Хунну в Китае - Страница 10

Он не только лишил императора власти, но даже отправил его под стражей в ссылку. Против узурпатора составили заговор другие князья фамилии Сыма. Они низвергли его и убили, а его приверженцы после смерти вождя принесли покорность победителям (300 г.). Эта гражданская война продолжалась два месяца и стоила великое множество человеческих жизней. Однако победители немедленно начали борьбу за власть между собою. Первый правитель своей гордостью восстановил против себя князей и был убит; второй, наоборот, проявил излишнюю мягкость: заговорщики бросили его в тюрьму (где он и умер). Его погубители Сыма Ин и Сыма Юй схватились между собой.

Но не только столица была ареной борьбы страстей. В Сычуани взбунтовался губернатор Чао Синь; усмирение его мятежа подорвало финансы империи. Но мало этого, победитель Чао Синя в 302 г. захватил столицу Сычуани, город Чэнду, и объявил себя правителем области Ичжоу. Он дал своей династии название Чэнь, или Младшая Шу, и она продержалась в Сычуани до 347 г. В 296 г. восстали тибетцы и западные хунны (т.е. хунны в Хэси), но тибетцы сразу же потерпели поражение и потеряли вождя, который попал в плен. Это отсрочило катастрофу на десять лет, но она была неизбежна.

В то время как Китай раздирали ссоры принцев и гражданские войны, на северной границе сложилась следующая ситуация. На востоке, в Юго-Западной Маньчжурии, возникла крепкая держава южносяньбийских Муюнов с явно выраженными агрессивными намерениями против слабеющего Китая. Рядом вся Степь была объединена табгачскими ханами, еще более воинственными и столь же ретиво стремящимися на юг. Успехам табгачей мешало лишь разделение их орды между тремя ханами — Лугуанем, Ито и Илу, и связанное с этим распыление сил[86]. Это обстоятельство на время вырвало из рук табгачей инициативу, чем и воспользовались хунны.

За то время, что хунны прожили среди китайцев, в их среде произошли весьма важные перемены. Основная масса народа, продолжавшая пасти скот и спать под тонким войлоком юрт на кучах овчин, видела в соседях-китайцах чужих и неприятных людей, умных, сильных, но безусловно враждебных; им были гораздо ближе сяньбийцы, такие же пастухи и воины, как они сами. Зато знать, привлекавшаяся ко двору императора, впитала вместе с блеском дворцов, садов и пиров китайскую культуру. Хуннские князья за несколько поколений придворной службы вошли в круг китайской аристократии, причем связи их с родными кочевьями потеряны не были. Князья помнили, что они хунны, а народ помнил их. Именно таким представителем описанного симбиоза был Юань-хай, унаследовавший от своей прабабки, китайской царевны, фамилию Лю[87].

Лю Юань-хай был внуком предпоследнего шаньюя Южного Хунну, Юйфуло, умершего в 195 г. Отец Лю Юаня был восточным чжуки-князем; он отправил сына воспитываться ко двору императора, где тот получил хорошее гуманитарное и военное образование. Мальчик оказался способным и преуспел в науках. Вместе с тем, обладая большой силой и исполинским ростом, он стал неплохим воином[88]. Сочетание высокого происхождения, ума, таланта и связей, завязанных при дворе, доставило ему по смерти отца в 279 г. место начальника одного из пяти аймаков, а в 290 г. — главнокомандующего всех хуннов, живших внутри Китая. Биография Лю Юаня отчетливо показывает процесс окитаивания хуннской знати. Но патриотическое отношение хуннов к родным традициям не было подорвано, и они немедленно использовали ситуацию, удобную для реставрации.

