Хроники вечной жизни. Проклятый дар (СИ) - Страница 3

В воскресенье после мессы Клод и пятилетний Рене, оба в ярких праздничных камзолах, зашли за Женевьевой. Катрин снабдила их лепешками в полотняном мешочке, и они отправились на прогулку к Сене. Рене гордо шагал впереди, держа в одной руке Марселя, другой ведя за собой маленькую пухленькую Женевьеву. Клод замыкал шествие, внимательно следя, чтобы детей не задели проезжающие мимо повозки.

Неторопливо шли они по запруженной ремесленниками и хозяйками улице, любуясь разноцветными вывесками и слушая крики зазывал. Со всех сторон неслось:

– Булочки, свежие булочки!

– Путник, мимо не пройди, мою лавку посети!

– Тутовый джин, ежевичное вино! Пробуем, покупаем!

Рене, который уже не первый раз совершал такое путешествие, охотно делился своими знаниями с Женевьевой, стараясь перекричать разноголосый шум улицы:

– Смотри, вот здесь, где нарисована индейка, торгуют птицей. А в той лавке сидит башмачник. Видишь вон ту дверь, похожую на бочку? Тут работает бочар. А вон там… Ну куда ты смотришь, зайчонок? На углу, где висит крендель вместо вывески, – там пекарь.

Маленькая Женевьева изо всех сил вертела кудрявой головкой, но все равно не успевала заметить все, что показывал друг. Рене видел ее восхищенный взгляд, и его просто распирало от гордости.

– А вот здесь, за этой высоченной стеной, – кладбище Невинных. Здесь хоронят некрещеных детей.

Девочка сочувственно вздохнула: как это, должно быть, страшно – умереть некрещеным!

Они прошли до конца всю Сен-Дени и повернули на рю де ла Савонри.

– Посмотри, Женевьева, вот этот столбик указывает на Гревскую площадь, там сжигают преступников и ведьм!

Малышка боязливо поежилась.

Через час они достигли Шатле. Эта старинная крепость когда-то была построена для защиты города, но с тех пор, как в прошлом веке Париж обнесли надежной стеной, необходимость в крепости отпала, и теперь в ней жил городской прево, располагались суд и тюрьма. Миновав серые башни крепости, Клод, Рене и Женевьева вышли к Сене.

День выдался жаркий, и к реке они подошли, изрядно запыхавшись. Женевьева восхищенно замерла: как здесь красиво! Вдоль воды прогуливались нарядные горожане. Неподалеку от берега были сложены грузы: бревна, сено, бочки с вином. Немного правее находилась пристань, у которой стояло несколько небольших суденышек, рядом с ними суетились грузчики. А слева раскинулся Пон о Мёнье – гордость Парижа, Мельничий мост, полностью застроенный домами, лавками и мастерскими. На противоположном конце моста возвышалась огромная мельница.

Как всегда по воскресеньям, здесь было людно и шумно, на мосту проходила оживленная торговля. Вдруг над разноголосым гомоном толпы зазвучала музыка. Рене завертел головой, пытаясь определить, откуда она доносится.

– Женевьева, смотри, менестрель! – закричал он.

И действительно, на мосту стоял музыкант и играл на лютне. Рене со всех ног бросился к нему, но вдруг поскользнулся, Марсель выпал у него из рук и кубарем полетел в реку. Мальчик с ужасом смотрел, как щенок, повизгивая, барахтается в воде. Надо спасти Марселя, но здесь может быть глубоко, а он, Рене, не умеет плавать. У него похолодело внутри, ноги словно приросли к земле. Господи, что же делать?!

– Папа!

Клод мельком взглянул на сына, желая понять, попытается ли тот спасти щенка, скинул башмаки и прыгнул в воду. Река у берега была неглубокой, он схватил перепуганное животное и направился к берегу. У моста его ждал потрясенный Рене.

– Папа, он мог умереть!

Вечером, укладывая Рене спать, Клод сказал ему очень серьезно:

– Запомни, сынок: ты обязан помочь тому, кто в этом нуждается. А уж спасти друга – твоя святая обязанность. Даже если это опасно. Только так ты сможешь стать настоящим мужчиной.

