, перед которым можно открыть душу, однако почему он должен унижать себя, лицемеря с собеседником? Минуло время, когда он страшился сотника Протасьева, выполняющего при нем роль московского соглядатая, и полковника Анненского, чей полк был приставлен царем Петром к Мазепе то ли действительно для его охраны от ненадежных казачьих старшин, то ли с иной тайной целью. Что Мазепе сейчас чьи-то подозрения и наветы, если царь не поверил доносу на гетмана Генерального судьи Кочубея и полковника Искры, прямо обвинивших его в секретных связях со шведским королем и Станиславом Лещинским с целью изменить России? Даже если царь Петр и поверит Кроковскому, Мазепу это не страшит — он постоянно настороже и каждый миг готов к любому развитию событий, а против солдат полковника Анненкова при нем неотлучно находится полк сердюков [1] полковника Гната Галагана.

— Разве не сказал? — притворно удивился Мазепа. — Наверное, счел это излишним, поскольку печальное будущее России как третьего Рима видно каждому здравомыслящему человеку. Ты назвал две причины падения италийского и византийского Римов, в действительности она одна — достигшие крайней точки смуты внутри самих Римов, потому что последовавшие военные поражения от внешних врагов лишь результат внутренних распрей. Разве не сказано в Писании, что всякое царство, разделившееся на двое, должно погибнуть?

— Сказано. Но какое отношение сия истина имеет к России? Державе, предводительствуемой умным, полным сил Государем, соединившим в себе качества мудрого правителя, дальновидного политика, удачливого воителя? Державе, которая со временем только крепнет и раздвигает свои пределы, а не хиреет и не погружается в пучину братоубийственных смут, как то случилось с италийским и византийским Римами.

— Россия крепнет и раздвигает пределы? — Глаза Мазепы насмешливо блеснули. — Но разве не происходило то же самое до определенной поры с обоими Римами? Разве не владел италийский Рим половиной известного тогда мира? Разве не простирались владения византийского Рима в Европе, Африке, Малой Азии? Однако наступает предел, после которого захват новых земель ведет не к увеличению мощи державы, а к ее ослаблению, а покорение и присоединение чужих народов не усиливает державу, а неизбежно подводит ее население к междоусобицам и кровавым смутам. Так и случилось с обоими Римами, когда они перешагнули пору расцвета и покатились к закату своего могущества и к началу конца их существования как великих империй. Москва, похоже, не удосужилась изучить ошибки своих старших собратьев и, повторяя их, намерена разделить незавидную судьбу предшествовавших ей Римов.

— По-твоему, Россия повторяет ошибки прежних римских империй? — ледяным тоном спросил Кроковский.

— Отче, я не сказал, что Москва точь-в-точь повторяет роковые ошибки предшествовавших ей Римов. Я лишь предположил, что она, похоже, не изучила должным образом их ошибки и может серьезно поплатиться за это. А ошибок, которые я имею в виду, две. Первая в том, что Россия без удержу рвется на западе к Балтике, а на востоке в просторы Сибири, на севере все дальше уходит в дали Студеного моря, а на юге пробивается к черноморским и каспийским берегам. Как бы не оказаться ей в роли жадной собаки, подавившейся чересчур большим куском мяса! Ведь именно неуемная жадность сгубила италийский и византийский Римы, когда они растянули свои границы до того, что в конце концов попросту не смогли защитить их...

— Названная тобой ошибка касается только Римов, предшественников Москвы, — перебил Мазепу митрополит, — Россия не зарится на чужое, она лишь желает возвратить себе то, что утратила в результате татарских нашествий и войн Смутного времени. Разве не стояла Киевская Русь твердой ногой на берегах Балтики, а разве не звалось Черное море прежде Русским?