Хрононавигаторы - Страница 52

– Михель, ты получил по заслугам! Разве это хорошо – в суп из свежей косули бросать грязную куклу? Хорошо? Отвечай мне!

– Хорошо! – сквозь слезы упрямо ответил мальчик. – Пусть и Ганс немного поварится. Он любит горячее, ты сама говорила, что гномы опускаются в вулканы и без пара и дыма не живут.

А в стороне стоял рыжебородый мужчина с ремнем в руке и не то гневался, не то смеялся. Женщина обратилась к нему:

– Петер, придется заново варить обед. Ты подождешь?

– Не надо, – сказал мужчина. – Жидкое слей, а косуля, приправленная поркой Михеля, будет от этого еще вкусней. – Он захохотал и весело потрепал мальчишку по плечу, словно не наказывал, а одобрял.

Картина исчезла. Теперь хохотал Ватута – рангуны чувствуют смешное, отметил про себя смущенный неожиданным воспоминанием Бах.

– Интересная, но бесполезная сценка – это хорошо, – сказал Ватута. – Мне нравится твой отец, человек.

– Лучшего отца и не надо было, – сказал Бах.

– Продолжай, – велел Ватута министру Прогнозов и Ведовства.

Второе ожившее воспоминание показало того же мальчишку, бредущего по лесу. Мальчик впервые в жизни отправился в дальнее путешествие. Он знал, что отец работает на краю света, так говорил сам отец. Мальчик понимал, что край света сразу за лесом. Но, наверно, он прошел далеко за край света: отца нигде не было, лишь попадались группки туристов. Мальчик выбрался на береговой простор. Над ним высилась угрюмая громада горы Бастай – отец много рассказывал сказок и о ней, и о соседних горах. Внизу – кружилась голова от страшной глубины – серебряной лентой струилась Эльба. Мальчика заполнила красота мира. Все было так хорошо, что трудно стало дышать. Мальчик, очарованный до неподвижности, вбирал в глаза все, из чего складывался восхитительный мир: поросшую лесом гору, крутые берега, сияющую, как небо, реку внизу… Позади раздался сердитый голос отца:

– Вот он где, негодник! Три часа расспрашиваю всех туристов, не видели ли они моего сорванца. А он на обрыве и поплевывает с высоты в Эльбу. Мне кажется, ты вполне заслужил новую порку, Михель. Как ты к этому отнесешься, хотел бы я знать?

Мальчик показал на реку и сказал:

– Папа, как красиво!

Мужчина присел рядом с мальчиком, помолчал и сказал:

– Да, очень красиво, ты хорошо это увидел, Михель.

Мальчик горячо сказал:

– Когда вырасту, я буду лазать по горам, переплывать реки, проходить сквозь леса… Всю Землю увижу и узнаю!

– Это еще нескоро, Михель. Пока пойдем домой, мама тревожится. Ты не устал? Обними меня за шею, я понесу тебя.

И это изображение погасло. И его тотчас заменило новое. По прекрасному городу Дрездену шагал юноша – невысокий, быстрый, веселый. Сидя в кресле, похожем на трон, Бах понял, что это он сам, но не узнал себя в юноше. Ватута точно сказал – Бах был незнаком себе. Проходя мимо музея Цвингер, юноша напевал песенку. Он торопился, ему надо было в другое место, а не в музей, он отлично знал все, что было в музее. Из картинной галереи вышла девушка – и юноша замер. Он потряс головой, чтобы сбросить наваждение. На него шла святая Инеса с картины Хосе Рибейры, висевшей в галерее. Сколько раз он всматривался в это прекрасное лицо, сколько восхищался удивительными волосами, закрывшими коленопреклоненное тело! Это была она, точно она, его юная святая Инеса – только не нагая, а в нарядном платье, и волосы не раскинуты свободной струей по всему телу, а собраны в два ручья на спине.

Юноша повернул за девушкой. Он уже не помнил, куда шел. Во всем мире теперь существовала только одна эта девушка, и было только одно дело – идти и идти за ней.

Девушка почувствовала преследование.

– Что вам надо от меня? – спросила она гневно. У нее был звучный голос, низкое контральто.

– Мне нужно смотреть на вас! – Он сам ужаснулся глупости ответа.

– Не терплю, когда на меня бессмысленно глазеют! – Она взмахнула двумя жгутами волос и пошла быстрее.

Он тоже прибавил шагу – она побежала. Бежать за ней по улице он не осмелился. Вдалеке пропадал тонкий силуэт незнакомой девушки, так удивительно похожей на юную страдалицу Инесу с картины великого испанца Хосе Марии Рибейры.

– Важная информация, – насмешливо прокомментировал картину Ватута. – Неплохо бы поглядеть, во что девица потом превратилась.

И словно отвечая Ватуте, на экране показалась та же женщина – уже не юная, а представительная дама со светлой косой, дважды обернутой вокруг головы. Она сидела в первом ряду академической аудитории и слушала лекцию профессора Михаила Петера Баха об открытых им поселениях в Месопотамии, построенных почти шесть тысяч лет назад. Она слушала, а он – впервые в жизни – путался в словах. Он сразу узнал ее, хотя с их единственной случайной встречи прошло почти двадцать лет. Он смотрел на нее, думал о ней и мысленно одергивал себя, чтобы не сбиться. После лекции она собралась уходить, он перехватил ее у двери. Он не придумал вопроса умней:

– Зачем вы пришли сюда?

Она спокойно ответила:

– Чтобы услышать вашу лекцию, разумеется.

Он все больше волновался.

– Как вас зовут? Я хочу поговорить с вами.

В ее голосе зазвучал металл:

– Мне кажется, я сказала очень ясно: я пришла слушать вашу лекцию, а не беседовать с вами, профессор.

Картина погасла.

– Вот пока все воспоминания с высоким потенциалом сохранения, Властитель, – донеслось до Баха объяснение министра Прогнозов и Ведовства. – Зато сейчас…

Бах сердито прервал Кун Канну:

– Протестую, Ватута! Ваш импульсатор чудовищно искажает мою жизнь. Ту женщину я видел всего два раза, не знаю даже ее имени. А в промежутке между этими встречами я влюбился в чудесную девушку Ирмгард Вебер, она стала моей женой, у нас трое детей, я люблю их, я люблю свою Ирмгард – каждый день вспоминаю их! Никакой объективности! Так вы ничего важного в моей жизни не обнаружите.

Пленный министр смиренно возразил, что задал наименьший уровень резонанса. На этом уровне воспоминания о незнакомой женщине возникли сразу: в них высокий потенциал сохранения, он скажет резче – высочайший потенциал! Для возбуждения воспоминаний о семье нужны импульсы сильней. Конечно, пришелец может внутренним позывом – собственным резонансным импульсом – быстро возобновить в себе любые семейные воспоминания. Но одно – субъективные желания, другое – объективная реальность. Наверно, пришелец запрещал себе думать о незнакомке, вот ему и казалось, что она выпала из памяти. Объективно же воспоминание о той девушке куда глубже прочих воспоминаний – потому сразу возникло при самом малом резонансе, а семейные картины не проявились даже силуэтно.