Хроники Известного космоса (сборник) - Страница 26

Снайдер нахмурился. Янски постарался описать ему эксперимент в деталях. Теперь психолог вдруг засомневался: действительно ли мозг пришельца находился в этой сфере? Если нет, то эксперимент провалился. Даже с дельфинами все было непросто. Их мозг помещался не под выпирающим лбом, а за дыхалом; лоб же представлял собой оружие, прочный таран.

Ларри Гринберг сидел. Даже отсюда он выглядел плохо. Его остекленевшие глаза ни на что не смотрели; он даже не попытался встать.

«Как помешанный», – подумал доктор Янски, надеясь, что Снайдеру не пришла та же мысль.

В любом случае Снайдер был обеспокоен.

Каким-то странным, перекатывающимся движением Ларри наконец поднялся на ноги. Он споткнулся, потом выпрямился и мелкими шажками направился к проволочному занавесу. Он словно шагал по уложенным яйцам, стараясь не раздавить их. Ссутулившись, как штангист, сгибая колени, но не спину, он подобрал что-то с пола около лежащей статуи. В тот миг, когда Янски подбежал к проволочной сетке, Ларри повернулся к нему с этой штукой в руках.

Янски закричал. Он ослеп! И кожа на лице расползалась! Он приложил руки к лицу, ощутил в них ту же боль и побежал обратно. Боль хлестнула в спину. Он бежал, пока не ударился о стену.

За секунду до того она спала глубоким сном. Теперь же, полностью проснувшись, сидела в кровати, глаза искали в темноте – искали что? Она пошарила вокруг, нащупывая выключатель, но его не оказалось; ее метавшаяся рука даже не могла найти пульт кровати. Наконец Джуди поняла, что находится на месте Ларри, обнаружила его пульт справа от себя и включила лампу.

Где он? Она заснула около семнадцати часов, совершенно измочаленная. Должно быть, он все еще в университете. Что-то пошло неправильно, она чувствовала это.

Или просто привиделся кошмар?

Если это и был страшный сон, она не могла вспомнить ни единой подробности. Но давящее ощущение не уходило, преследовало ее. Она попыталась снова заснуть, но безуспешно. Комната казалась чужой, пугающей. В тенях прятались невидимые ползучие чудовища.

Кзанол замычал и выбросил вперед руки, чтобы остановить падение.

И сошел с ума. Впечатления буйным потоком хлынули через все органы чувств. С отчаянием утопающего, на вдохе глотающего воду, он старался разобраться в них до того, как они его прикончат.

Главным и самым зловещим были воспоминания раба незнакомой породы, называвшего себя Ларри Гринберг. Они были куда мощнее, чем все, дотоле поступавшие к нему через чувство Силы. Не имей Кзанол многолетнего опыта по контролю иных форм жизни, привычки ощущать чужие мысли, вся его личность оказалась бы сметена.

Невероятным усилием он смог выбросить бо́льшую часть мыслей Гринберга из своего сознания. Но головокружение не прошло. Его тело ощущалось непривычно: горячее, бесформенное. Он попытался открыть глаз, но мускулы не действовали. Наконец Кзанол наткнулся на правильную комбинацию, и глаз открылся. Два глаза! Он застонал и зажмурился, потом попробовал снова. Глаз открылся дважды – двумя четкими отдельными движениями, – и Кзанол вытаращился на свое тело.

На тело, принадлежавшее Ларри Гринбергу.

Он уже был к этому подготовлен. Шок его не убил.

Кзанол начал осторожно зондировать сознание Гринберга. Чтобы не утонуть в нем, надо было брать информацию небольшими порциями. Это резко отличалось от обычного применения Силы, но немного походило на тренировку со шлемом-усилителем. Кзанол понял достаточно, чтобы не сомневаться: он в самом деле был телепортирован, или телепатирован, или птавв-знает-как перемещен в тело инопланетного раба.

Он сел медленно и осторожно, используя, как мог, рефлексы Гринберга, поскольку не привык к незнакомой мускулатуре. Бинокулярное зрение запутывало его, но он все же смог увидеть, что находится внутри помещения из металлической сетки. Снаружи… Кзанола ждало чудовищной мощи потрясение, и он снова помутился разумом.

Снаружи ограждения находились рабы той же незнакомой породы, что и его нынешнее тело. Двое подходили к нему. Он их вовсе не ощущал – как ни старался.

Бессилен!

