Хроники Кадуола - Страница 55

«Да, хочу! Такое отношение к жизни придает чудесное ощущение внутренней свободы».

«Но есть еще одна личность, оказывающая на меня еще большее влияние. Эта личность побуждает меня двигаться в ином направлении, и я не могу пренебрегать ее рекомендациями».

«Даже так? И кто эта премудрая личность?»

«Мой внутренний голос».

Переварив неожиданное заявление, Глоуэн спросил: «И что же тебе советует внутренний голос?»

Уэйнесс отвернулась. Некоторое время они молча шагали на юг по Пляжной дороге.

«Дело касается одной вещи, о которой я никогда не упоминала. Да и сейчас не хотела бы об этом говорить».

«Почему нет? Это какой-то секрет?»

«Когда мы с Майло в последний раз были на Земле, я кое-что узнала, и теперь мне не дает покоя желание узнать все до конца. Как только мы закончим школу, я собираюсь вернуться на Землю. Вместе с Майло, если он не против».

Свет Сирены внезапно показался Глоуэну не столь ярким и не столь радостным: «И ты никогда не посвятишь меня в эту тайну?»

«Об этом я еще не думала».

«Но этой тайны достаточно, чтобы прекратить со мной всякие отношения?»

Уэйнесс весело рассмеялась: «В твоих выводах нет никакой логики! Я ничего такого не говорила! В любом случае, причина не в этом. По сути дела, нет никакой причины, кроме того, что я себя знаю — и поэтому боюсь».

«Боишься — чего?»

«В Строме любовные связи носят очень целомудренный характер, — уклонилась от прямого ответа Уэйнесс. — Просто посидеть с кем-нибудь в углу, пить чай и закусывать печеньем считается рискованной затеей».

Глоуэн уныло хмыкнул: «Мы еще даже не на этой стадии».

«Не надо спешить. Ухаживание должно тянуться бесконечно и становится весьма обременительным — особенно если мама все время подсматривает и подслушивает».

«Что происходит на следующей стадии?»

«Именно следующей стадии я и опасаюсь. Не хочу начинать ничего, что меня отвлечет... от более важных вещей».

«Ты имеешь в виду поездку на Землю?»

Уэйнесс кивнула: «Наверное, мне не нужно было заводить об этом разговор, но рано или поздно мне пришлось бы тебе сказать, потому что молчать было бы несправедливо. У тебя должна быть возможность махнуть на меня рукой и больше обо мне не думать, если тебе так хочется».

«И поэтому ты меня избегаешь?»

Уэйнесс снова ответила уклончиво: «Я решила больше от тебя не прятаться».

«Рад слышать!»

Они подошли к дорожке, ведущей через рощу к Прибрежной усадьбе. Уэйнесс вела себя неуверенно. Она порывалась пойти то в одну, то в другую сторону, пока Глоуэн не привлек ее к себе и не поцеловал — сначала коротко, потом подольше.

«Значит, все-таки, «да»?» — спросил он.

«Да? Ты о чем?»

«О наших так называемых «взаимоотношениях»».

Уэйнесс пожала одним плечом, зажмурилась, скорчила гримасу, наклонила голову, пошевелила носом и помахала пальцами в воздухе.

«Что с тобой?» — поинтересовался изумленный Глоуэн.

«Очень сложный способ не говорить «нет»», — Уэйнесс собралась идти домой.

«Подожди! — воскликнул Глоуэн. — У меня еще нет ясного представления...»

«Ясность — как раз то, чего я стараюсь избежать, — Уэйнесс подошла поближе и поцеловала его. — Хорошо, что ты меня проводил. Ты очень великодушный и благородный молодой человек, даже привлекательный, несмотря на некоторую свирепость физиономии. Можно сказать, что ты мне нравишься».

Глоуэн пытался ее удержать, но Уэйнесс ускакала вприпрыжку по дорожке, ведущей к дому. Почти скрывшись за деревьями, она обернулась, махнула рукой и исчезла.

