Хрононавигаторы - Страница 78

– Если я правильно понял тебя, Миша…

– Ты неправильно понял! Я сказал, что есть две возможности: уходить или оставаться. И каждую можно доказательно обосновать. И я показал, что бегство вполне укладывается в задание рейса. Но я вовсе не стремлюсь бежать с Дилоны. Наоборот, намерен уговорить вас на радикальные меры по оздоровлению планеты. В корне переменить существование рангунов и дилонов – вот моя идея!

– В наше рейсовое задание не вписано вмешательство в жизнь народов, которые мы повстречаем, – напомнил Кнудсен. – Людям только в исключительных случаях разрешено менять образ жизни инопланетян.

Бах ожидал такого возражения. Основа для серьезной дискуссии была создана. Она привскочил на кресле.

– Утверждаю, что на Дилоне исключительная ситуация, требующая нашего вмешательства. Совражество дилонов и рангунов социально бессмысленно и морально нетерпимо. Нужно покончить с их враждой. И, чтобы разделаться с ней, вижу только одну эффективную меру. Вы спрашиваете – какую?

– Еще не спросили, но спросим.

– Покончить с бессмертием рангунов – вот единственный способ ликвидировать междоусобицы на Дилоне! – торжественно возгласил Бах.

Он наслаждался эффектом. Мария не сдержала возгласа негодования. Аркадий ничего не сказал, но было видно, как жестоко задели его слова академика. Один Кнудсен сохранил спокойствие, даже иронически улыбнулся – молчаливая улыбка отвечала какой-то собственной мысли.

– Ты хочешь уничтожить рангунов, чтобы ликвидировать их вражду с дилонами? – спросила Мария. – Радикально, конечно…

Бах энергично прервал ее:

– Но глупо – во-первых, и преступно – во-вторых, ты это хочешь сказать? Полностью согласен – преступно и глупо! Друзья мои, и мысли не держу уничтожать рангунов, это было бы чудовищно. Нет, надо просто превратить рангунов из бессмертных в смертных. Пусть живут долго, но бессмертие – ликвидировать! Ибо бессмертие аморально, а любая аморальность неизбежно становится преступлением. Хотите обоснований?

– Обосновывай! – разрешил Кнудсен. – Послушаем, как археолог превращается в философа.

Бах махнул рукой. Нет, в философа он не превратится, он из тех сверчков, что знают свой шесток. Но есть изначальные понятия, свойственные каждому, – он будет говорить о них. Итак, бессмертие. В принципе, в бессмертии нет злодейства, оно даже кажется высшим благом бытия – люди всегда мечтали стать бессмертными. Но, к счастью, значительно продлив жизнь, бессмертными так и не стали. Ибо что такое бессмертие? Отмена пределов жизни, иначе – превращение необходимости во вседозволенность. Ватута, доложу вам, не дурак, он сразу сообразил, что наши понятия добра и зла связаны с бренным бытием человека. Он издевательски обозвал человеческую мораль техникой безопасности нашего существования – и многое тут верно, не буду отрицать.

– Но посмотрите, – с увлечением ораторствовал Бах, – что следует из их удивительной философии, отвергающей великую формулу «надо», издевающейся над понятием «польза». В существовании исчезает разум, отыскивающий самый полезный и справедливый путь в голой необходимости жизни, – и оно само становится бессмысленным. Для чего им бессмертие? А ни для чего! Ибо не содержит в себе цели, просто есть и не требует никаких усилий. Но существование без деятельности невозможно – потребность в деятельности свойственна всему живому. Они деятельны, но деятельностью бессмысленной. Строить, чтобы разрушать, воевать ради войны. Даже жизнь свою не украшать, не улучшать, не совершенствовать! К чему ее совершенствовать? Украшательство от нужды, а они не знают нужды ни в чем.

– Что лихорадочная деятельность рангунов превращается в пустую хлопотню, мы знаем и без твоей лекции, Миша, – заметил Кнудсен.

– Нет! – воскликнул Бах. – Нет, Анатолий, не хлопотня, а трагедия. Хлопотливое строительство превращается в разрушение, деятельная война порождает уничтожение противника. Война на Дилоне не просто длится, она усиливается, она не может не усиливаться. И окончится она лишь взаимным истреблением дилонов и рангунов. Это неизбежно, друзья мои! Бессмертие неспособно вечно сосуществовать со смертной жизнью. Такое сосуществование взрывает само себя. И мы должны совершить гуманную операцию: ликвидировать бессмысленное бессмертие рангунов.

– Гуманную, ты сказал? – переспросила Мария. – Я по-иному представляла себе это понятие.

– Гуманную! – повторил Бах. – И это не парадокс. Настоящая жизнь у рангунов начнется, когда они покончат со своим бессмертием.

– Когда мы покончим с их бессмертием! – спокойно поправил Кнудсен.

– Да, мы! Сами они на это не пойдут, ибо не представляют себе нормальной жизни. Какие возможности интеллекта открывает жизнь, лишенная тупой бесконечности! Оберегать свою жизнь – и разрабатывать тысячи средств обережения! Превращать из короткой в долгую – и еще больше усиливать свой разум! Украшать существование, превращать его из только биологического в эстетическое! Заботиться о потомстве, которого бессмертным не нужно, испытывать любовь, нежность, страсть – ведь всего этого они сейчас лишены. Наполнить жизнь любовью и красотой! Рангуны способны возводить дворцы, но прозябают в пещерах – такова цена их бессмертия. И когда увидят они, что конец жизни неизбежен, то постараются не только отдалить его, но и облагородить все, из чего складывается существование. Тогда и народятся те законы справедливости и добра, которых так не хватает рангунам сегодня.

– Какой гимн смерти! – сказала Мария, качая головой. – Вот уж не ожидала, что твоя любовь к парадоксам простирается так далеко.

– Гимн жизни, а не смерти! Мария, ты геноконструктор, ты творец жизненных форм, ты лучше нас должна понимать, что бессмертие неэтично, что только нормальная жизнь прекрасна. Ты ведь ни разу не создавала бессмертных животных.

– Просто не умею их конструировать. Не знаю, как бы я поступила, если бы умела.

– Зато я знаю. Отвергла бы бессмертных животных как объекты, лишенные стимула к усовершенствованию.

Бах с торжеством оглядел друзей. В том, что переубедил всех, он уверен не был, но что неотвергаемых возражений не встретит, не сомневался.