Хроношахид - Страница 35

– Мы вас еще вызовем.

– Я приду, – пообещал Коломийцев спине Пирожкова. – Думаю, я понадоблюсь не только вам… – Последние слова он говорил уже сам себе.

Его разбудил громкий шум за окном. Сосед-таксист, как всегда, спозаранку прогревал двигатель старенькой «семерки». Мотор сначала чихал, наконец завелся и долго гудел на одной басовитой ноте, что-то очень сильно напомнившей Юсупу. Парень еще минут пять лежал в кровати, потягиваясь всем телом, но так и не вспомнил, что именно.

Разочарованный, он одним прыжком вскочил на ноги и, опершись о подоконник, выглянул наружу. Солнце только-только проявилось на белоснежных шапках скалистых пиков, подкрашивая их в нежно-розовый цвет.

«Хороший день, – подумал Юсуп. – Хороший день для выполнения давно задуманного плана». И от одной этой мысли у него сразу поднялось настроение.

Он подобрал с пола брошенные перед сном майку и джинсы, быстро натянул их на себя и вышел в прихожую. Приоткрыл створку шкафа, снял с крючка «ветровку» – по утрам уже случались заморозки, – наклонился, чтобы вытащить с нижней полки обувь. Под руку подвернулись кроссовки – когда-то белые, а сейчас сморщившиеся, покрывшиеся сеткой морщин, с отбитыми носками. Юсуп пристально посмотрел на них и сунул обратно. Часть воспоминания о четырнадцатом веке. Теперь он берег их как древнюю реликвию. Хотя почему «как»?.. Он снова запустил руку внутрь шкафа, вытянул оттуда растоптанные мокасины, надел, накинул куртку и медленно-медленно, стараясь не шуметь, потянул за язычок замка на входной двери. Однако предательский щелчок все-таки раздался.

– Юсуп, ты куда? – из комнаты матери раздался ее встревоженный голос.

«Черт!» – мысленно выругался Юсуп. Он надеялся улизнуть, пока мать спит. Не получилось.

После возвращения сына Малкан жила в вечном страхе, что он вот-вот куда-то исчезнет, а к ней снова придут двое и сообщат, будто ее сын – террорист-камикадзе, задержан в Москве за попытку диверсии на секретном объекте. Такое уже случалось два месяца назад. Как в ту секунду ее сердце не разорвалось от боли, она и сейчас не понимала. Женщина не знала, куда бежать и кому звонить, чтобы объяснить: ее сын не такой. С месяц она обивала пороги самых разных учреждений – полиции, правительства, правозащитных организаций, как вдруг Юсуп объявился сам, наотрез отказываясь рассказывать, что с ним случилось: «Дал подписку о неразглашении… Полная амнезия, забыл, где был и что делал… Если я расскажу, они убьют тебя…»

Каждый день он придумывал какое-то новое объяснение, струйкой раскаленного металла выливавшееся на материнское сердце. И эта путаница, приправленная слегка блаженной улыбкой сына, пугали Малкан до полного паралича…

Однако Юсуп твердо решил не раскрываться перед матерью. Про приключения в четырнадцатом веке она все равно не поверит, решит, что ее сынка опоили наркотиками. А про два месяца, проведенных в изоляторе – вначале в лазарете, потом в камере, – и рассказывать было нечего. Что он там видел интересного? Койку, похожую на нары, нары, похожие на койку, голые стены? Угрюмых медсестер, раз в день делавших перевязку? Смешливого врача-весельчака, который, удивившись, что раны его пациента затянулись так быстро, пошутил: «заживает как на волке»?

Долгое время Юсуп существовал словно в тумане. Смотрел на свежевыбеленные стены лазарета, а видел лица людей, доверившихся ему и, скорее всего, погибших. Дмитрий Волынец, Борис Волынец, памирец Фархад. Особенно болезненно он переживал по поводу Кохцула, в смерти которого не сомневался… Сколько раз по ночам в палате он бился головой о дверь, вымаливая себе прощение. Дурак, мальчишка! Заигрался, забыл, что они не персонажи компьютерной игры, а реальные люди. Это у него существовал запасной выход, а им было что терять…

Кстати, именно на этом его и сломали лубянские следователи. Вначале он категорически отказывался рассказывать, где был, смотрел на очередного капитана, майора, полковника как на пустое место. Скрывать ему было нечего. Но он находился в столь глубокой психологической яме, что лестницы туда просто не существовало. И тогда один из них, самый сообразительный, вдруг сказал:

– Ты что, волчонок, думаешь, реально побывал в прошлом? Как бы не так… Ты был в его копии. И общался с людьми, которые на самом деле никогда не были знакомы с тобой… Ты всерьез решил, что способен что-то исправить? Хрен тебе. Прошлого не изменить, оно случилось, хочешь ты того или нет.

