Хроники Мировой Коммуны (СИ) - Страница 6

– Хорошо, тогда пробуем так, – ​цесаревич сел на кровати. – ​Собираем всех причастных к проекту в каком-нибудь маленьком городке на Волге. Строим научный центр за семью заборами, где все они должны будут трудиться безвылазно. И туда же – ​все мыслимые удовольствия: девок, хорошую выпивку, кокаин, театр какой-нибудь небольшой устроить, что там еще ученые любят? Ах да: еще ставим жесткие сроки по результатам, и если не уложатся – ​всех расстрелять. То есть расстреливать не будем, конечно, но надо, чтобы они поверили. Ядерные бомбы необходимы неотложно, пять лет – ​крайний срок.

– Ваше Высочество, – ​впечатленный Лаврентий снял пенсне, проморгался, протер стекла, нацепил обратно. – ​Для этого нужны другие, совсем другие полномочия. И мне, и…

– Ваше высокоблагородие, побойтесь бога! – ​в притворном ужасе перебил его цесаревич, весело подмигивая госпоже Аделинг. – ​Мы не на Балканах, в конце концов, а в Петербурге табакерки и шарфы уж сто лет как вышли из моды. Впрочем, это дело завтрашнего дня. Что у нас с торжественным приемом – ​все готово? Мой верный народ горит желанием поприветствовать меня как следует? А что там с террористами? Не протянут они свою кровавую лапу к моей августейшей особе?

– Это кабинетный разговор, ваше высочество, а не… – ​на пару секунд Лаврентий запнулся, – … опочивальный.

И в этот момент госпожу Аделинг посетило очень скверное предчувствие. Не потому что ее еще ни разу не выставляли за дверь при серьезном разговоре (разговоры особо секретные при ней цесаревич попросту не начинал). И не потому что от голубых мундиров несло мерзостью и предательством за версту. Просто – ​отчетливое ощущение, что хорошим этот день не закончится, и при этом предельно ясное понимание, что повлиять она ни на что не способна. Чувство не только страшное, но и до слез обидное и досадное.

Тем не менее, Sophie сдерживала слезы до тех пор, пока одевшийся цесаревич и жандарм не закрыли за собой дверь.

– Так, и что это у нас? – ​Ясмина приложила ухо к массивной стальной плите и стукнула кулаком. – ​Тоооолстая, – ​внушительно заметила она.

– Да что ты говоришь, удивительно прямо, – ​саркастично отозвалась Ю. – ​А мы думали – ​это просто кусок жести кто-то прилепил для виду.

– Так это вообще дверь? – ​я тоже не удержалась, провела здоровой рукой по стыку между плитой и стеной. Подогнано идеально, да. А так – ​несколько разочаровывающий результат. После позолоченных замков, мин-ловушек, после загадочных документов из архивов Временной администрации, в которых упоминался таинственный «объект три-полста-четыре», мы в итоге пришли к здоровенной металлической двери размером где-то два на полтора, примечательной полным отсутствием видимых запорных механизмов.

– Дверь, да, – ​отозвалась Лу, подкатывая тележку с оборудованием. – ​Правда, открыть ее можно только изнутри. Что больше всего и напрягает.

Я в это время пальцем чертила на пыльной поверхности знак биологической угрозы. По инструкции, увидев малейшие признаки связи объекта с разработкой оружия массового уничтожения, нам следовало свернуть все работы и немедленно уведомить местные власти.

– Это вряд ли, – ​Лу подошла и бесцеремонно крест-накрест перечеркнула мое творчество. – ​Ты не заметила, мам, что здесь напрочь отсутствуют какие-либо надписи? Не то что указатели для идиотов – ​даже в щитовой на кнопках ни единой буквы.

– И? – ​потребовала я продолжения.

– Понятия не имею, что это может означать. Либо что-то до смерти ужасное, либо что-то ужасно тривиальное.

– Большая, ну большая, признайся, что ты растерялась, – ​Ясмина ткнула Лу в бок. С таким же успехом она, впрочем, могла бы стучать по стальной плите.

