Хрупкая душа - Страница 107
— Не всем событиям в жизни можно найти объяснения, — наставляла я, беря его под руку. — Живи, как нормальный человек.
Амелия прогрызла в своем шаре дырочку и присосалась к ней губами. Она сделала глубокий вдох и посмотрела на нас с блаженной улыбкой.
— Привет, родаки! — сказала она тонюсеньким голоском.
— Бог его знает, чем их надули…
— Чем-чем… — пропищала Амелия. — Гелием, чем же еще.
— Я тоже хочу! — сказала ты, и Амелия показала тебе, как вдыхать газ.
— Мне не нравится, что они дышат гелием…
— Живи, как нормальный человек, — усмехнулся Шон, кусая свой шар.
Они все заговорили со мной одновременно, и их голоса слились в какую-то комедию, птичий хор, звуковую радугу.
— Давай же, мама! — подначивала ты. — Ну давай!
И я послушалась. Гелий слегка обжег мне горло, когда я проглотила его залпом. Я почувствовала зуд в голосовых связках.
— А может, оно и неплохо, — пискнула я.
Мы спели «Греби, греби, греби на своей лодке». Мы прочли «Отче наш». А когда какой-то мужчина в деловом костюме спросил у Шона, не знает ли тот, где выдача багажа, Шон глубоко вдохнул из шарика и сказал:
— Главное, не сворачивайте с дороги, вымощенной желтым кирпичом.
Я и не помню, когда столько смеялась и чувствовала себя такой свободной, как в тот день. Может, меня окрылил гелий, внушивший мне, что я смогу улететь в Орландо без всякого самолета. А может, тот факт, что, как бы мы себя ни разубеждали, в те минуты мы все-таки были какой-то другой семьей.
Прошло уже четыре часа, а присяжные так и не объявили вердикт. Шон успел уже съездить в больницу и позвонил сказать, что уже едет обратно. Амелия писала хокку на белой доске в конференц-зале:
Я пошла в туалет уже в третий раз после роспуска суда. В туалет мне на самом деле не хотелось, я только включала воду и споласкивала лицо. Я постоянно твердила себе, что ничего страшного не произошло, но я себя обманывала. Нельзя довести свою семью до грани — и прикинуться, будто это пустяк.
Нельзя пережить такое и прикинуться, что катастрофа миновала бесследно. Если я затеяла этот суд, чтобы успокоить совесть, то как я могла смириться с чувством вины, которое в итоге овладело мной еще полнее?
Я вытерла лицо и стряхнула капли со свитера. В тот миг, когда я бросила бумажное полотенце в мусор, из кабинки раздался шум спущенной воды. Дверь открылась, и я отступила от раковины, невольно наткнувшись на человека, который пытался выйти.
— Извините, — буркнула я и только тогда поняла, что это Пайпер.
— И ты меня извини, Шарлотта, — тихо вымолвила она.
Я молча на нее посмотрела. Какая, казалось бы, ерунда, но я заметила, что она теперь пахнет иначе. Что-то сменила: не то духи, не то шампунь.
— Значит, ты всё-таки признаешь, что ошиблась?
Пайпер покачала головой.
— Нет. Я не ошиблась. По крайней мере, в профессиональном смысле. Но в личностном плане… Мне жаль, что всё так получилось. И мне очень жаль, что у тебя не родился здоровый ребенок, которого ты так хотела.
— Ты хоть понимаешь, что за все эти годы ни разу не произнесла этих простых слов?
— Ты должна была сказать, что ждешь их от меня.
— Нет, ничего я не должна была говорить.
Я старалась не вспоминать, как мы с Пайпер сидели на катке и читали в газете объявления о знакомствах, пытаясь обнаружить там идеальные пары. Как мы гуляли с твоей коляской, разбивая воздух вокруг себя столькими беседами, что три мили пролетали за одну секунду. Я старалась не вспоминать, что относилась к ней, как к сестре, и надеялась, что вы с Амелией будете так же близки.
Я старалась не вспоминать об этом, но все равно вспоминала.
Дверь в туалет вдруг распахнулась.