Вначале Юсуп не поверил. Разве можно верить чекистам? Тогда ему принесли подробные рекламные проспекты «Сколково. Хронотуризм», которые он в свое время не удосужился внимательно прочитать. И там черным по белому, хотя и мелким шрифтом, подтверждалось все сказанное следователем.

После такого открытия Юсупу стало еще хуже. Нет, за «погибших» друзей он теперь не переживал, а вот на себя за глупость сильно досадовал. Надеялся изменить будущее, реально рисковал жизнью – и, оказывается, совершенно напрасно!..

Однако из «ямы» он уже выбрался. И сразу пошел на поправку. Три дня подробно рассказывал следователям все, что видел и делал в четырнадцатом веке…

В итоге его обвинили только в транспортировке взрывчатых веществ. Зато в плюс пошли явка с повинной, желание сотрудничать со следствием и, судя по репликам следователей, не особо скрывающихся перед «диким чеченцем», заступничество кого-то из сколковских начальников.

На свободу он вышел с чистой совестью и пустыми карманами. От хрустящих зеленых пачек остались жалкие крохи. На них Юсуп купил билет на самолет «Москва – Грозный», новую одежду взамен истрепавшейся «спортивки» и флакон духов в аэропортовском бутике для матери.

Два с половиной часа полета до Грозного он обдумывал, что скажет Абу-Бакру и компании. Когда самолет пошел на посадку, просто-напросто решил не париться. «Заработаю – отдам», – сказал он сам себе. Проблемы, которые до поездки казались ему такими важными, сейчас превратились в пустяк.

Так оно и вышло. Телефон Абу-Бакра, которому Юсуп позвонил несколько раз, отвечал, что «абонент находится вне зоны действия сети». На курсах арабского его не видели очень давно. А в кафе на рынке ответили, что ничего не знают ни про Абу-Бакра, ни про его друзей, будь они хоть рыжими, хоть черными, «да и вообще мало ли кто у нас обедает». И Юсуп успокоился, решив, что после двух месяцев на Лубянке «абубакры» сами теперь будут бегать от него, как черти от ладана…

– Ma, я на тренировку, пробежку хочу сделать! – крикнул он матери и выскочил за дверь, пока та не забросала вопросами.

На самом деле Юсуп отправлялся немного дальше, чем на стадион. Кстати, со спортом он временно завязал. Напрасно толстый Ваха, сделавший стремительную карьеру (он стал руководителем городского комитета по спорту и туризму), зазывал его выступать за сборную республики на первенстве страны.

– Ты чемпиона туда возьми, – ехидно посоветовал свежеиспеченному функционеру Юсуп.

– Ты что, Юсупчик? Какой из колобка чемпион? Ты его двумя пальцами размажешь, – вкрадчиво убеждал парня Ваха. – Давай, а? Или ты из-за машины все еще обижаешься? Будет у тебя тачка, отвечаю!..

– Оставь ее себе! – искренне пожелал ему Юсуп. – А я вообще-то коня хочу купить, белого.

– И конь будет. Арабский скакун. – Ваха не собирался сдаваться. – Только поехали.

– Я подумаю, – пообещал Юсуп, чтобы отвязаться. Насовсем забрасывать спорт он не собирался, хотел просто взять паузу. Чтобы понять, кто он такой и зачем живет…

Беседа с Вахой ненароком всколыхнула воспоминания. Упомянутый для красного словца «арабский скакун» настолько плотно засел в голове Юсупа, что тем же вечером он отправился к товарищу с безлимитным подключением к интернету и до утра блуждал по Википедии. Первым делом удалось выяснить, что в четырнадцатом-пятнадцатом веках действительно существовал некий хронист из Дамаска по имени Арабшах. Он много постранствовал по свету, много писал о великом завоевателе Тамерлане, но про Юсупа в его трудах не говорилось ни строчки.