Христианский квартал (СИ) - Страница 4
Подумалось: неудобно будет деду по такой земле ходить. А через пару лет мама принесла книжку про Винни-Пуха. Я не стал читать, и забросил её под шкаф.
* * *
Первый класс. Первая драка. Первая сигарета. Первая любовь.
В магазин за хлебом, в кабинет за справкой, в овраг за гильзами, к завучу за журналом, на прогулку с собакой...
Броненосцы уходят под серую воду, всё ниже, вглубь, в самое сердце, оседая папиросным пеплом. Где-то... где-то рядом, далеко, застыло тело... Кудри мои русые, очи мои светлые травами, бурьяном да полынью поросли... моё тело, с треклятым виртошлемом не башке... Кости мои белые, сердце моё смелое коршуны да вороны по степи разнесли...
Книга читает меня.
* * *
Мне десять. Через лифтовой чердак вылезаем с братом на крышу. Осень, серые облака над головами, пеньки соседних многоэтажек по сторонам, кляксы голубиного помёта на синем рубероиде. Подтаскиваем к краю старый аккумулятор. Внизу -- никого. Бросаем в двенадцатиэтажную пропасть, заворожено глядя, как чёрный брусок несётся к земле. А внизу открывается дверь, из подъезда выходит...
* * *
Не раньше, чем меня дочитают, я вернусь... Готические замки зубьями башен рвут мою душу. ...я вернусь в своё тело... Небо плюёт сажей, чёрный снег застилает глаза, туманит память, остатки памяти, огрызки... сброшу ненавистный виртошлем... Шелест травы, хрип. Лавины вервольфов бегут, проницая тьму красными углями глаз... рухну с кресла, уставившись в пол... Латники чеканят шаг, выходя из сумерек, всплесков, шорохов, трелей цикад, ад... а потом меня вырвет... Гнилой запах. Мокрые халаты, липнущие к коже. Удушье...
а потом, видит Бог, я найду того, кто это сделал со мной...
Сколько там ещё осталось?
* * *
Мне пятнадцать. Поднимаюсь по мрачной бетонной лестнице. Площадка меж четырьмя дверьми, высвеченная жёлтой лампой. Засиженный мухами плафон. Кафель под ногами. На цыпочках подхожу к двери. Прислоняюсь ухом к обивке... из щели тянет теплом, доносятся голоса. Жадно вслушиваюсь, в надежде различить её голос. Я слышу! Кто-то с той стороны подходит...
* * *
Исписанная зачётка, пиво в парке: два литра на троих... Были люди, которые разговаривали с Создателем как с другом, и Всевышний нисходил советоваться с ними о судьбах мира. Монотонный голос препода, парты полукругом, заснеженные ветви за окном. Были люди, кто умел разглядеть в человеке Человека, и ценили это превыше всех благ. Копна обесцвеченных волос, пустые глаза. А ныне мы силимся разглядеть Человека в программе и нисходим к созданию рук своих, советоваться о судьбах мира... Маш, а Маш, дашь иль не дашь?
Глобальная сеть... Мы попались. Я попался. Словно муха в янтаре. Теперь, -- только терпеть и ждать, бессильно наблюдая, как электронная гадина холодными щупальцами шарит в моей голове, выкачивая память, преобразуя в вербальный ряд... яд... Распиная мою жизнь на сюжетно-фабульной дыбе. Обращая радости и беды в килобайты, мегабайты... Что же ищешь ты во мне, виртуальная тварь? Зачем выворачиваешь наизнанку?
* * *
Книга - друг... Мутный поток образов размывает сознание... книга - брат... не могу мыслить... складывать сам... книга - мать и отец... лишь сентенции, будто сорвавшиеся с чужих губ... какая книга взяла бы вас с собой на необитаемый остров? Господи, только б не потеряться... Ты ведь и здесь должен слышать...
Стиснуть зубы и ждать. Терпеливо. Пока она не высосет из меня всё, до последнего...
Сколько там ещё... до конца?
* * *
Рык, скрежет, лязг, вой. Лунные рыцари булавами крушат мои кости. Оборотни жадно вгрызаются в плоть. Кровь хлещет, растекаясь по жанровым схемам, напаяя соком сюжетные ходы, прорастая метафорами, застывая узорами стилистических изысков...
Родные и близкие растасованы по персонажам. Воспоминания расплавлены и отлиты в описания, интерьеры, экстерьеры... Монологи, диалоги, полилоги... Завязка, кульминация... Всё просчитано, выверено. Машина знает. Любовь и ненависть рассыпались блёстками штампов и осели на аляповатый коллаж, наструганный из моей жизни.