По вечерам в верд, каждую неделю, бесстрашные львы собирались в углу «Старой беседки», чтобы поговорить о делах, выпить вина и посплетничать о новостях и модах. Во время этих встреч возникало странное настроение, вызванное тем допущением, что любой из бесстрашных львов был по определению благороден и во всех отношениях превосходил рядовых представителей рода человеческого. Золотые сны витали над столом, предлагались и анализировались величественные планы, каждая из вечных истин изучалась по очереди — и время от времени корректировалась.

Каждый из бесстрашных львов занимал за столом особое отведенное ему место.[22]

В дальнем конце, спиной к сводчатой галерее, сидел Арлес; Керди занимал место справа от него, а Ютер Оффо — слева. Напротив Арлеса за столом сидел Джардин Лаверти, а остальные рассаживались по обеим сторонам от него и посередине. В тот вечер Глоуэн немного опоздал. Когда он опустился на свой стул между Клойдом Диффином и Джардином Лаверти, на столе уже стояли несколько пустых бутылей из-под вина, и языки порядком развязались. Джардин Лаверти, дипломатичный, статный и одетый с иголочки, излагал свой тезис: «Заплесневелые старые законы совершенно не отвечают нашим потребностям. Тем не менее, они существуют, и ежедневно нас унижают и лишают возможностей из-за какого-нибудь отжившего свой век предрассудка».

В данном случае Джардин говорил о запрете на добычу драгоценных камней, неизменно вызывавшем среди бесстрашных львов волну возмущения и сожаления, так как закладка пробных шурфов в минеральных отложениях Волшебных гор могла бы всех их сделать миллионерами за пару месяцев.

Кайпер Лаверти, уже изрядно набравшийся, диковато заорал: «Поставить вопрос на голосование! Кто «за»? Кто «против»?»

Кайпера считали нахалом, склонным к бессмысленным выходкам, и никто не обратил на него внимания. Кайпер ничего другого и не ожидал, а посему затянул припев старинной песни:

«Отцу слишком много не лейте:

Хмельной, он буянит и врет!»

Шугарт Ведер, придерживавшийся консервативных взглядов, заявил: «Несомненно, устаревшие правила следует привести в соответствие с новыми концепциями, но для этого пришлось бы переписать Хартию, а это возможно только посредством созыва Вселенского конклава Общества натуралистов».

«Куда там! — взревел Арлес. — Держи карман шире! Прошло столько веков, что они закоснели и превратились в какой-то извращенный подвид людей, вроде йипов. Не хотят они никаких изменений! Дай им рыбу и пучок водорослей, они сварят себе уху и никогда ничего другого не попросят».

Керди нахмурился: «Не будем преувеличивать. Мы все — маленькие шестеренки механизма, рычаги управления которым — в руках натуралистов. Хотим мы этого или нет, нам приходится следить за собой».

Арлес осушил одним глотком все, что осталось у него в кружке: «А мне это не нравится!»

«Что ж, тебе придется с этим смириться — или уехать. Такова нелицеприятная действительность».

Арлес хрипло рассмеялся: «Ты — Вук, и думаешь, как Вук. Я — Клатток, у меня другие представления».

Шугарт Ведер нетерпеливо вмешался: «Может мне кто-нибудь сказать, где именно хранится Хартия? В Прибрежной усадьбе ее нет, в Строме тоже. Если кому-то захочется проверить положения устава, куда он должен обращаться?»

«Ха-ха! — воскликнул Кайпер. — Это все одна гигантская шутка! Нет никакой Хартии и никогда не было! Мы все пляшем, как угорелые, под музыку призраков!»

Джардин приподнял элегантные брови: «Кайпер, будь так добр! Перестань пороть чепуху или плати за вино».

«И то, и другое было бы еще лучше», — заметил Ютер.

«Совершенно верно, — отозвался Керди. — Но давайте подведем итог этим глупостям, раз и навсегда. Очевидно, что Хартия хранится в архиве Общества натуралистов на Земле. А если какой-то невежда еще не знает ее текст наизусть, пусть возьмет копию — их предостаточно».

«Но проблема-то не в этом! — возразил Джардин Лаверти. — Разве назначение Хартии заключалось в том, чтобы обречь население станции Араминта на вечную нищету? Трудно поверить в такую недальновидную скупость!»

«Как всегда, ты ошибаешься, — сказал Ютер Оффо. — Натуралисты составили Хартию исключительно с целью создания Заповедника».