Как было сказано выше, князь Сыма Ин боролся за власть с князем Сыма Юем, и оба нуждались в союзниках. Сыма Юй решил подкрепить свои силы, подняв сяньби и ухуаней, Сыма Ин оперся на хуннов. В данном случае оба они ради своего личного успеха пренебрегли интересами Китая. Но ведь вопрос шел о голове каждого из них. Они знали друг друга и не рассчитывали на пощаду при возможном поражении; события минувших лет показали, что лучшим выходом в таком случае является легкая смерть. Сыма Ин восстановил вельмож против себя чрезмерной гордостью и строгостью. Это позволило Сыма Юю организовать против бывшего союзника заговор и даже поставить во главе своих сторонников слабовольного, тупого императора. Войска Сыма Ина захватили императора в плен, но это не много дало Сыма Ину. В 304 г. в Китае котировалась только военная сила, а не законная власть, потерявшая уважение и народа, и войска. Поэтому Сыма Ин был вынужден прибегнуть к помощи хуннского царевича, чтобы противопоставить реальную силу хуннов столь же реальной силе сяньбийцев, призванных на свою сторону его противником.

Лю Юань, номинально числясь верховным правителем хуннов, находился в ставке Сыма Ина, который хотел, очевидно, использовать авторитет своего приближенного среди его сородичей, но отнюдь не доверял ему. Попытка Лю Юаня получить отпуск для участия в похоронах своего родственника не имела успеха. Но активизация враждебных Сыма Ину князей — Сыма Тэна и Ван Цзуна — заставила его принять предложение хуннского царевича доставить ему головы противников. Он отпустил Лю Юаня вместе с сыном Лю Цуном в родные кочевья. Хунны приняли своего родового вождя с восторгом, провозгласили его великим шаньюем, и через двадцать дней 50 тыс. воинов[89] сидели на конях, чтобы «оружием возвратить утраченные права»[90].

Вокруг Лю Юаня сплотились не только ревнители седой старины и славы предков или люди, получившие китайское образование, но продолжавшие мечтать о создании собственного государства, в котором сочеталась бы хуннская доблесть с китайской образованностью; к Лю Юаню примкнули и массы простых хуннов и кулов (цзылу), некогда связавших свою судьбу с хуннскими шаньюями. Произвол китайских чиновников, злоупотребления в китайских судах, обманы при торговых сделках, наконец продажа хуннов в рабство — все это вызвало в кочевниках ожесточение против всего китайского[91]. Эту армию не надо было подталкивать и воодушевлять на бой — ее просто было невозможно удержать. На счастье Лю Юаня, бывшего неплохим политиком — и только, в хуннских кочевьях нашелся идеолог движения, его родственник по линии матери Лю Сюань. Управляя уделом Лю Юаня, пока тот блистал при дворе, Лю Сюань успел многое увидеть и обдумать. Он посвятил соплеменников в свои патриотические замыслы. "С тех пор как исчезла династия Хань, наши шаньюи носят пустые титулы без реальной власти. А ведь у нас есть 20 тысяч воинов[92]. Лю Юань мудр и храбр. Если бы Небо не хотело нас выручить, оно не произвело бы на свет такого человека. Фамилия Сыма уничтожает сама себя. Империя рухнула. Времена напоминают эпоху Хуханье[93], когда наши предки захватили себе выгодные позиции". Убежденные этой программой, хуннские старейшины без колебаний избрали Лю Юаня великим шаньюем, но тот удивил их несказанно.

Первым поступком Лю Юаня, повлекшим за собой огромные последствия, было объявление войны сяньбийцам, грабившим китайское население. Несмотря на изумление своих старейшин, прямо заявлявших ему, что сяньби ближе и роднее им, чем китайцы, Лю Юань отогнал сяньбийцев от китайских границ и заявил, что он воюет только «против дурного правительства, а не против китайского народа»[94]. Этот поступок определил дальнейшую судьбу возрожденной державы Хунну. С этого момента хунны и сяньби стали смертельными врагами. Но могла ли быть эффективной поддержка китайцев? Ни в коем случае! Китайская знать была связана с фамилией Сыма и уже поэтому не могла войти в союз с врагом династии. Народные массы стали жертвой восставших кочевников, а это было хуже даже беспорядочного цзиньского управления. На службу к хуннскому шаньюю пошли лишь деклассированные и деморализованные люди, их поддержка была скорее вредна, чем полезна; кроме того, они тоже не забывали, что они китайцы, и при случае рады были нанести хуннам удар в спину. Наконец само хуннское общество оказалось расколотым на два лагеря — аристократический и демократический. И вот что из этого вышло.