Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Страница 10

Еще от 3 до 6% опрошенных предпочли бы кого-нибудь другого, в том числе Булганина — чуть более 1% опрошенных. «У него была большая практика управления страной», — считала воспитательница детского сада в подмосковном Люблино 3. И. Андрианова. За Хрущева высказался также 1% опрошенных. Полагая, что все наследники Сталина кроме Берии «были толковые, грамотные люди», работник Московского трамвайного депо им. Баумана В.А. Васильев все же выделял среди них Хрущева, который лично ему, «по-человечески, всегда нравился». В окружении В.П. Тороповой, учительницы из Тюменской области, «не восхищались Маленковым, говорили, что он слабый руководитель, хотели видеть на этом посту знающего, опытного человека и возлагали надежды на Хрущева».

Предпочтение не отдали никому 26% опрошенных. Ждал развития ситуации рабочий одного из номерных заводов в Москве С.С. Глазунов. «Особенно не вникали, считали, что «наверху» сами разберутся», — вспоминала А.П. Смирнова, жена офицера из в/ч 12122 в подмосковном поселке Заря. «Полагалась на руководство страны» инженер Мосгорпроекта Л.А. Любешкина. «Мы думали, что «там» сами разберутся», — говорила заведующая отделом кадров строительного треста в Ефремове Тульской области Р.П. Пономарева. Поскольку жила в деревне, ничего о коллективном руководстве не знала счетовод из Марийской АССР Р.С. Савенцева. Считала Маленкова слишком мягким руководителем маляр автокранового завода в Балашихе К.М. Селиванова. Никто не нравился работнице домоуправления в Лыткарино М.С. Ширкуловой. Всех терпеть не мог бывший дворянин С.Н. Гук. Никому не доверял хирург Каунасской городской больницы П. Паулацкис.

Никому не доверяли, полагая, что никто не может руководить страной после Сталина, 6% опрошенных в 1998 г. и 2,5% опрошенных в 1999 г. «Никого не могли принять так, как Сталина», — говорил

A. Д. Аврачев, живший в селе Покровское, а работавший на предприятии п/я 1 в Подольске. «После сильной личности Сталина никто не мог заменить его», — была уверена продавец О.Г. Михайлова из Нерчинска. «После смерти Сталина не видели подходящей фигуры для руководства страны», — говорила учительница из Косино Г.К. Пятикрестовская.

Не задумывались, не вникали, не было своего мнения, было все равно для 14 и 9% опрошенных. «Не думали вообще, кто будет, — вспоминал рабочий Красногорского оптико-механического завода

B. Д. Бакин. — Через 3 дня назначили Маленкова, и все. Им виднее». Этим никогда не интересовалась воспитательница одного из московских детсадов, жившая в Немчиновке, С.И. Алексеева. Ей совершенно было все равно: «Все друг друга стоили». «Какая разница?» — вопросом на вопрос отвечала работница столичной швейной мастерской № 23 Л.В. Гурьева. Не отдавал никому предпочтения техник трамвайного депо им. Баумана в Москве А.И. Харитонов: «Все они одного поля ягоды». Не интересовались политикой врач одной из московских поликлиник А.Ф. Данилова, медсестра городской поликлиники в Люберцах Е.А. Кузнецова и восьмиклассник из Тулы М.М. Панкратов.

Затруднились с ответом еще почти 9% опрошенных, в т.ч. потому, что не помнят, чтобы перед ними стоял тогда такой выбор предпочтении, 3% опрошенных. По утверждению студентки Московского областного педагогического института им. Крупской В.С. Безбородовой, «особой политизированности в то время не было, больше интересовались музыкой, театром, чтением».

Ссыльный поэт Н. Коржавин, вчерашний сталинист, на многое теперь смотревший по-иному, подмечал: «Моя страна! Неужто бестолково ушла, пропала вся твоя борьба? В тяжелом, мутном взгляде Маленкова неужто вся твоя судьба? А может ты поймешь сквозь муки ада, сквозь все свои кровавые пути, что слепо верить никому не надо и к правде ложь не может привести?». И, тем не менее, страна продолжала «слепо верить». Но уже не так безоглядно, как прежде. И это прежде всего относилось к новым руководителям. Им еще предстояло создавать себе авторитет, искать доверия у различных слоев населения.

Итак, без особых проблем, без явных возражений Маленков вдруг оказался во главе нового, коллективного руководства, на вершине властной пирамиды. В качестве председателя Совета Министров он должен был председательствовать на заседаниях Президиума ЦК КПСС, определять их повестку дня, давать аппарату ЦК в лице его секретаря Хрущева поручения вести проработку соответствующих вопросов и готовить по ним решения, наконец, руководить ходом обсуждения этих вопросов и подводить итоги, формулируя окончательный текст постановлений.

Качественно новые моменты содержались уже в траурной речи Маленкова на похоронах вождя 9 марта 1953 г. В том ее разделе, где говорилось о внешнеполитических проблемах, в ряду ставших уже традиционными призывов бороться за сохранение мира и углублять сотрудничество со всеми странами, была выражена новаторская для того времени мысль о характере взаимодействия сложившихся в мире двух противостоящих друг другу лагерей. В сфере международных отношений, отмечал новый глава правительства, Советский Союз будет проводить политику, «исходящую из ленинско-сталинского положения о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической». Ссылка на авторитет Ленина и Сталина имела здесь явно тактический характер.

Во внутренней политике главная задача виделась Маленкову в том, чтобы «неуклонно добиваться дальнейшего улучшения материального благосостояния рабочих, колхозников, интеллигенции, всех советских людей». Такого рода благие пожелания нередко звучали в устах как самого Сталина, так и его соратников. Отвечая чаяниям и надеждам простого человека, они находили положительный отклик в народе, вызывали даже энтузиазм. Но проходило время, и обещания забывались. Мало того, сама власть порой рассматривала напоминания о них как проявление нелояльности. Сколько тысяч человек было обвинено в антисоветской пропаганде и репрессировано только за то, что в порыве досады и раздражения цитировали слова вождя о том, что «жить стало лучше, товарищи, жить стало веселей»! Наверно поэтому мало кто придал тогда особое значение и заверению, что «обязанность неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении его материальных и культурных потребностей» является «законом для нашей партии и правительства». Дальнейшие события показали, что это были не просто ритуальные слова. Другое дело, что Маленков уже с первых шагов своей деятельности в качестве главы правительства выступал больше как глашатай идей, вынашиваемых Берией.

На том же траурном митинге 9 марта 1953 г. Берия говорил:

— Кто не слеп, тот видит, что в эти скорбные дни все народы Советского Союза в братском единении с великим русским народом еще теснее сплотились вокруг Советского правительства и ЦК партии.

Казалось бы, какие новации можно найти в этой пафосной фразе? И, тем не менее, внимательный читатель мог обратить внимание на то, что впервые за всю историю большевистской словесной эквилибристики сталинской эпохи «правительство» поставлено перед «ЦК партии». Но это цветочки. За ними последовали ягодки. Рабочим, колхозникам, крестьянству (именно так, а не колхозному крестьянству, как привыкло слышать ухо советского человека), а также интеллигенции было обещано, что они могут работать спокойно и уверенно, «зная, что Советское правительство будет заботливо и неустанно охранять их права, записанные в Сталинской Конституции».