Хроники космического пирата - Страница 3

Я молчал, не в силах что-нибудь предпринять. В это время негодяй, перестав веселиться, сунул голову несчастной капитанши обратно в сумку, вынул оттуда бейсбольную биту и снял очки. Я его узнал – это был человек с фотографии, той самой, что мне показывал Марик. Бывший шеф службы безопасности Чернятински. Последней моей мыслью, перед тем как мир разлетелся на части, была мысль о том, что я так и не узнал, что означает «кисейная барышня».

Безвременье продолжалось вечность, а может быть день. Или даже минуту. Внезапно по ушам резанул незнакомый марш. Бравую музыку сопровождали английские слова. Ничего не видно, только в темноте маячит какая-то рябь. Грязно-розовая и рваная, словно отблеск далёкой грозы, она тревожила и пугала. Где я?

Я напряг память, вспомнился Эштон, потом капитан Строева. Её голова, её отрезанная голова. В сознание, как монстр, вплыло улыбающееся лицо Чернятински, меня передёрнуло.

Так, спокойно! Я попытался привести себя в чувство. Чёртова музыка не давала сосредоточиться, тем не менее я пытался рассуждать. Итак, Чернятински разбил телевизор, это ясно. Если я могу слышать, значит, чип не оставили в телевизоре, не выбросили на помойку, а изъяли и куда-то вставили. Вероятней всего в радио, раз я слышу, но ни фига не вижу. Или в какую-нибудь аналогичную фигню. Но почему поют не по-русски? Да мало ли, может, настроились на западную станцию. Или это запись? Вставили флэшку и гоняют, что нравится. Хотя кому такое может нравится? Марш сменился другим маршем. Парад у них, что ли?

– Эй! Вы меня слышите? – раздался глухой стук, стучали, скорей всего по корпусу. Голос был женский и обращался ко мне по-английски.

Я попытался ответить, но разговаривать в темпе военного марша оказалось непросто. Вместо слов получалось нечто нечленораздельное. Тот, кто со мной разговаривал, видимо, это понял и принялся настраиваться на другую волну, от помех мне стало не по себе, ощущение было такое, будто камнем возят по стеклу. Наконец, радио забубнило что-то о том, как обустроить садовый участок, сколько для этого нужно навозу и какой лучше подходит. Пусть, лучше про дерьмо слушать, чем бьющие по ушам марши.

– Так нормально? – поинтересовался голос.

– А вы кто? – ответил я вопросом на вопрос, прервав описание компостной ямы.

– Линда! Инженер по периметру.

– Какому периметру? – мне всё это не нравилось. – Где я?

– В тюрьме Джефферсон, штат Коннектикут.

Плохая шутка, не смешно.

– Нет, правда… – я попытался настроить собеседницу на серьёзный тон.

– Ваш чип привёз Чернятински, велел найти какую-нибудь рухлядь, собрать переходник и с его помощью вставить чип. Сказал, что тут его русский друг и надо сделать так, чтоб он не скучал. И рассмеялся.

– И куда ты меня вставила?

– В радиолу, 1951 года выпуска.

Всё это похоже на дурной сон, на чёртов кошмарный сон. Я хочу проснуться, очень хочу…

– Чернятински – садист, – оборвала захлестнувшую меня панику Линда, – он пытает заключённых. Тебе тоже приготовил сюрприз.

– Какой? – проговорил я голосом девушки, рекламирующей средство для похудания.

– Он сказал, что принесёт граммофон, и чтоб я придумала, как можно пристроить к нему чип.

В сознании всплыл древний аппарат с ручкой и трубой, на котором крутится заезженная пластинка, и трескучий голос поёт старинный романс. И ни скрыться, ни убежать. Ни даже убавить звук. Пытка, настоящая пытка. Лучше уж смерть.

– Линда, послушай, – чёрт, даже невозможно изменить интонацию, девка из радио, зараза, радостно стрекочет про талию, – послушай, спрячь меня, а? Или выбрось.

– Не могу, – послышался вздох, – Чернятински меня убьёт. Я его боюсь.

– Ну, как мой русский дружок, всем доволен? – послышался голос, который я узнал бы из тысячи. – Я смотрю, вы уже подружились? Согласитесь, Сергей, – Чернятински постучал по корпусу радиолы, – вы не можете меня упрекнуть в негостеприимстве Тут вам и музычка, и красивая девушка. Впрочем, вам ведь не видно. Ну, ничего, обещаю, скучать не придётся, – он рассмеялся, словно закаркал.