— Вот вы где! — с облегчением вздохнула Марин. — Присяжные вернулись.
Она удалилась, а Пайпер поспешно сполоснула руки. Когда мы шли обратно к залу суда, я слышала ее шаги у себя за спиной. Совсем близко. Но ноги у нее были длиннее, и в конце концов она меня догнала.
Едва мы, бок о бок, перешагнули порог, нас ослепили десятки фотовспышек. Марин потащила меня, ухватившись за запястье. Во всей этой суматохе мне показалось, что Пайпер шепнула мне «прощай», но поверить в это было сложно.
Вошел судья, и мы расселись по местам.
— Мадам председатель, — сказал он, развернувшись к присяжным, — вы вынесли вердикт?
Председателем была миниатюрная, похожая на пичугу дамочка в очках с толстыми стеклами.
— Да, Ваша честь. В деле «О’Киф против Рис» суд решил в пользу истца.
Марин говорила, что в семидесяти пяти процентах случаев дела об «ошибочном рождении» решаются в пользу ответчика. Она вцепилась мне в плечо.
— Это же вы, Шарлотта!
— Суд постановил, — продолжила председатель, — компенсировать ущерб в размере восьми миллионов долларов.
Я помню, как рухнула в кресло, пока на галерке гремели торжествующие возгласы. Пальцы онемели, дыхание сперло в груди. Я помню, как Шон и Амелия пытались удержать меня. Я слышала возмущенные крики родителей детей-инвалидов, оккупировавших островок зала, слышала, как они меня оскорбляли. Я слышала, как Марин говорит репортерам, что это самая крупная сумма компенсации в истории штата Нью-Гэмпшир и что справедливость сегодня восторжествовала. Я искала в толпе Пайпер, но ее уже там не было.
Сегодня, когда мы поедем за тобой в больницу, я скажу, что всё наконец-то закончилось. Я скажу, что теперь у тебя будет всё, чего только пожелаешь, что тебе не о чем беспокоиться и денег хватигг до конца жизни — и твоей, и моей. Я скажу, что мы победили, что вердикт озвучен… Но сама я в это не верила.
В конце концов, если я выиграла этот суд, то почему улыбка у меня натянута, как кожа на барабане, а в груди так тесно?
Если я выиграла этот суд, то почему у меня такое впечатление, будто я проиграла?
Плач — просачивание излишней влаги на поверхность.
Выпечка, как и люди, может плакать, когда что-то не получилось. Безе — это только взбитые белки и сахар; есть их нужно сразу же. Если замешкаетесь, на глазури проступит вода. Произойдет так называемый «плач»: на белых верхушках образуются крохотные капельки. Существует множество теорий, как это предотвратить: одни советуют использовать белки лишь свежих яиц, другие — замешивать ультрамелкий сахар, третьи — добавлять кукурузный крахмал. Если вам интересно мое мнение, то я знаю один безотказный метод.
Не готовьте, когда у вас разбивается сердце.
1 печеный корж.
Глазурь:
1 1/ 2чашки гранулированного сахара.
6 столовых ложек кукурузного крахмала.
Щепотка соли.
1 1/ 3чашки холодной воды.
2 столовые ложки несоленого масла.
5 яичных желтков.
1/ 2чашки свежевыжатого лимонного сока.
1 столовая ложка натертой лимонной цедры.
Приготовьте корж. Пока корж готовится, смешайте сахар, кукурузный крахмал, соль и воду в посуде из нереагирующего материала. Взбалтывайте, пока не исчезнут комочки, и доведите до кипения. Снимите с огня и добавьте масло.
В другой миске взбейте желтки. Добавьте немного горячей жидкой смеси и продолжайте взбивать, пока не образуется однородная смесь. Вылейте яичную смесь на сковороду и доведите до кипения на медленном огне, продолжая помешивать, пока смесь не загустеет (на это понадобится около 2 минут). Снимите с огня и подмешайте лимонный сок и цедру.
Безе:
6 крупных яичных белков комнатной температуры.
Щепотка крема тартар.
Щепотка соли.
3/ 4чашки сахара.