Хроника лишних веков (рукопись) - Страница 49

Изменить размер шрифта:

— Я вас внимательно слушаю, Николай Аристархович.

Вдруг я подумал, старше она меня или нет. И усмехнулся… о чем сильно пожалел. Потом пожалею еще сильней.

— Видите ли, Екатерина Глебовна, мой долг — исполнить… — От волнения чуть не выпалил разом: «последнюю волю». — Исполнить поручение Аристарха Ивановича Чагина.

Улыбка Екатерины Глебовны раскололась.

— Он… где? — спросила она, вытягиваясь в струнку.

Я тоже вытянулся, вздохнул поглубже, подумал: «Так-то лучше…»

— Екатерина Глебовна, я — печальный вестник. Аристарх Иванович Чагин ушёл из жизни на моих глазах. В Манчжурии.

Она побледнела, закрыла глаза и шепнула:

— Так далеко…

Потом я долго смотрел на поверхность кофейной тьмы, что была абсолютно гладка и недвижна. Когда я очнулся, то увидел, что лицо Екатерины Глебовны светло, и смотрит она в окно, на Рим. Потом очнулась и она.

— Извините, — бескровно улыбнулась она. — Вы его хорошо знали?

— Всего несколько дней… но самых горьких дней нашей жизни.

— Аристарх был прекрасным человеком, — сказала она, словно опять прося у меня извинения.

— Екатерина Глебовна. — Я положил руку на пакет и почувствовал себя уверенней. — Полковник перед смертью поручил мне передать вам…

— Что это? — перебила она меня и с испугом отстранилась.

Ив эту минуту я совершил самую тяжкую ошибку.

— Видите ли, это — двадцать очень древних и очень золотых ценных монет. Пусть вас не удивляет такая странная коллекция…

…и осёкся.

Она медленно и грустно качала головой.

Воздух каменел, превращался в лёд. Я застывал во льду.

— Я не могу принять этих денег… Я знаю, что Аристарх думал обо мне… как я здесь, одна. Он был прекрасным человеком… Николай Аристархович, я вынуждена сообщить вам, что я замужем… — Льдинки на ее губах ломались, ломались, мучительная улыбка не таяла. — Мой муж — итальянец. Маркиз Ч-ти… У меня теперь нерусская фамилия.

— Он несомненно прекрасный человек.

Ее плечи опустились. Она вся сникла.

— Зачем вы обижаете меня?

«Ты не гипербореец, а сволочь», — сказал я себе, но не мог подавить в себе нараставшую злость.

— Простите, Екатерина Глебовна, простите меня ради Бога. Всё ломается внутри.

— Я вас понимаю. Я полагала, что и вы меня поймёте… Наконец, мы с Паоло знакомы не один год… Почему вы так смотрите на меня?

Я, правду сказать, вообще не видел ее — в глазах темнело.

— Екатерина Глебовна, вы делаете из меня Вечного Жида…

— Я не понимаю…

— Простите. Но может быть, все же… я оказываюсь… в очень неясном положении.

— Вы из России недавно?

— Как сказать…

— Я прошу вас… поймите меня… Ваши чувства успокоятся, а я… — В ее глазах блеснули слёзы, не льдинки, она поднялась. — Благодарю вас. Вы сделали для меня очень многое… Я передаю вам права — распорядитесь по своему усмотрению.

Прошло еще несколько мгновений. Я проводил ее… Механический Марко треснул дверцей, авто ускользнуло в какие-то неведомые пространства.

«Ты плохо о ней думаешь», — бросил мне в спину Демарат.

«Прости», — не оборачиваясь, уже по привычке ответил я ему.

«Ты неисправим», — засмеялся он.

Сорок восемь ступеней вверх отняли у меня последние силы.

— Вы поссорились? — опять встревожилась мама.

— Мы не могли поссориться, — ответил я, заползая боком на диванчик. — Я видел ее первый и последний раз в жизни.

Мама подошла и поцеловала меня в висок.

— Плохи мои дела, мама, — по дурости разоткровенничался я. — Боюсь, я обречен на вечные скитания.

Этого говорить тоже не стоило.

