Хроники Известного космоса (сборник) - Страница 23

– Ах ты, распутная рыба! – засмеялся Ларри. – Только посмей! Я уведу всех твоих дельфинок!

– Поменяемся жженами?

Чарли зажужжал, как спорткар на старте, и скачками пронесся по резервуару. Дельфиний смех. Закончил представление тем, что выскочил из воды и упал на брюхо.

– Мое произношение улучшилось?

Ларри решил, что воду стряхивать нет смысла, одежда промокла насквозь.

– Если подумать, то да. Намного лучше.

Чарли перешел на дельфиний язык – точнее, на пиджин-дельфиний, то есть урезанный до слышимости человеческого уха. Завершение разговора походило на какофонию писков, похрюкиваний, раздирающих уши свистов и других исключительно резких звуков.

– Когда следующее занятие, приятель по разуму?

Ларри выжимал волосы.

– Я не знаю точно, Чарли. Вероятно, через несколько недель. Меня попросили заняться другим делом. У тебя будет время поговорить с коллегами, сообщить то, что ты узнал о нас, ходячих, читая мои мысли.

– Ты точно хочешь, чтобы я это сделал? Но серьезно, Ларри, мне бы с тобой обсудить кое-что.

– Ну пропищи.

Чарли специально ускорил свою речь. Никто, кроме Ларри Гринберга, не смог уследить за потоком звуков, словно доносящихся со скотного двора.

– Есть ли шансы у дельфина попасть на борт «Ленивой восьмерки-три»?

– Что? На Джинкс? Океан Джинкса покрыт пеной глубиной в фут!

– Да, верно. Ну, тогда на какую-нибудь другую планету.

– Почему дельфина должны интересовать космические путешествия?

– А почему они интересуют ходячих? Нет, Ларри, это нечестный вопрос. Думаю, правда в том, что ты заразил меня космической болезнью.

По мальчишескому лицу Ларри медленно расплылась улыбка. Он удивился тому, что затрудняется с ответом.

– Это очень заразная болезнь, от нее трудно избавиться.

– Похоже на то.

– Я подумаю об этом. Тебе, Чарли, в конце концов надо будет обратиться в ООН, но дай мне время. Как тебе известно, нам придется взять с собой много воды, а она куда тяжелее воздуха.

– Мне об этом говорили.

– Дай срок. А сейчас я должен идти.

– Но…

– Извини, Чарли. Долг зовет. Как выразился доктор Янски, это шанс, выпадающий раз в десять лет. Теперь перевернись.

– Тирран, – прошипел Чарли, что было непросто.

Но он перевернулся на спину, и три человека несколько минут почесывали ему живот. Потом Ларри ушел. В последний миг он подумал, не возникнут ли у Чарли трудности с восприятием его воспоминаний. Но опасности не было: при малой контактной мощности, которую они использовали, Чарли сможет забыть весь эксперимент, если пожелает. Включая освоение космоса.

Что было бы позорным провалом.

Этим вечером Ларри и Джуди ужинали с супружеской четой Янски. Доктор Доркас Янски был огромным западноберлинцем с русой бородой. Его яркая экстравертная индивидуальность всегда несколько смущала Ларри, который вряд ли подозревал, что обладает очень схожим душевным складом. Этому складу досталось куда менее объемистое тело, из-за чего все воспринималось иначе. Миссис Янски была ростом с Джуди и почти такая же хорошенькая. Выглядела тихоней, по крайней мере пока беседа велась на английском.

Разговор по ходу ужина получился весьма бурным. Как Ларри сказал позже: «Приятно встретить собеседника, любящего обсуждать то же, что и ты». Они сравнивали растущий вширь Лос-Анджелес с устремленными ввысь небоскребами Западного Берлина.

– Мечта достичь звезд, – сказал Янски.

– Вы окружены Восточной Германией, – утверждал Ларри. – Вам некуда расти, кроме как вверх.

Они потратили немало времени на обсуждение, какая из одиннадцати форм коммунизма наиболее близка к марксизму, и наконец решили подождать и посмотреть, чье правительство быстрее развалится. Поговорили о смоге: откуда он берется теперь, когда на равнине Большого Лос-Анджелеса нет ни промышленных концернов, ни работающих на углеводородах машин? В основном от приготовления пищи, подумала Джуди. От сигарет, сказал Янски, а Ларри предположил, что к росту загрязнения окружающего воздуха может приводить электростатическое кондиционирование помещений. Они обменялись мнениями о дельфинах. Янски имел смелость усомниться в разумности дельфинов – просто потому, что они ничего не построили за всю историю своего существования. Задетый за живое Ларри вскочил и прочитал экспромтом самую волнующую лекцию в своей жизни. О деле заговорили только за кофе.

– Мистер Гринберг, вы не были первым человеком, научившимся читать мысли дельфинов, – сказал Янски, держа огромную сигару, как профессорскую указку. – Правильно ли я думаю, что контакты с дельфинами послужили лишь своего рода тренировкой?

– Правильно, – с энтузиазмом кивнул Ларри. – Мы с Джуди пытались получить место на «Ленивой восьмерке-три», которая направится к Джинксу. Уже из стандартных тестов я знал, что обладаю некоторой склонностью к телепатии, и, когда услышал первые сообщения о брандашмыгах, стало ясно, что мы полетим. До сих пор никому не удалось понять язык брандашмыгов, и на Джинксе нет ни одного контактера. Я поэтому вызвался работать с дельфинами, а Джуди начала изучать лингвистику, и мы записались в полет как команда супругов. Я еще подумал, что наш маленький рост будет решающим доводом. Работа с дельфинами была лишь практикой для общения с брандашмыгами, – он вздохнул, – но эта дурацкая экономическая война с Поясом рушит все космические исследования. Негодяи!

Джуди взяла его за руку.

– Мы все равно туда попадем, – пообещала она.

– Ну разумеется, – произнес Ларри.

– А может, вам это и не понадобится, – заметил доктор, подчеркивая свои слова жестикуляцией с сигарой. – Если гора не идет к Магомету… – Он сделал выжидательную паузу.

– Не хотите же вы сказать, что у вас здесь есть брандашмыг? – поддразнила его Джуди, у которой было основание для иронии: брандашмыги весили тонн по тридцать.

– Я что, волшебник? Не брандашмыги, но кое-что другое. Я упоминал, что занимаюсь физикой?

– Нет. – Ларри был удивлен: что физику могло понадобиться от контактера?

– Да, я физик. Мы с коллегами уже лет двенадцать работаем над полем, замедляющим время. Мы знали, что такое возможно, математика этого дела хорошо известна, но инженерные методы оказались крайне сложными. Потрачены годы.

– Но вы его получили.

– Да. Мы разработали поле, которое превращает шесть часов наружного времени в одну секунду времени внутри поля. Отношение наружного и внутреннего времени меняется большими… э-э… квантовыми скачками. Отношение двадцать одна тысяча к одному – это все, чего нам удалось добиться, и мы не знаем, каким окажется следующий квант.

Джуди вдруг предложила:

– Так постройте две машины и поместите одну в поле другой.

Физик громогласно расхохотался, так что комната, казалось, сотряслась.

– Простите меня, – сказал он, успокоившись, – но очень забавно, что вы столь быстро пришли к такой идее. Разумеется, это одна из первых вещей, нами испробованных.

Джуди явно подумала что-то нехорошее, и Ларри предостерегающе сжал ее руку. Янски ничего не заметил.

– Дело в том, что поле, замедляющее время, не может существовать внутри другого подобного поля. Я даже доказал это математически.

– Очень жаль, – сказал Ларри.

– А может, и нет. Мистер Гринберг, вы что-нибудь слышали о Морской статуе?

Пока Ларри копался в памяти, ответила Джуди:

– Я слышала! В «Лайфтаймсе» были ее снимки. Эту штуку нашли за пределами бразильского континентального шельфа.

– Да, правильно, – вспомнил Ларри, – ее обнаружили дельфины и продали ООН за разное подводное оборудование. Некоторые антропологи решили, что удалось отыскать Атлантиду.

Он вспомнил фотографии бесформенной фигуры четырех футов в высоту, со странно вытесанными руками и ногами, горбатой спиной и шарообразной головой, отполированной до зеркального блеска.

– Эта статуя похожа на раннее изображение гоблина.

– Да, действительно похоже. Она у меня здесь.