Внутри всё пылает, ментальный сканер выжигает остатки... Догорай!
Ну же! Что тебе ещё надо? Вот я, перед тобой! Моя злость, моя боль, моя страсть -- забирай! Что ещё? Неужели этому не будет конца? Господи...
* * *
Волны Волги словно волки... Нейронный распад. Инверсия. Логические связи истончаются... рвутся... тают... Я тону, захлебнувшись образами. Мне уже не вынырнуть. Гаснут последние отсветы мыслей. Остаётся лишь одно, невыразимое. То, что глубже слов и тоньше ощущений. Наверное, оно и есть моё "я"... Или что-то ещё? Кто-то ещё?
Броненосцы с глухим стуком касаются дна. Многотонная тяжесть ложится на грудь. Сердце не выдерживает и рвётся, выплёскивая чёрно-бурую слизь...
Беспроглядной тенью сгущается ото всех сторон... моя слабость, мой позор.
И из этой чёрной тени не восстань мне...
Nevermore
* * *
Выхолощен. Темнота. Тяжёлое дыхание. Пустота и гул в голове, как после удара колокола. С меня снимают шлем. Щурюсь на яркий свет. Синие лампы, зелёные стены, фигуры в белых халатах...
И я вижу того, кто это сделал со мной.
- Потерпите ещё чуть-чуть. - говорит он мне, коля иглой предплечье, - Мы предупреждали, что будет немного некомфортно.
Разлепляю пересохшие губы, пытаюсь сказать. Из горла вырывается кашель.
- Ещё немножко. Сейчас станет легче.
И правда -- становится. Память возвращается. Кусками. Вспоминается реклама... "Автобиограф. Больше, чем книга, больше, чем программа". Разговоры... А сегодня пятница. Гляжу на табло -- хм, прошло-то всего пятнадцать минут. Ох, неужели я ещё за это деньги выложил?
А образы откатывают, блекнут, мелеют, только неприятный осадок остаётся, будто черви копошатся в желудке...
- Ну как, лучше?
- Угу.
- Хотите кофе? Помогает.
Мотаю головой.
- Обработка завершена. Перед сеансом вы настаивали, что желаете получить сигнальный экземпляр сразу же после выхода. Вспомнили? Вы подтверждаете своё намерение?
- Ну... да.
Хлыщ в белом халате потянулся куда-то за моей спиной. Затем вынул небольшой томик и сунул мне в руки. Ещё тёплый. Броская обложка. Твёрдый переплёт. Бумажные страницы. Эстетика уходящего века. На обложке -- гравюра. Ночь. Замок. Принцесса на балконе и рыцарь с серым волком у ворот.
Открываю.
Глаза машинально скользят по строчкам, сознание распознаёт буквы, переводит в слова, слова -- в образы... Странно. Будто смотрю себя на просвет. Вижу...
Чёрно-бурую слизь.
Как я лгал, предавал, как глумился, как я... Да, даже это есть. Невесело усмехаюсь, листая страницы. Так вот, значит, как ты выглядишь, моя совесть.
Двадцать минут
Тихо. Дело к шести. Сумрак в храме понемногу сгущается. Синие огоньки лампадок, кажется, проступают ярче перед высокими, тёмными иконами. От приоткрытых дверей с улицы тянет прохладой и сиренью.
Влад потянулся к выключателю и зажёг настольную лампу. Вспыхнув, жёлтый круг выхватил стопки рыжих свечей, иконки и крестики с той стороны стола. Почесав подбородок с проступающим пушком, парень достал из кармана книгу, и углубился в чтение.
«Начало колонизации Ио было положено в 2117 году совместной экспедицией...»
Влад зевнул и выдвинул ящик стола. Где-то у Вити здесь мятные ледяшки обретались. Так, листки для записок, коробка с мелочью, карандаши, поминальная тетрадь - нету, облом. Надо было спросить, когда сменял. Теперь уж Витя, небось, на полпути к дому. Ладно, всего полчаса осталось до закрытия. А потом - в сторожку, чай пить с пряниками. И - снова читать эту нудятину про спутники Юпитера. Послезавтра зачёт по «освоению».
Хорошо хоть, народу нет. Вообще вечером, когда не служат, людей заходит мало. Так и сегодня. Только один пилот заглянул, из Космопорта, трёхкредитку на канун поставил; да ещё две тётки, проездом с Марса, - вон их свечки мерцают на золотистых подсвечниках перед Спасителем и Богородицей.