В чем оно, Провидение?… Возьми г-жа Ч-ти «червонцы»… а не провалился бы я в тот же миг в Манчжурию, в шубу, тихо умирать-замерзать под шаманские завывания?.. не убил бы стариков своим последним, внезапным исчезновением без вести?

Я починил, как мог, серебряную шкатулку, выправил ее бока и с маленьким проектом на блокнотном листке посетил итальянского гравера.

«Потомкам г-жи Ч-ти — в собственные руки».

Никакого года. Никакой подписи.

Шкатулка провалилась глубоко в трещину Колизея. Я наскрёб горстку мелких древних камешков и присыпал ими маленькую гробницу.

Я прожил в Риме семь лет.

В двадцать пятом умерла мама. Отец, торопясь следом, чаще, чем раньше, шутил, а в последний день долго сидел на постели, с лёгкой печалью смотрел сквозь стены и Рим, как когда-то в России, поверх моей гимназической фуражки — на опустошенный пригорок, на незримую красоту исчезнувшей берёзовой рощи.

Родители мои легли в землю где-то по соседству со стратегом Демаратом, с египтянкой Нисаэрт, тоже имевшей римское гражданство, и с бескровным и честным римским префектом.

Только мне не было покоя в Риме, не было мне уже там места, где подклонить в покое голову.

Меня гнало прочь, я искал себе какой-нибудь город-нигде и нашел: Харбин. В конце концов, я ведь должен был попасть по указке полковника Чагина именно в Харбин, не попадись мне на пути та злополучная полынья.

Три года я просуществовал в Харбине, наслаждаясь лунным ликёром.

И однажды я увидел сон, гремящий и яркий, сильнее яви.

Огромный табун грохотал водоворотом вокруг алого шатра.

Я догадался: в сердцевине шатра, на ложе — тело повелителя гуннов.

Я уже давно знал, читал еще в гимназии: в день погребения своего владыки варвары закрутили вокруг его ложа десять тысяч кобылиц.

Тяжелый вихрь вытягивался в небеса, поднимая воронкой душу Аттилы и его Марсов меч…

Я вскочил с постели.

Коренастые, похожие на мускулистую саранчу Апокалипсиса, лошади Аттилы грохотали по крышам Харбина.

«Еще три дня после окончания битвы души погибших сражались над Каталаунскими полями…» Вот — предание. Как же я не догадался раньше!

Словно бы тёмное бельмо лежало на памяти — и вдруг растаяло.

Вот ради какой цели Аттила стремился к поражению на земле! Великая конница-орда мёртвых — его новая непобедимая армия, живые стали ни к чему. Ему не терпелось взойти на краду, в погребальный огонь Он опасался только одного, опасался — пренебречь правилами великой Игры в кости.

Аттила не умрет. Он поведет своих лохматых гренадёров к звёздам — топтать империи Млечного Пути и царства Андромеды. И наступит день, когда он, страшное чудовище Гарм, подступит к стенам Валхаллы. Боги тоже ждут Судного Дня.

Что могу противопоставить им всем я, самозваный гипербореец? Могу!

Я соберу всех своих, неприкаянных и обремененных, залитых водами потопа: полковника Чагина, и воина Сигурда, и Рингельд, и стратега Демарата, и Нисаэрт — и всех своих, кого сумею разыскать. Я соберу их всех, и, как Моисей, выведу их из пустыни страшной игры богов, называемой «временем». Для чего-то я еще нужен, живой…

Я соберу их всех по сусекам вселенной и времён и выведу всех в землю неведомую, в ту пору неизвестную, и лишь спустя тысячу лет после того, как наш прах истлеет в ней, эту землю горделиво нарекут Третьим Римом. Там мы дождемся, наконец, Судного Дня и скажем:

«Господи, помилуй нас, грешных. Мы обманулись. Мы играли в плохую игру, но играли в нее честно — и до конца».

Извещение читателям.

Уже после сдачи последней части рукописи в набор редакция получила достоверное известие о том, что Николай Аристархович Арапов убит в Манчжурии при переходе границы советской России. Надеемся сообщить подробности в ближайших номерах.

Сергей Анатольевич Смирнов, член СП России
Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com