Хрононавигаторы - Страница 61

Кнудсен обратился к Марии, весело смотревшей то на одного, то на другого, но не проронившей ни одного слова:

– Спор интересен, не правда ли? Твое мнение о спорящих?

Она ответила:

– Мне понравилась дискуссия. Благодарю тебя, Аркадий, за доброе упоминание работ моей геноструктурной лаборатории.

Он спросил с вызовом:

– Понравился только хороший отзыв о геноструктурщиках?

– Не только.

– Что же еще?

– Многое. И что тебя с академиком одолевают не совсем стандартные идеи. И что оба вы захвачены силой своих доказательств. Мне приятно, что буду работать с людьми, умеющими мыслить и увлекаться.

– Это значит, друг Мария, что ты согласна с моей гипотезой?

Она ответила спокойно:

– Нет, конечно.

Он сказал с удивлением:

– Не понимаю! Так блестяще использовать разумное начало в трансформировании животных – и отрицать разумность жизни!

– Не разумность, а только то, что в ее создании и эволюции участвовал некий Высший Разум.

– По твоему мнению, Высшего Разума нет?

– Ты меня не так понял. Я хочу сказать другое: если Высший Разум и существует, то он неразумен. Если твой гипотетический Высший Разум надумал конструировать жизнь, то такая попытка ему не удалась.

Бах в восторге воскликнул:

– Черт возьми! Я думал, что спор закончен, а он снова начинается – и по-иному! Друзья мои, спорьте, спорьте! Я весь обратился в слух, как выражались в старину.

– Попытка не удалась? – переспросил Аркадий. – Как же не удалась, если жизнь реально существует?

– Существует, но без предварительного инженерного расчета. Ты ведь не будешь отрицать, что расчет есть основа разумного решения. Я не нахожу его в эволюции жизни. Жизнь не несет на себе печати разумности. Если живые существа – искусственные конструкции, то генеральный конструктор – посредственность. Слово «искусственное» происходит от слова «искусство», не так ли? Твой Высший Разум неискусен, если живой организм его творение.

– И это можно доказать?

– Уверена, что смогу это сделать.

Аркадий в замешательстве посмотрел на Кнудсена. Старший товарищ вмешаться в дискуссию не захотел. Бах, ухмыляясь, наслаждался стычкой. Изящный Асмодей словно набрал в рот воды. Мария сидела невозмутимая, легкая улыбка смягчала серьезность лица.

– Я слушаю, – сказал Аркадий.

Все, знакомившиеся с земными организмами, отмечали в них целесообразность строения и функций, говорила Мария. Но что содержится в той прославленной целесообразности? Только то, что организмы существуют не погибая. Возможно, нарождались и миллионы тварей с меньшей целесообразностью – такие погибали быстро. Целесообразность – набор того минимума приспособлений и умений, без которого не прожить самому, не породить потомства. Но где же здесь разум?

Разум выявился бы и здесь, если бы в строении и функциях организма были найдены оптимальные решения. Ибо разумное творчество изобретает лучшие варианты. Но такого стремления к совершенству и в природе в помине нет. Она немедленно удовлетворяется, едва найдет первое, самое примитивное решение, она конструирует тяп-ляп, лишь бы пустить свое создание в мир. Поиск узких щелей существования – такова творческая работа природы. Она создает организмы для жизни в границах десяти – сорока градусов тепла. Попробуй брось их в нулевую температуру, в стоградусную жару! Сконструированы легкие – и всю жизнь непрерывно дыши, остановишься на несколько минут – погиб! А рабская прикованность к еде? Вечная трагедия безостановочного поиска пищи? А разве нельзя найти решение, при котором пища создается в самом организме либо откладывается в длительный запас, чтобы высвободить физические силы и мозг для иных дел? Таких недоделок и скороспелостей в труде природы – тысячи! Даже обычный мыслящий разум не может примириться с ними – а ты еще говоришь о каком-то Высшем! Некогда поэт Владимир Маяковский требовал жить «не на подножном корму, не с мордой, опущенной вниз». Это было требование истинного разума, возмущенного слепой неряшливостью природы.

– Но ведь та великая целесообразность… – попробовал вставить слово Аркадий.

Мария оборвала его властным жестом. Она спорила по-иному, чем Бах. Тот наслаждался вывязыванием аргументов, мог восхититься искусством противника доказывать идеи, с которыми он не соглашался. Для этой женщины, так похожей на древнюю полубогиню-воительницу, красота слов и стройность фраз значения не имела, у нее был один божок – истинность факта. Спор с Бахом закончился на нулях – и это удовлетворило обоих, они предоставили решение грядущему опыту. Здесь решение вырисовывалось ясно – и оно опрокидывало концепции Аркадия.

Она продолжала:

– Вот что такое целесообразность природы! Целесообразность казалась успешной, пока человек не проверил ее собственным экспериментальным искусством. Разработка новых геноструктур утвердила тебя, Аркадий, в мысли, что в животворчестве природы есть разумное начало, а должна была утвердить в обратном – что нет разума в миллиардолетнем творении жизни на Земле, только игра слепых сил. Ведь в своей геноструктурной работе мы стремимся прежде всего избежать недоработок природы, мы поправляем ее, выискиваем оптимальные решения. И только теперь, только с высоты наших успехов, только на фоне нашей геноструктурной работы мы начали доказательно понимать, как далеко от разумного поиска шла природа. Метод проб и ошибок, выхватывание удачного случая – вот ее труд.

Аркадий попытался еще возразить:

– Но автоматизм жизненных функций – разве он не свидетельство искусственного конструирования?

Широким движением руки Мария словно отогнала подлетевшую пушинку. Нет, тысячекратно – нет! Автоматизм – продукт слепой эволюции, а не творение разума. Мыслящий творец все же добавил бы сознания и воли в жизненные функции. Для этого ему нужно бы построить их на оптимальном варианте – природа таких вариантов не нашла или, скажем так, до них не дошла. В этих условиях только автоматизм может обеспечить жизнеспособность жизни. Дай сознанию и воле, обычным атрибутам разума, командовать всеми функциями организма, такая бы разыгралась дикая вакханалия, что в ней погибла бы сама жизнь.