Рене тяжело переживал случившееся. Как он мог испугаться, когда Марселю угрожала опасность? Он побоялся спасти друга. Он трус, трус!

Слезы сами покатились из глаз. Мальчик вспомнил, что за всю дорогу до дома отец не позволил ему нести Марселя. Отец презирал его, потому что он, Рене, трус!

Нет, это неправда! Никогда, никогда больше он не испугается и всегда, как сказал папа, будет помогать тем, кому понадобится его помощь.

Этот первый случай малодушия он запомнил на всю свою долгую жизнь.

Дела у Жака Буше шли неважно с тех пор, как недалеко от него открыл мясную лавку Николя Костэ. Они стали конкурентами, и вскоре доходы у обоих стали столь низки, что их семьи едва сводили концы с концами. Жак несколько раз ходил к Костэ, пытаясь убедить его переехать, тем более что невдалеке, на улице Дочерей Божьих, не было мясной лавки. Но тот категорически отказывался, хотя и понимал – Буше прав и вдвоем им здесь не выжить. Но почему съезжать должен именно он, Николя? Будет гораздо лучше, если Жак Буше свернет свое дело. Конечно, добровольно он не согласится, но… можно ведь и заставить. В голове Костэ созрел коварный план.

В тот день, ровно в час дня, в открытую дверь лавки Жака Буше въехала тележка охотника. Жак, как обычно, расплатился с ним и положил туши в подвал. Вечером он освежует их, а пока нужно заняться покупателями.

Но вместо покупателей в дверях показались два стражника прево. Жак, не зная за собой никакой вины, вежливо поклонился и спросил:

– Что вам угодно, господа?

– Нам сообщили, – низким голосом ответил один из них, по виду главный в этой паре, – что вы тайно охотитесь на дичь в королевских угодьях. Это незаконно и карается тюрьмой либо штрафом. Сейчас мы тут все осмотрим.

Он кивнул своему напарнику, и тот стал спускаться в погреб. Растерянный Жак пытался возражать, но его никто не слушал.

– Я не знаю ни одного шельмеца, – подмигнул старший стражник, – который бы с ходу признался в своих преступлениях. Вот когда находятся доказательства…

Он забирал туши, которые подавал ему подчиненный из погреба, и раскладывал их на рабочем верстаке. Затем оба занялись осмотром туш.

– Ага, вот и оно!

Жак с изумлением смотрел на королевское клеймо в виде лилии, стоявшее на бедре туши молодого оленя, и чувствовал, что волосы у него становятся дыбом. Всем было известно, что так клеймили маленьких оленят в королевских лесах.

– Это не мое… я не знаю… – в ужасе бормотал растерявшийся Жак.

В этот момент в лавку спустилась Катрин. В двух словах стражник объяснил, за что уводят ее мужа.

– Как видите, – ткнул он пальцем в клеймо, – за доказательствами далеко ходить не надо.

– Что с ним теперь будет? – со слезами спросила Катрин.

– Сейчас мы отведем его к судье. Если ваш муженек заплатит положенный штраф, то вернется домой, а нет – так судья отправит его в камеру.

Вечером следующего дня Катрин сидела в доме Клода и, плача, рассказывала, какая беда обрушилась на их семейство.

– Весь день я сегодня добивалась встречи с прево, – всхлипывала она, – и наконец он меня принял. Сказал, что надо платить штраф, иначе мой Жак до следующего лета останется в тюрьме.

– Сколько? – осторожно спросил Клод.

Катрин помедлила и обреченно ответила:

– Шесть ливров.

Это была огромная сумма. На такие деньги можно было снять на год целый дом с питанием и прачкой.

Клод молча встал и вынул из-под скамьи ларец. Достав два золотых экю, он протянул их соседке. Это были все его сбережения, но он не колеблясь отдал их. Катрин долго смотрела на монеты, потом принялась целовать руки Клода.

Дождавшись, когда Жака выпустят из Шатле, Клод отправился к нему и подробно обо всем расспросил. Буше клялся и божился, что ничего не знает о туше с королевским клеймом, что попала она к нему от охотника, его постоянного поставщика. Простоватый Жак никак не мог взять в толк, как все это могло случиться, но Клод сразу сообразил, где следует искать.