Послышался шорох, затем испуганный вздох Линды. Раздался удар, меня словно прошил высоковольтный разряд, и я провалился в небытие.

Темноту прорезали горизонтальные всполохи, что-то ярко моргнуло, через мгновение передо мной раскинулся унылый пейзаж: пыльная площадка без растительности, за ней трёхэтажный барак с решётками на окнах, позади – бетонный забор с колючей проволокой.

Я вспомнил разговор с Линдой. Как она говорила, кажется, Джефферсон. Точно, тюрьма Джефферсон в штате Коннектикут.

– Сергей? – в экран заглянула девушка, симпатичная, светлоглазая, с ямочками на щеках и распущенными волосами, спадавшими ей на спину. – Вы меня слышите?

Значит, меня снова сунули в телевизор, я прислушался к программе, шла трансляция хоккейного матча.

– А как же граммофон? – поинтересовался я голосом комментатора.

Линда улыбнулась, красивая улыбка, как на рекламе.

– Не принёс он его, наверное, не нашёл. Да где эту рухлядь возьмёшь, разве у коллекционеров. Или в какой-нибудь лавке старины. Я тебя пока в телевизор встроила, подумала, всё лучше, чем в радио торчать?

– Спасибо, – поблагодарил я, – скажи, а что ты здесь делаешь?

– Окончила технический колледж, – она пожала плечами, проведя ладонью по корпусу, – раскидала резюме. Без опыта никто не брал, а эти, – она махнула себе за спину, – предложили. Я согласилась. Теперь – вот, обслуживаю периметр, слежу за приборами, напряжением. И всё такое…

– Линда! Девочка моя, – в поле зрения вплыла фигура в чёрном, я мысленно сплюнул: Чернятински. – Кто тебе позволил помещать нашего друга в телевизор? Нехорошо, – он покачал головой, – разве не видишь, там ему неудобно. – Он повертел головой, будто что-то искал, схватил прут арматуры, валявшийся тут же, и двинулся в мою сторону.

– Погодите! – выкрикнул комментатор.

Через мгновенье экран взорвался яростной вспышкой, я ощутил мощнейший разряд и снова погрузился в чернила беспамятства.

Через год, день или секунду я услышал детский голос, рассказывающий сказку про Белоснежку. Может быть, именно так умирают, под нежный голос и сказку? Не самый плохой вариант, по-моему. Во всяком случае, лучше, чем сдохнуть под граммофон.

– Сергей! – я узнал голос Линды. – Вы меня слышите? Как вы?

– Хрен его знает! – ответила Белоснежка.

– Сергей, – пропустив мимо ушей грубость сказочной девочки, продолжила Линда, её голос казался встревоженным, – он его принёс…Граммофон!

Только не это! Сукин сын решил меня извести…

– Я подумала… Вы меня слышите?

– М-м, – промычал кто-то из сказки, кажется, гном.

– Я хочу вам помочь, – она что, шутит, чем ему можно помочь, – я придумала одну вещь. В общем, можно ваш чип подключить к сети, понимаете?

– Не совсем, – признался я голосом Белоснежки.

– Ну, вы попадёте в киберпространство. Лучше в какую-нибудь игру, там ему вас не достать.

– Послушайте, Линда, – меня вдруг осенила догадка, – если хотите помочь, просто выньте чип и отправьте его почтой в Россию. Адрес: Москва, Лубянская площадь, дом…

– Не получится, – послышался вздох, – отсюда невозможно ничего вынести, нас обыскивают и сканируют. Да и ещё… – она замялась. – Не хотела вам говорить, но вы здесь уже третий месяц…

Меня словно окатило ледяной водой. Сознание, единственное, что осталось от Сергея Скворцова, отказывалось понимать то, что сейчас сказала Линда. Выходит, моего тела больше не существует.

– Так вы согласны? Сергей, вы меня слышите, ответьте!

– А вы? Что будет с вами?

– Не знаю, – голос Линды сделался тише, будто она боялась, что её услышат, – придумаю что-нибудь. Не убьёт же он меня, в самом деле… Удачи! – и меня снова окутала темнота.

Мрак рассеялся, я смог разглядеть огромные створки платинового цвета, возле которых повисли две горизонтальные рамки. Металлический голос, раздававшийся, казалось, отовсюду, равнодушно пробубнил: