Хроника о девушках Сэмплика (ЛП) - Страница 1

  (3 сентября)

В свои 40 решил взяться за большое дело — писать каждый день в эту новую чёрную книжицу, которую только что купил в «ОффисМаксе»[1]. Прямо воодушевлён от мысли, как через год, с расчётом одна страница/один день, испишу 365 страниц, и какая картина жизни и времени будет потом в распоряжении у детей и внуков, даже правнуков, да у кого угодно — все приветствуются (!), чтобы дать им понять, какой же на самом деле была/есть жизнь. Ведь в самом деле, что нам сейчас известно об иных временах? Как пахла одежда и какие звуки издавала карета? Будут ли люди в будущем знать о том, например, какие звуки издаёт самолёт, когда летит куда-то ночью, после того как самолёты к тому времени уже устареют? Или узнают ли они, что кошки иногда дрались по ночам? Или к тому времени изобретут какой-нибудь химический препарат, чтобы кошки больше не дрались? Прошлой ночью привиделось, будто спариваются два существа, а оказалось, что за окном дрались две кошки. Будут ли люди в будущем вообще знать, что такое «демоны»? Или наша вера в них покажется им странной? А будут ли существовать «окна»? Интересуюсь будущими поколениями, а сам, образованный умный человек, в холодном поту просыпаюсь по ночам, думая, что один из демонов, быть может, под кроватью? Да собственно и ладно, я не планирую писать тут энциклопедию, если в будущем кто-то это прочитает и захочет узнать значение слова «демон», то загляните в книгу под названием «энциклопедия», если таковые у вас ещё имеются.

Я уже путаюсь из-за усталости и этих дерущихся кошек.

Буду писать по двадцать минут каждый вечер, вне зависимости от того — устал я или нет.

Так что, будущие поколения, всем вам спокойной ночи. И знайте, что я был таким же человеком, как и вы, и тоже дышал воздухом и напрягал ноги в попытке уснуть и во время письма подносил карандаш к носу, чтобы его понюхать. Хотя кто знает, может, вы в будущем уже пишите лазерными ручками? Но наверняка и у них есть специфический запах. Или ручки (лазерные) вы уже не нюхаете? А, впрочем, уже поздно, мне не хочется сейчас вдаваться в эти философские размышления. Но отныне писать сюда каждый вечер минут по двадцать я буду. (Если будет неохота, то просто подумаю, сколько будет оставлено потомкам за один только год!)

(5 сентября)

Упс. Пропустил один день. Весь в суматохе. Подведу итог вчерашнего дня. Тяжелова-то вчера пришлось. Пока отвозил детей в школу, у «Парк Авеню» отвалился бампер. Примечание будущим поколениям: «Парк Авеню» = марка машины. Она у нас уже старая. Совсем старушка. Даже слегка проржавела. Села Эва и спросила, что такое «старьёвщина». Вот тогда-то бампер и отвалился. Мистер Ренн, учитель истории, оказался весьма кстати: приделав бампер на место (примечание: написать рекомендательное письмо директору), он сказал, что в колледже у его машины как-то тоже, износившись, отвалился бампер. Эва уверила меня, что бампер просто своё отслужил — вот и отвалился. Я ответил, конечно, отслужил, так всё и было, всё случилось само собой, я-то в этом точно не виноват. В итоге они у меня до сих пор перед глазами стоят: трое милейших детишек с грустными и смущёнными личиками робко держащие бампер на коленях. Получилось так, что один его конец выходил в открытое окно со стороны Эвы, так что сегодня у неё заложен нос, плюс от острия бампера на руке у неё остался порез. Мистер Ренн привязал носовой платок к концу бампера, который выходил из окна. Когда Эва выразила озабоченность по поводу привязанного платка («Папа, мы забыли вернуть платок, какие же мы безолаберные»), я сказал, что мне кажется это совсем неверным. Но по пути домой, платок, конечно же, унесло.

Лилли по своей натуре откладывает всё на будущее, а потому смотрит на вещи под таким углом: какой дурак, сказала она, будет думать о бампере, если мы всё равно скоро разбогатеем и купим новую машину? Приехав домой, отнёс бампер в гараж. В гараже наткнулся на огромную мёртвую мышь, или маленькую белку, по которой ползали личинки. Взял совок, чтобы убрать белку/мышь в помойку. Но от неё осталось грязное пятно — будто масло с налипшими пучками волос.

Постоял, посмотрел на дом, мне стало грустно. Подумал: А что грустить? Не грусти. А то сам грустный и всех остальных опечалишь. Пошёл весь такой весёлый, ничего не говорю ни о бампере, ни о пятне от белки/мыши, ни о личинках, и дал Эве ещё мороженного в знак извинения за то, что грубо с ней разговаривал.

Она милейший ребёнок. У неё большое сердце. Однажды, будучи совсем маленькой, она нашла дохлую птицу во дворе и положила её на качели, чтобы «её увидела семья». Плакала, когда я выбрасывал шатающийся стул, требовала, чтобы он сказал, что хочет прожить остаток своей жизни в подвале.

Нужно стать лучше! Добрее. Прямо сейчас. Скоро они вырастут, и как печально будет, если у них в памяти ты останешься вспыльчивым, раздражённым человеком за рулём старой развалюхи.

Список того, что обязан сделать: разобраться с чековой книжкой. Получить наклейку от инспекции для машины. Приделать бампер. (Примечание для себя: бампер переместить прямо на наклейку?) Очистить пятно от белки/мыши, так как дети могут играть в гараже.

Список того, что нужно сделать: привести подвал в порядок. (Из-за недавнего дождя его слегка подтопило и коробки/упаковочные материалы, оставленные на Рождество,пострадали. Клетка для морской свинки, похоже, тоже плавает. И, кажется, её унесло уже на стиралку. Так что во время стирки снова кинуть её в воду.)

Когда же у меня будет достаточно времени/средств, чтобы сесть на куче сена и понаблюдать за лунным восходом, пока семья спокойно отдыхает себе в роскошном особняке? Тогда-то я и смогу серьёзно поразмышлять о смысле жизни и т. д. и т. п. У меня такое ощущение (у меня оно и раньше всегда было), что скоро всё так с нами и случится!

(6 сент.)

Очень тоскливо прошёл день рождения у подруги Лилли — Лесли Торрини.

Дом — особняк, где жил когда-то Лафайетт[2]. Торрини показали нам комнату Лафайетта: теперь это их «комната отдыха». Плазму, площадку для пинбола, массажёр для ног. Тридцать акров, шесть пристроек (они их так и называют — «пристройки»): для Феррари (три), для Порше (две, плюс одну он сейчас перестраивает), для старинной карусели, которую они восстанавливают всей семьёй (!). Над рекой, заполненной форелью, пролегает Восточный мост, доставленный из Китая. Показали нам след от копыта, оставленный какой-то династией. В гостиной, рядом с фортепиано фирмы «Стейнуэй»[3], гипсовый слепок копыта ещё какой-то династии, которая и того древнее, в древесине другого моста. Автограф Пикассо, автограф Диснея, платье Греты Гарбо, которое она когда-то носила, — всё это помещалось в огромном шкафу из красного дерева.

Сад, за которым присматривает парень по имени Карл.

Лилли: Вау, этот сад в десять раз больше, чем весь наш двор.

За цветником ухаживает другой парень, которого тоже почему-то зовут Карл.

Лилли: Ты хотел бы здесь жить?

Я: Лилли, ха-ха, не надо…

Пэм (дорогая моя жена, любовь всей моей жизни): А что она не так сказала? Ты хотел бы здесь жить? Я — уж точно…

Перед домом на широкой лужайке — подвесная аппаратура с ДС, я такой огромной в жизни не видел, все в белом, в белых униформах, развивающихся на ветру, и тут Лилли говорит: Мы можем подойти поближе?

Лесли, её подруга: Можем, но обычно не походим.

Мать Лесли, одетая в саронгу: Мы к ним не подходим, потому что уже успели ими налюбоваться, дорогая, но ты, наверное, хочешь подойти? Может, это всё в новинку для тебя и ты просто в восторге?

Лилли, застенчиво: Ну, да.

Мать Лесли: Ну тогда, пожалуйста, развлекайся.