Тринт не рождается с Силой. Обычно для развития чувства Силы требуются два тринтских года, и еще год пройдет, прежде чем юный тринт сможет отдавать внятные приказы рабу. Но иногда Сила так и не приходит. Если тринт становится взрослым, не обладая Силой, он называется птаввом. Ему нанесут постоянную розовую татуировку и продадут, как раба, если только собственное семейство не убьет его раньше. Убивают в полной тайне – нет лучшего повода для шантажа, чем факт рождения птавва в богатом семействе.

Судьба взрослого тринта, потерявшего Силу, менее предсказуема. Если он не впадет в кататонию, то может совершить самоубийство; или же им овладеет жажда убийств, и он начнет уничтожать каждого раба и каждого тринта, оказавшегося на пути; или же он заставит себя вообще забыть о существовании Силы. Потеря Силы – это увечье большее, чем слепота или глухота, унижение большее, чем кастрация. Если бы человек утратил разум, но сохранил воспоминания о своей потере, он мог бы понять ощущения Кзанола, ибо Сила есть то, что отличает тринта от животного.

Все еще смея надеяться, Кзанол посмотрел прямо на приближающихся чужаков и приказал им СТОЯТЬ! Чувство не работает, но вдруг?.. Рабы продолжали идти.

Они смотрели на Кзанола! Он беспомощно искал какой-нибудь способ заставить их не смотреть. Они наблюдают позор тринта, эти малорослые мохнатые беломясы, считающие его равным себе! И он увидел дезинтегратор, лежащий около вытянутой руки покинутого тела Кзанола.

Наконец он встал, но, попытавшись прыгнуть, едва не растянулся пластом. Он мог делать шаги подобно перепуганному новичку при пониженной гравитации. Ближайший из рабов подошел к клетке. Кзанол сгибал свои смешные колени, пока не смог поднять дезинтегратор, используя обе руки, поскольку его новые пальцы выглядели хрупкими, вялыми, бессильными. С рычанием, вырвавшимся из глотки, он обратил копательный инструмент против чужаков. Когда они все повалились на пол или прижались к стенам, он развернулся и побежал, налетел на проволочную сеть, подался назад, прорезал дезинтегратором дыру, выскочил и помчался к двери. Ему пришлось использовать Гринберга, чтобы тот открыл для него дверь.

Долгое время он думал только о бегстве.

Внизу горели зеленые огоньки, редко раскиданные по пространству между городами. Чтобы увидеть хотя бы два сразу, надо было подняться высоко. Между городами машины обычно летают как раз высоко, особенно если водитель осторожен. Огоньки были станциями обслуживания. Машина нуждается в обслуживании не более двух раз в год, но, находясь далеко за городом, приятно знать, что ты и здесь можешь получить экстренную помощь. Вынужденное одиночество – очень суровое испытание для горожанина, а большинство людей жили в городах.

Также приятно знать, что можно приземлиться около зеленого огонька, не оказавшись на верхушке дерева или на краю обрыва.

Кзанол обходил города стороной, избегал и зеленых огоньков. Улизнув с физического факультета, он помчался сразу к парковке на крыше, к убежищу своего «фольксвагена»[13], и поднял его прямо вверх. Но тут возникла проблема направления. В сущности, ему было все равно, куда лететь. Достигнув нужной высоты, он устремил машину в Нью-Йорк, зная, что в любой момент сможет развернуться и двинуть обратно в Калифорнию. И он предоставил автомобилю передвигаться самостоятельно, за исключением тех случаев, когда надо было облетать города.

А это приходилось делать часто. Зеленые равнины были скорее островами в море городов, чем наоборот. То и дело он натыкался на узкие перешейки между городами – ряды зданий в полмили каждый, вытянувшиеся вдоль старых автомагистралей, – пересекал их на максимальной скорости и продолжал полет.

К часу ночи пришлось опустить машину. Управление утомило его. Им двигало вперед только безумное желание бегства; и он уже понимал, что бежать некуда. Он ощущал мучительную ломоту, хотя Гринберг и не обращал на нее внимания. Судороги и спазмы сводили его пальцы, которые казались еще более нежными, чем раньше. Впрочем, так оно и было! Из воспоминаний Гринберга он узнал, что мизинец на левой руке постоянно болит: травма при игре в бейсбол. И Гринбергу было все равно! Кзанолу страшно было пользоваться руками. Имелись и другие причины для физических страданий. Его мышцы болели после пяти часов пребывания в неизменном положении. Правая нога затекла от постоянного давления на акселератор. Он испытывал зуд везде, где одежда слишком плотно прилегала к телу.