Из этих двоих получился бы неплохой комический дуэт. Высокая, под метр восемьдесят пять, спортивная шведка с мужским разворотом плеч и приличной мускулатурой, с ежиком коротко стриженых обесцвеченных волос и с неизменной благожелательной улыбкой сытой белой медведицы. А партнером у нее – ​парижанка с манерами гамена старых времен, с копной ярко-красных дредов и проколотыми по всему периметру ушными раковинами, ростом чуть выше полутора метров, но благодаря своей подвижности в каждый момент времени занимающая втрое больше пространства, чем положено при ее скромных габаритах. Настоящее имя Лу было Анна-Ловиса, или Анна-Луиза, как произносят в Западной Европе. Ясмина при первом же знакомстве заявила ей, что от этого имени невыносимо пахнет кринолинами, и она как убежденная плебейка не может так обзывать свою напарницу и подругу. Так и появилась на свет Лу. Я в свое время пыталась выяснить у Ясмины, что же она подразумевала под «пахнет кринолинами», но та неизменно отвечала, что кринолины – ​это что-то типа дорогих духов. Дразнится, конечно же, кто ей поверит? Все-таки парижанка останется парижанкой, даже с биографией и ухватками Гавроша.

– …Так мы взрываем? – ​вторую тележку с оборудованием подкатил Мика.

– Лимит бабахов на сегодня исчерпан, – ​нервно и категорично отозвалась Ю.

– Взорвать можно, конечно, – ​Токо оценивающе взглянула вверх, под потолок. – ​Только своды рухнут следом. Да и вообще, нас уже за это шпыняли не раз. Так что – ​режьте.

– Сначала обедать, – ​не терпящим возражений тоном заявила Лу. – ​Я с утра толком не поела из-за вашего энтузиазма.

– Точно! Будем есть новые сухпайки! – ​заявила Ясмина, доставая и распаковывая наш аварийный рацион. – ​Нам их сказали протестировать в полевых условиях? Будем тестировать!

– Эй, не дурите! – ​возмутилась Ю, которой явно не улыбалась перспектива обедать одной на поверхности. – ​Вылезайте на поверхность, нормально поедим!

– Лу, скажи, – ​дернула Ясмина подругу за рукав. Та лишь развела руками, показывая, что она совсем не против сухпайков.

– А давайте, – ​согласилась Токо. – ​Даже если потом животами станем маяться – ​ничего, вентиляция тут нормальная.

– Присоединяюсь к большинству, – ​тут же подал голос Мика.

– Мам? – ​в голосе Ю чувствовалась детская совершенно обида.

– Я не могу их покинуть. По инструкции не могу.

Ясмина в это время яростно трясла саморазогревающиеся контейнеры с горячими блюдами.

– Кому макароны с фрикадельками?

– А что еще есть?

– Есть фрикадельки с макаронами.

– Маму надо будет с ложечки кормить.

– Поговори у меня! Я вас тут всех одной левой переем, дети сытой эпохи!

– Мам, а у вас в милиции сухпайки вкусные были? – ​мы все расселись на своих рюкзаках, а Ясмина устроилась у Лу на коленях, перехватывая каждую вторую вилку у безропотно сносящей эту наглость шведки.

Вкусные? Мне вспомнился сентябрь сорок восьмого, село на границе с Воронежской областью, где наш батальон разместился на ночевку. Минуты две я медитировала над банкой с тушенкой, пока не осознала, что она старше меня ровно на пять месяцев, судя по дате изготовления. Кто-то из товарищей это тоже заметил, и, разумеется, не обошлось без предложений «схарчить Марьяшку» вместо консервов из другой геологической эпохи. В тот период мы еще умели относиться ко всему с юмором. Это позже стало как-то совсем не смешно.

«Мам, зря ты позволяешь этим хулиганкам на голову себе садиться, – ​пришло сообщение от Ю. – ​Тебе же неудобно».

Я едва не выронила из левой руки вилку, которой неловко ковырялась в макаронах.

«Опять подглядываешь через мои глаза?! Ну-ка отключайся!»

«По инструкции не могу отключиться», – ​парировала Ю, и это было правдой. Хорошо, что линзы, по крайней мере, можно снять. Впрочем, линзы – ​это явно вчерашний день. С некоторыми технологиями сегодня откровенно не знают что делать на государственном и международном уровне. Месяц назад в Карачи были расстреляны несколько ученых и инженеров, занимавшихся опытами по внедрению в человеческий мозг элементов компьютерного управления. Проще говоря – ​эти ребята превращали людей в киберзомби, работая на местную мафию. Группу наших товарищей, исследовавших заброшенные тренировочные лагеря исламистов в Памире, убили именно их творения. Разработка подобных технологий давно уже приравнена к преступлениям против человечества, но это никак не может отменить факта их существования и возможности использования всякой сволочью.